На день рождения. Из своих сбережений,— оправдывался Игорь.
— «Из сбережений»...— протянула Марина иронически.
— Хватит, Марина,— строго сказал отец.
— Я вам уже сказал и могу сказать где угодно... А деньги я верну ей...
— Так беги, беги вслед за ней,— издевалась Марина.
— Надо будет — побегу.
Игорь схватил свое пальто.
— Не делай глупостей. Хватит.
Коллиев хотел задержать его, но парень выскочил из комнаты.
Марина бросилась следом:
— Игорь, не дури. Игорь, вернись сейчас же!
Коллиев перехватил дочь на пороге:
— Вы с ума спятили. Сначала он, за ним ты. Ты что, не понимаешь, что все услышат, все увидят. Он тоже не такой дурак. Походит и успокоится.
Игорь спешил, сам не зная куда. «Черт бы побрал эти деньги! — сокрушался он.— Ну и влип я с ними в историю. А Изольда тоже хороша... Разыгрывала из себя честную, человечную, добрую, а потом — бах — и растрата». И даже ему послала. Как теперь вернуть ей эти проклятые пятьдесят рублей? А если в поселке узнают об этом, что тогда о нем подумают? За этими мыслями приходили другие, совсем противоположные,— может, как-то помочь Изольде, занять у кого-нибудь денег и покрыть растрату? Но зачем ему-то, Игорю, вмешиваться в эту грязную историю? А вдруг Изольда не виновата? Все выяснится, и она снова начнет честную жизнь,
Вспомнился один вечер. Это было перед его отъездом на курсы. Они говорили и никак не могли наговориться. Они уже не смущались, как в первые дни их знакомства. Нет, они не говорили еще о совместной жизни, но все их планы, помыслы совпадали. Они будут жить в Хаукилахти, заочно кончат институт... Когда Изольда что-то возбужденно, вдохновенно доказывала или мечтала о чем-то, она становилась красивой. Тогда Изольда была Игорю особенно дорога. Ему хотелось сказать ей об этом, но он так и не сказал. В тот вечер Изольда перебирала тонкими пальцами его волосы, а прощаясь, прошептала ему на ухо «спокойной ночи», словно кто-то мог услышать ее слова. Их губы были близко-близко, казалось, вот-вот встретятся, но вдруг девушка отпрянула:
— Нет, не сейчас. Потом.
— Когда потом? — спросил Игорь, заглянув в ее широко раскрытые глаза.
— Когда приедешь.
Когда он вернулся с курсов, Изольды в поселке уже не было. Во время его учебы они переписывались. Но о том, что произошло в столовой, Изольда не сообщила ему. Узнав о растрате, Игорь растерялся. Потом решил, что с Изольдой все кончено, и сжег ее письма. Но его письма к ней, наверно, остались. Где они? Может быть, их забрали при обыске и они теперь у следователя. Как он о них раньше не подумал? Надо немедленно идти к Науму Сидоровичу. Если писем не окажется, он пойдет к следователю и попросит вернуть письма. Ведь они к делу не относятся.
Увидев Игоря, Наум Сидорович был немало удивлен. Он даже обрадовался. Может быть, березовая веточка не совсем пожелтела? Ведь в жизни часто так бывает: подумаешь одно — окажется другое. Игорь выглядел растерянным.
Старик понимал его. Парень хочет узнать о судьбе Изольды, но не решается спросить.
Наум Сидорович решил быть как можно деликатнее. Он попросил Игоря войти и ждал, что парень скажет, зачем он пришел.
— Простите за беспокойство. Мы с Изольдой переписывались...
Старик понимающе кивнул.
— Я пришел за письмами, которые я написал ей. Если они сохранились, я хочу получить их обратно.
Старик был ошарашен. Не зная, что сказать, он еще раз предложил Игорю сесть.
— Нет, спасибо. Мне нужны письма! — Голос Игоря прозвучал уже требовательно.
— Ясно,— сухо произнес Наум Сидорович.— Вы вправе требовать их. Но где они?
— Поищите, пожалуйста. Я подожду.
Наум Сидорович посмотрел на Игоря долгим, пристальным взглядом.
— Поищите.
Тогда в душе старика закипело. Сдерживаясь, он сказал как можно спокойнее:
— Послушай-ка, молодой человек. Я могу поискать их, но могу и не искать. А пока садись вот на тот стул и жди. Но учти: если вздумаешь открыть рот, то прежде подумай о том, что я старше тебя в три раза. В противном случае тебе придется ждать на дворе.
