Предприимчивый был председатель. Он понимал, что на животноводстве и полеводстве колхоз не разбогатеет. Собрал стариков, знавших места тоней, время нереста, создал из них рыболовецкую бригаду. Решил он построить даже гидростанцию на ручье Пуорустаёки, пусть маленькую, но свою. Но не успел. Из-за этой станции все и началось. У колхоза и так было маловато средств, чтобы строить станцию, а тут еще предложили оказать материальную помощь соседнему колхозу, где дела шли хуже. Председатель наотрез отказался,— мол, пусть лучше работают. Ах так, сказали ему, только о себе и думаете. И прицепились к мужику. В одном обвинили, в другом, а потом приписали еще и преклонение перед буржуазной техникой, потому что в колхозном инвентаре оказалась борона типа финского «хангмо», невесть когда привезенная из Финляндии. И забрали председателя.
Николая стали вызывать в райцентр. Раз, другой, третий. Один из руководящих работников допытывался у него, почему он, коммунист, не разоблачил вовремя врага народа, а, наоборот, поддерживал его. А Николай не видел в действиях председателя ничего вражеского. А тот все не отставал. Кончилось тем, что у него отобрали партийный
билет. Просто отобрали, и все,— без собрания и без обсуждения. Конечно, если бы он сказал, дал показания, что председатель такой-сякой, его бы оставили в покое, но Николай не мог клеветать на людей! Весь этот год они жили в тревоге. Ночами, бывало, не спали... В то время Елена Петровна была беременна Миркой.
Потом как-то все обошлось. Партийный билет Николаю вернули. Родилась дочь. Вскоре молодая семья переехала на лесопункт. Николай начал готовиться к поступлению на заочное отделение Лесной академии.
— Это время и я чуть-чуть помню,— вставила Мирья.— Помню, как папа сидел за столом, а волосы спадали ему на лоб. Он махнет головой, отбросит их назад и опять читает. А волосы у него были темные.
— Да, техмные и мягкие. И характер у него был мягкий, добрый. Я тоже помню, как ты сидела в кроватке. Сидишь и все смотришь из-за решетки, как папа занимается.
Николай усиленно готовился к экзаменам, но сдавать ему их не пришлось: его ждали другие испытания, более суровые и жестокие. В воскресенье узнали о начале войны, а в понедельник утром отец поехал в военкомат. Перед тем как уйти, он долго держал дочурку на руках, целовал ее, ласкал, потом поцеловал жену и сказал:
— Что бы ни случилось, дочку береги.
Но она не уберегла. Когда их стали эвакуировать, налетели самолеты, посыпались бомбы. Она запомнила на всю жизнь крик дочурки: «Ма-ама!» Потом яркая вспышка — и ничего не стало.
Когда она пришла в себя, она увидела, что лежит на носилках и ее несут по лесу. «А где Мирка? — с трудом спросила она.— Где дочка моя?» — «Не было Мирки, не было дочурки»,— ответили ей. Но Елена Петровна уже не слышала, она снова потеряла сознание.
А партизаны, подобравшие ее на дороге среди убитых женщин и детей, сказали ей правду. Мирки на дороге действительно не было. Потому что до партизан по дороге прошли финские солдаты, гнавшие колонну военнопленных. Они увидели рядом с телом матери плачущего ребенка, велели пленным взять девочку, и так Мирка оказалась на чужбине.
Три месяца Елена Петровна пролежала в госпитале. И там узнала другую страшную весть — что Николай погиб. Так она осталась одна.
Были слезы — видимые и невидимые, были мысли —
тяжелые, как камень на сердце. Казалось, все потеряно, в жизни ничего уже неосталось.
Но жизнь продолжалась, и тогда в госпитале она приняла решение, которое осуществила сразу после выписки. Она вступила в партию. Она вступила, чтобы занять место Николая. И вместо него стала учиться заочно — в строительном институте.
— Вот так прошла наша юность, Мирья; Юность твоего отца и моя. Отец лежит под Масельгской. Да, время идет. Мы давно стали взрослыми. Мы и наша страна тоже. Пора уже. А юность наша, как вспоминаешь, все же была неплохая. Пусть мы были наивны, многое не понимали, много делали не так, а все же...
Мирья смотрела на мать затуманенными глазами. Ей хотелось о многом расспросить мать, но они и так засиделись, скоро, наверно, светать начнет. И она спросила только:
— Мама, а можно съездить на место, где стояла... наша деревня?
— Конечно. Мы обязательно съездим. Я сама жалею, что не была там давно. Всё дела, всё некогда. Там сейчас тоже строится новый поселок.
И еще об одном спросила Мирья:
— А что стало с тем, кто отнял у папы партийный билет, кто хотел, чтобы он стал клеветником?
— А что с ними сделаешь? Пусть живут. Они уже доживают свой век. Многие поступали так не по своей воле, другие после поняли, что были не правы. А тот... ты его знаешь. Не стоит о нем говорить. Вот так, Мирка. Мирка, Мирка! Так тебя звали в детстве. И теперь у тебя хорошее имя, Мирья.
Мать помолчала, потом добавила:
— А Степан Никифорович вступил в партию в том же году, что и твой отец.
В субботу был вечер художественной самодеятельности строителей Юлюкоски. Мирья думала, что она со своей стороны сделала все, чтобы вечер удался. Договорились о спектакле, костюмы привезли, афиши заранее вывешены, клуб натоплен!
Но Мирья ошиблась. Заведующий клубом Валентин попросил ее помочь гостям из Юлюкоски во время спектакля. «Почему бы тебе не вести спектакль? — убеждал он.— Со
держание пьесы ты знаешь. Какой реквизит привезли из Юлюкоски и что имеется на месте — знаешь, какие костюмы им нужны — тоже знаешь». Одним словом, у Валентина оказалось достаточно причин, чтобы заявить, что только Мирья может справиться с этой работой и, если она откажется, вечер может провалиться.
Мирья не собиралась отказываться. Только подумала — может быть, кто-нибудь другой мог лучше справиться, чем она. Но потом решила: нет, она не может допустить, чтобы из-за нее сорвался вечер, она сделает все, что в ее силах, раз уж взялась. В довершение ко всему ей поручили еще и объявлять номера программы. Тут она стала отнекиваться: она плохо говорит по-русски, да и вообще не умеет выступать. Но не тут-то было. Валентин опроверг ее доводы: номера надо объявлять на двух языках — на русском и финском. И если она произнесет какое-нибудь слово не так, сделает неправильное ударение, ничего, поймут. И кроме того, надо же Мирье практиковаться в языке.
В субботу Мирья ушла с работы раньше других. Дядя Ортьо проводил ее словами:
— Иди, иди, справимся. Ты докажи там, что в нашей бригаде умеют не только краской стены малевать. А мы придем посмотрим.
И Мирья старалась. Задолго до начала репетиции она проверила, все ли на месте. Она так горячо взялась за дело, что стала распоряжаться и командовать завклубом: Валентин, неси туда, Валентин, поставь вот сюда, нет, не так, вот так. И Валентин безропотно подчинялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93