Возможно, ей следовало стыдиться своей жизни, но она, напротив, чувствовала гордость. Я никому не навредила, говорила она самой себе. А это само по себе уже достижение. Но потом ей вспомнилось лицо Санти, уходящего от нее полтора года назад. Нет, это неправда: она навредила ему. И ему, видимо, было так больно, что он ни разу не написал ей.
Она подлила себе шампанского. Если для нее и впрямь начинался новый отрезок жизни, ей непременно нужно кое с кем повидаться: с тем странным ясновидящим коротышкой, который много месяцев назад, жаркой сентябрьской ночью, предупреждал ее об опасностях, которые подстерегают ее семью.
Идея была безумная, это она понимала, но это было единственно правильным в рождественский день сумасбродством, сразу после рождественского сандвича. Она попытается разыскать дом этого провидца, позвонить ему и узнать, дома ли он. Если его не окажется или он будет занят, она просто повернется и пойдет домой. Если он будет свободным и раскинет на нее карты, тогда она узнает, что ждать от судьбы сейчас, когда она решилась изменить свою жизнь. Она была слегка навеселе, когда, накинув норковое манто, вышла на улицу.
Рождественский день праздновался по всему Манхэттену. Даже нечего было и думать, чтобы этот день мог быть похож на остальные. Прохожие на улицах казались иными, движение было небольшим, и от этого улицы казались подсвечены серовато-металлическим оттенком. Она закуталась в свое манто, переходя Коламбия сёркл. Несколько бездомных грелись возле огня, полыхавшего в мусорном ящике. Они прокричали ей: «Счастливого Рождества», помахали вслед, и ее озабоченное лицо расплылось в улыбке. Похоже было, что они наслаждаются праздником куда больше, чем она. Она подошла к ним и каждому вручила по пять долларов. «Бог да вознаградит тебя!» – сказал один из них, и слова показались ей такими чудесными в этот сумрачный день.
Сможет ли она узнать модную новостройку? Она запомнила, что там была громадная люстра, слишком большая для холла. Она шла вверх по Бродвею, миновала Центр Линкольна, где в многочисленных кафе толпились люди. Дом она разыскала, он претенциозно назывался «Линкольновский жилой дом». Она поговорила со швейцаром, описав ей молодого коротышку с развитой мускулатурой и волнистыми черными волосами, который живет где-то на верхних этажах и предсказывает судьбу. Она показалась смешной сама себе.
– И вы не помните его имени? – нахмурившись, осведомился швейцар.
– Что-то итальянское, вроде Балдуччи, Риккони, Гриссини. – Она засмеялась.
– Палоцци? Чарльз Палоцци? – спросил он.
– Точно он! – обрадовалась Марчелла. Все это походило на детектив.
– Пятнадцать-А, – назвал ей номер швейцар. – Хотите, я сообщу о вас?
– Это было бы неплохо, – согласилась Марчелла.
– Как о вас доложить? – спросил он, набирая номер.
– Скажите, миссис Уинтон.
Она посмотрела на часы. Было половина шестого, и уже начинало темнеть.
– Эй, Чарльз? Некая миссис Уинтон хочет тебя видеть. – Нахмурившись, он передал ей трубку. – Хочет поговорить с вами лично. Она подошла к телефону:
– Чарльз? Простите, что беспокою вас в такой день. Вероятно, вы меня не помните, вы раскладывали на меня карты несколько недель назад. Я еще была в туфлях от Шанель, помните?
– Ой, я знаю, кто вы! – Гнусавый голос, жужжавший в телефонной трубке, звучал так необычайно знакомо, как будто это был ее первый друг в Нью-Йорке. – Мы как раз готовим индейку. Хотите подняться?
– Но вы уверены, что я не помешаю?
– Бросьте, на Рождество все желанные гости! Пятнадцать-А. Поднимайтесь.
В лифте она размышляла, кто бы мог быть у него в гостях. Вероятно, такой же накачанный парень, как и он сам, решила она. Это было самое странное Рождество в ее жизни, но все лучше, чем сидеть одной дома. Кроме того, ей было невтерпеж погадать на себя на картах.
Чарльз был в плотно облегающем его смокинге и в черном пышном галстуке. Помощницами на кухне оказались две его сестры, обе невероятных размеров тетеньки за тридцать, которых он церемонно представил: Розелла и Андреа. Пока они поливали жиром индюшку и готовили легкую закуску, раскладывая по вазочкам сыр, орехи и оливки, мужья обеих тихо беседовали о чем-то в гостиной.
– Уверен, что оба только что вышли из тюрьмы! – прошептал Чарльз, кивая Марчелле из коридора, где он вешал ее манто. Он давился смехом, прикрывая ладошкой рот. – Мои сестры написали им по объявлению по переписке в «Вилладж войск». Идите взгляните на них. – Он хихикнул: – Со смеха можно умереть!