Игорь смутился: конечно, он не прав, нельзя таким тоном разговаривать со старым человеком.
— Вот так,— сказал старик, когда парень сел на стул. Он вытащил чемодан Изольды, бормоча под нос: — У девушек плохая привычка хранить письма. Не знаю, была ли у Изольды такая привычка. Посмотрим, посмотрим. Нет, здесь их нет. Может, где-нибудь в ящиках стола. Бедные девушки — хранят письма и не думают, стоит ли их беречь. Да, да, ты их должен получить обратно. Обязательно.
В комоде, под бельем, нашлась небольшая шкатулка, полная писем. Игорь сразу узнал их и протянул руку. Но старик стал не спеша просматривать письма.
— Подожди чуточку. Надо поглядеть, нет ли тут не принадлежащих тебе. Нет, кажется, все твои. Оно и понятно: не станет же Изольда хранить письма от отца с твоими письмами. Вот, забирай свое добро.
— Извините, что побеспокоил.— Игорь встал.
— Ничего, ничего. Наоборот. Я рад, что ты теперь можешь быть спокоен.
После ухода Игоря Наум Сидорович долго сидел, уставившись на пламя в плите. Ему казалось, что он должен был что-то сделать. Но что именно — он не мог вспомнить. Он пододвинул стул ближе к огню и вспомнил. Старик поднялся, разыскал на этажерке синюю тетрадь и достал из нее засохшую веточку березы. Веточка была такая сухая, что вспыхнула сразу, и старик едва успел отдернуть руку, чтобы не обжечься.
«Ну вот и нет ее. Сгорела»,— грустно улыбнулся Наум Сидорович.
Степан Никифорович опять заехал в гости к сыну. Андрей был рад его приезду, хотя в последнее время он с беспокойством думал об отце. Слишком мало отец бывал у себя на лесопункте и слишком уж много стал разъезжать. Люди уже начали посмеиваться. Был Степан Никифорович человек как человек и работник что надо, а теперь стал живым плакатом, ничем другим не занимается, только ездит да себя показывает, было бы хоть на что смотреть.
Последнее было не совсем верно — вид у Степана Никифоровича внушительный. Словно стыдясь своего огромного роста, он ходит сутулясь, и все равно его голова всегда возвышается, где бы он ни появлялся. А руки, слишком длинные даже для его высокого роста, болтаются где-то у колен. Забавно наблюдать, как он обрубает сучья. Когда он становится посередине поваленного дерева, ему почти не приходится сходить с места, чтобы достать до верхушки и до комля. Правда, сучкорубом ему, кажется, никогда не приходилось работать — только когда он показывает другим, как надо обрубать сучья. Степан Никифорович — один из немногих людей, кому довелось валить лес всеми орудиями труда, которые применялись на делянках Карелии: топором, и двухручной пилой, и лучковой, и электропилами как старых, так и новейших конструкций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— «Из сбережений»...— протянула Марина иронически.
— Хватит, Марина,— строго сказал отец.
— Я вам уже сказал и могу сказать где угодно... А деньги я верну ей...
— Так беги, беги вслед за ней,— издевалась Марина.
— Надо будет — побегу.
Игорь схватил свое пальто.
— Не делай глупостей. Хватит.
Коллиев хотел задержать его, но парень выскочил из комнаты.
Марина бросилась следом:
— Игорь, не дури. Игорь, вернись сейчас же!
Коллиев перехватил дочь на пороге:
— Вы с ума спятили. Сначала он, за ним ты. Ты что, не понимаешь, что все услышат, все увидят. Он тоже не такой дурак. Походит и успокоится.
Игорь спешил, сам не зная куда. «Черт бы побрал эти деньги! — сокрушался он.— Ну и влип я с ними в историю. А Изольда тоже хороша... Разыгрывала из себя честную, человечную, добрую, а потом — бах — и растрата». И даже ему послала. Как теперь вернуть ей эти проклятые пятьдесят рублей? А если в поселке узнают об этом, что тогда о нем подумают? За этими мыслями приходили другие, совсем противоположные,— может, как-то помочь Изольде, занять у кого-нибудь денег и покрыть растрату? Но зачем ему-то, Игорю, вмешиваться в эту грязную историю? А вдруг Изольда не виновата? Все выяснится, и она снова начнет честную жизнь,
Вспомнился один вечер. Это было перед его отъездом на курсы. Они говорили и никак не могли наговориться. Они уже не смущались, как в первые дни их знакомства. Нет, они не говорили еще о совместной жизни, но все их планы, помыслы совпадали. Они будут жить в Хаукилахти, заочно кончат институт... Когда Изольда что-то возбужденно, вдохновенно доказывала или мечтала о чем-то, она становилась красивой. Тогда Изольда была Игорю особенно дорога. Ему хотелось сказать ей об этом, но он так и не сказал. В тот вечер Изольда перебирала тонкими пальцами его волосы, а прощаясь, прошептала ему на ухо «спокойной ночи», словно кто-то мог услышать ее слова. Их губы были близко-близко, казалось, вот-вот встретятся, но вдруг девушка отпрянула:
— Нет, не сейчас. Потом.
