С самого раннего возраста мы ненавидели алкоголь, это проклятие никогда не имело над нами власти. Но при этом, однако, ни один из нас не был сторонником «движения трезвенников». Напротив, все мы иной раз не прочь были выпить стаканчик. Здоровое начало в человеке всегда торжествует. Именно это здоровое начало помогло нам правильно решить вопрос об алкоголе. Это, пожалуй, одна из самых серьезных проблем, которые жизнь ставит перед человеком, вынужденным бороться с холодом. Мы прибегали к водке только как к согревательному средству и не считали ее единственным наслаждением в жизни.
В детстве я совершенно не переносил алкоголя в любых его видах, просто терпеть не мог водку. С годами я сделался более терпимым, но часто физическое отвращение к водке проявлялось и позднее. Я более или менее примирился с алкоголем, когда понял, откуда идет это увлечение. Жизненные наблюдения подсказали мне, что пьянство является скорее следствием, а не причиной тяжелого человеческого существования. Однако сам я не мог проглотить ни капли водки. Когда я обучался сапожному ремеслу, то наблюдал, как пили мастеровые: бутылки пускались вкруговую по нескольку раз в день. Я охотно бегал за водкой и сам добавлял несколько эре за свою делю, хотя был очень беден. Но как только доходило до выпивки, у меня ничего не получалось: стоило мне поднести бутылку ко рту, как появлялось ощущение тошноты. Это была бессознательная реакция организма; впоследствии она исчезла. Теперь мне кажется, что водка чудесно пахнет, — запах ее гораздо лучше, чем вкус. Однако меня тошнит каждый раз, когда от кого-нибудь несет перегаром, этот запах способен довести меня до исступления.
К сожалению, я, как назло, всегда наталкиваюсь на пьяных, мне на них просто везет. Даже на самой многолюдной улице, где друзья и враги проходят мимо, не замечая друг друга, блуждающий взгляд какого-нибудь горького пьяницы непременно остановится на мне. Идет этот пьяница, шатаясь, по противоположной стороне, бормочет что-то себе под нос, опустив голову; кругом черно от людей, но он никого не замечает — улица для него пуста. В надежде, что на сей раз мне удастся пройти благополучно, я пытаюсь укрыться среди других пешеходов. Но когда пьяный подходит ближе, всегда с неизменной точностью повторяется одно и то же: как будто его кто толкает — он подымает голову и пересекает улицу, шагая прямо ко мне, а затем подымает руку и показывает на меня. Тогда я возмущаюсь и устраиваю скандал, собирается толпа. Вот что происходит со мной при виде пьяного! Как часто я мечтал, чтобы пьяницу, пристающего ко мне, переехала машина и тем самым прервалась бы наконец цепь пьяниц, врывающихся в мое существование.
Если я и сейчас возмущаюсь злоупотреблением алкогольными напитками, то это отнюдь не значит, что я — их абсолютный противник. Я нахожу неправильным лишать наше существование тех удовольствий, которые служат красоте и здоровью, лишь потому, что некоторые ими злоупотребляют. В 1894 году, когда я заболел туберкулезом и врачи отказались лечить меня, я поехал на юг, и тогда в не меньшей степени, чем воздух и солнце, мне помогло поправиться итальянское вино. Оно заставляло мою кровь быстрее бежать по жилам и возбуждало аппетит. Так как же не ценить напиток, которому я обязан жизнью? А что ценишь тем никогда не злоупотребляешь!
Пьянство называют общественным злом, и называют вполне справедливо, однако не в этом главное. В первую очередь пьянство — это, так сказать, проявление, симптом какой-то болезни. Болезнь гнездится в самом организме и лучше поддается лечению изнутри, — бесполезно пытаться припудривать наружные язвы. Я знавал многих рабочих, питавших пристрастие к вину, которые были весьма одаренными людьми, прекрасно справлялись со своим делом и знали, к чему они стремятся в жизни — иметь хороший заработок и удовлетворять свои духовные запросы. Всего несколько десятилетий назад это было неосуществимо, и тогда люди искали утешения исключительно в алкоголе. Водка на какой-то час давала им то, в чем отказывала жизнь: рабочий переставал быть вьючным животным, на которое все смотрят с презрением, и чувствовал себя настоящим человеком, чуть ли не героем. Водка придавала ему смелости, и он предъявлял требования своему хозяину, говорил ему правду в лицо, а то даже забирал свои пожитки и бросал работу. В те времена рабочий был существом бесправным. Лишь в состоянии опьянения он воображал себя полноценной личностью. В настоящее время наиболее сознательные представители рабочего класса — самые воздержанные члены общества.
Отец мой был, несомненно, человеком незаурядным. Он писал красивым почерком, что в те времена считалось редкостью; любил читать; на все имел собственную точку зрения; он никогда не повторял чужих мнений и был мало разговорчив, являясь в этом полной противоположностью матери, которая была очень общительной и непосредственной и, обладая живым характером, не всегда тщательно взвешивала слова. В детстве я нередко замечал холодное презрение в глазах отца, когда мать с необычайной легкостью принималась обсуждать тот или иной вопрос. И я часто удивлялся, насколько они разные люди. Нет более прекрасного свойства, чем умение вовремя промолчать. Но мать была чересчур уж разговорчива. Этим же отличался и Георг.
Вероятно, различие между отцом и матерью было гораздо большим, чем это необходимо для счастливой семейной жизни. Вне дома отец был совершенно другим.
Оставшиеся после него письма характеризуют его как остроумного и наблюдательного человека с богатой фантазией, любившего всех высмеивать. Среди товарищей шла слава о его находчивости и умении рассказывать забавные истории, он везде был душой общества. И я помню, мать часто упрекала его за это.
— Там ты зачинщик всяких развлечений, а с нами дома — сущий дьявол! — говорила она.
Мне самому довелось как-то познакомиться с этой стороной характера отца, совершенно не проявлявшейся в домашней обстановке.
Двадцатилетним крестьянским парнем отец приехал с острова Борнхольм в столицу. Он принадлежал к той части молодежи, которая стремилась стать выше обычного уровня. В родных местах возможности для развития были слишком ограничены, — рассчитывать на что-либо иное, кроме того, что предназначалось тебе от рождения, было бесполезно. Отец — человек, знающий себе цену, работящий, трезвый, — стремился вперед. Тогда у него в характере, видно, не было недостатков, — по крайней мере так считала мать. «Он был такой хороший, что трудно себе вообразить, — говорила она нам, — красивый, добрый и одевался всегда опрятно,— вообще редкий человек!» Мать моя умерла в возрасте восьмидесяти лет, но до самой смерти, лишь только речь заходила об отце, охотно рассказывала о первых годах своего замужества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45