Марчеллу представили двум кубинцам в гостиной. Они пожали ей руку и сказали «Привет!», показавшись ей совершенно безобидными. Хотя Чарльз был в смокинге, а его сестры в пышных до пят шифоновых платьях, эти мужчины были в джинсах и свитерах, как будто не догадывались, что на дворе Рождество.
Чарльз открыл холодильник и продемонстрировал ей большую бутылку «Моэ э Шандон».
– Видите? – спросил он Марчеллу. – Сто двадцать баксов за бутылку! Все самое лучшее для моей семьи! – Он наклонился к ней и зашептал: – Вы непременно оцените!
– Какая чудная шуба, – говорила из прихожей Розелла, поглаживая мех норки, висевшей не стене. – Присаживайтесь, присоединяйтесь к нам, еды тут хватит на всех!
– Да, а если и нет, тебе не повредит съесть поменьше! – крикнул Чарльз.
Розелла, в которой было, наверное, двести пятьдесят фунтов, завопила:
– Этот рот чересчур большой! – и дала брату увесистый подзатыльник.
– Розелла водит такси, – гордо сообщил Чарльз.
– Только по ночам! – уточнила из кухни Розелла. – А днем я работаю в «Сити-холле».
Почему-то Марчелла поняла, что ее здесь ждали. Чарльз открыл дверь духовки, чтобы проверить индейку.
– Что, готова? – спросил он. Через плечо он заметил: – Здесь всегда на Рождество полно народу.
После этих его слов все уселись за стол и начали поглощать индейку, огромные порции которой накладывали на бумажные тарелки, добавляя салат из капусты, сладкий картофель, соус из клюквы и подливку. Мужья ели молча, все были очень серьезны за едой, смакуя индейку и протягивая руки то за перцем, то за солью. Чарльз играл роль гостеприимного хозяина, открыв бутылку шампанского и разливая его без устали по бокалам, рассказывая светские новости, которых ни его сестры, ни их мужья не понимали.
Как только была съедена вся индейка, обе толстухи немедленно убрали со стола и, отправившись в тесную кухню, перемыли всю посуду, вытирая и расставляя ее на полки. Их мужья тут же развернулись к телевизору и уткнулись в футбольный матч, ковыряя в зубах. Весь обед занял не больше четверти часа.
– Это первое семейное Рождество в моем собственном доме, – гордо объяснил Марчелле Чарльз, наблюдая за своими хозяйственными сестрами. Он взглянул на мужей, которые готовы были вот-вот заснуть, и закатил глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Она подлила себе шампанского. Если для нее и впрямь начинался новый отрезок жизни, ей непременно нужно кое с кем повидаться: с тем странным ясновидящим коротышкой, который много месяцев назад, жаркой сентябрьской ночью, предупреждал ее об опасностях, которые подстерегают ее семью.
Идея была безумная, это она понимала, но это было единственно правильным в рождественский день сумасбродством, сразу после рождественского сандвича. Она попытается разыскать дом этого провидца, позвонить ему и узнать, дома ли он. Если его не окажется или он будет занят, она просто повернется и пойдет домой. Если он будет свободным и раскинет на нее карты, тогда она узнает, что ждать от судьбы сейчас, когда она решилась изменить свою жизнь. Она была слегка навеселе, когда, накинув норковое манто, вышла на улицу.
Рождественский день праздновался по всему Манхэттену. Даже нечего было и думать, чтобы этот день мог быть похож на остальные. Прохожие на улицах казались иными, движение было небольшим, и от этого улицы казались подсвечены серовато-металлическим оттенком. Она закуталась в свое манто, переходя Коламбия сёркл. Несколько бездомных грелись возле огня, полыхавшего в мусорном ящике. Они прокричали ей: «Счастливого Рождества», помахали вслед, и ее озабоченное лицо расплылось в улыбке. Похоже было, что они наслаждаются праздником куда больше, чем она. Она подошла к ним и каждому вручила по пять долларов. «Бог да вознаградит тебя!» – сказал один из них, и слова показались ей такими чудесными в этот сумрачный день.
Сможет ли она узнать модную новостройку? Она запомнила, что там была громадная люстра, слишком большая для холла. Она шла вверх по Бродвею, миновала Центр Линкольна, где в многочисленных кафе толпились люди. Дом она разыскала, он претенциозно назывался «Линкольновский жилой дом». Она поговорила со швейцаром, описав ей молодого коротышку с развитой мускулатурой и волнистыми черными волосами, который живет где-то на верхних этажах и предсказывает судьбу. Она показалась смешной сама себе.
– И вы не помните его имени? – нахмурившись, осведомился швейцар.
– Что-то итальянское, вроде Балдуччи, Риккони, Гриссини. – Она засмеялась.
– Палоцци? Чарльз Палоцци? – спросил он.
– Точно он! – обрадовалась Марчелла. Все это походило на детектив.
– Пятнадцать-А, – назвал ей номер швейцар. – Хотите, я сообщу о вас?
– Это было бы неплохо, – согласилась Марчелла.
– Как о вас доложить? – спросил он, набирая номер.
– Скажите, миссис Уинтон.
Она посмотрела на часы. Было половина шестого, и уже начинало темнеть.
– Эй, Чарльз? Некая миссис Уинтон хочет тебя видеть. – Нахмурившись, он передал ей трубку. – Хочет поговорить с вами лично. Она подошла к телефону:
– Чарльз? Простите, что беспокою вас в такой день. Вероятно, вы меня не помните, вы раскладывали на меня карты несколько недель назад. Я еще была в туфлях от Шанель, помните?
– Ой, я знаю, кто вы! – Гнусавый голос, жужжавший в телефонной трубке, звучал так необычайно знакомо, как будто это был ее первый друг в Нью-Йорке. – Мы как раз готовим индейку. Хотите подняться?
– Но вы уверены, что я не помешаю?
– Бросьте, на Рождество все желанные гости! Пятнадцать-А. Поднимайтесь.
В лифте она размышляла, кто бы мог быть у него в гостях. Вероятно, такой же накачанный парень, как и он сам, решила она. Это было самое странное Рождество в ее жизни, но все лучше, чем сидеть одной дома. Кроме того, ей было невтерпеж погадать на себя на картах.
Чарльз был в плотно облегающем его смокинге и в черном пышном галстуке. Помощницами на кухне оказались две его сестры, обе невероятных размеров тетеньки за тридцать, которых он церемонно представил: Розелла и Андреа. Пока они поливали жиром индюшку и готовили легкую закуску, раскладывая по вазочкам сыр, орехи и оливки, мужья обеих тихо беседовали о чем-то в гостиной.
– Уверен, что оба только что вышли из тюрьмы! – прошептал Чарльз, кивая Марчелле из коридора, где он вешал ее манто. Он давился смехом, прикрывая ладошкой рот. – Мои сестры написали им по объявлению по переписке в «Вилладж войск». Идите взгляните на них. – Он хихикнул: – Со смеха можно умереть!
Марчеллу представили двум кубинцам в гостиной. Они пожали ей руку и сказали «Привет!», показавшись ей совершенно безобидными. Хотя Чарльз был в смокинге, а его сестры в пышных до пят шифоновых платьях, эти мужчины были в джинсах и свитерах, как будто не догадывались, что на дворе Рождество.
Чарльз открыл холодильник и продемонстрировал ей большую бутылку «Моэ э Шандон».
– Видите? – спросил он Марчеллу. – Сто двадцать баксов за бутылку! Все самое лучшее для моей семьи! – Он наклонился к ней и зашептал: – Вы непременно оцените!
– Какая чудная шуба, – говорила из прихожей Розелла, поглаживая мех норки, висевшей не стене. – Присаживайтесь, присоединяйтесь к нам, еды тут хватит на всех!
– Да, а если и нет, тебе не повредит съесть поменьше! – крикнул Чарльз.
Розелла, в которой было, наверное, двести пятьдесят фунтов, завопила:
– Этот рот чересчур большой! – и дала брату увесистый подзатыльник.
– Розелла водит такси, – гордо сообщил Чарльз.
– Только по ночам! – уточнила из кухни Розелла. – А днем я работаю в «Сити-холле».
Почему-то Марчелла поняла, что ее здесь ждали. Чарльз открыл дверь духовки, чтобы проверить индейку.
– Что, готова? – спросил он. Через плечо он заметил: – Здесь всегда на Рождество полно народу.
После этих его слов все уселись за стол и начали поглощать индейку, огромные порции которой накладывали на бумажные тарелки, добавляя салат из капусты, сладкий картофель, соус из клюквы и подливку. Мужья ели молча, все были очень серьезны за едой, смакуя индейку и протягивая руки то за перцем, то за солью. Чарльз играл роль гостеприимного хозяина, открыв бутылку шампанского и разливая его без устали по бокалам, рассказывая светские новости, которых ни его сестры, ни их мужья не понимали.
Как только была съедена вся индейка, обе толстухи немедленно убрали со стола и, отправившись в тесную кухню, перемыли всю посуду, вытирая и расставляя ее на полки. Их мужья тут же развернулись к телевизору и уткнулись в футбольный матч, ковыряя в зубах. Весь обед занял не больше четверти часа.
– Это первое семейное Рождество в моем собственном доме, – гордо объяснил Марчелле Чарльз, наблюдая за своими хозяйственными сестрами. Он взглянул на мужей, которые готовы были вот-вот заснуть, и закатил глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182