— Когда потом? — спросил Игорь, заглянув в ее широко раскрытые глаза.
— Когда приедешь.
Когда он вернулся с курсов, Изольды в поселке уже не было. Во время его учебы они переписывались. Но о том, что произошло в столовой, Изольда не сообщила ему. Узнав о растрате, Игорь растерялся. Потом решил, что с Изольдой все кончено, и сжег ее письма. Но его письма к ней, наверно, остались. Где они? Может быть, их забрали при обыске и они теперь у следователя. Как он о них раньше не подумал? Надо немедленно идти к Науму Сидоровичу. Если писем не окажется, он пойдет к следователю и попросит вернуть письма. Ведь они к делу не относятся.
Увидев Игоря, Наум Сидорович был немало удивлен. Он даже обрадовался. Может быть, березовая веточка не совсем пожелтела? Ведь в жизни часто так бывает: подумаешь одно — окажется другое. Игорь выглядел растерянным.
Старик понимал его. Парень хочет узнать о судьбе Изольды, но не решается спросить.
Наум Сидорович решил быть как можно деликатнее. Он попросил Игоря войти и ждал, что парень скажет, зачем он пришел.
— Простите за беспокойство. Мы с Изольдой переписывались...
Старик понимающе кивнул.
— Я пришел за письмами, которые я написал ей. Если они сохранились, я хочу получить их обратно.
Старик был ошарашен. Не зная, что сказать, он еще раз предложил Игорю сесть.
— Нет, спасибо. Мне нужны письма! — Голос Игоря прозвучал уже требовательно.
— Ясно,— сухо произнес Наум Сидорович.— Вы вправе требовать их. Но где они?
— Поищите, пожалуйста. Я подожду.
Наум Сидорович посмотрел на Игоря долгим, пристальным взглядом.
— Поищите.
Тогда в душе старика закипело. Сдерживаясь, он сказал как можно спокойнее:
— Послушай-ка, молодой человек. Я могу поискать их, но могу и не искать. А пока садись вот на тот стул и жди. Но учти: если вздумаешь открыть рот, то прежде подумай о том, что я старше тебя в три раза. В противном случае тебе придется ждать на дворе.
Игорь смутился: конечно, он не прав, нельзя таким тоном разговаривать со старым человеком.
— Вот так,— сказал старик, когда парень сел на стул. Он вытащил чемодан Изольды, бормоча под нос: — У девушек плохая привычка хранить письма. Не знаю, была ли у Изольды такая привычка. Посмотрим, посмотрим. Нет, здесь их нет. Может, где-нибудь в ящиках стола. Бедные девушки — хранят письма и не думают, стоит ли их беречь. Да, да, ты их должен получить обратно. Обязательно.
В комоде, под бельем, нашлась небольшая шкатулка, полная писем. Игорь сразу узнал их и протянул руку. Но старик стал не спеша просматривать письма.
— Подожди чуточку. Надо поглядеть, нет ли тут не принадлежащих тебе. Нет, кажется, все твои. Оно и понятно: не станет же Изольда хранить письма от отца с твоими письмами. Вот, забирай свое добро.
— Извините, что побеспокоил.— Игорь встал.
— Ничего, ничего. Наоборот. Я рад, что ты теперь можешь быть спокоен.
После ухода Игоря Наум Сидорович долго сидел, уставившись на пламя в плите. Ему казалось, что он должен был что-то сделать. Но что именно — он не мог вспомнить. Он пододвинул стул ближе к огню и вспомнил. Старик поднялся, разыскал на этажерке синюю тетрадь и достал из нее засохшую веточку березы. Веточка была такая сухая, что вспыхнула сразу, и старик едва успел отдернуть руку, чтобы не обжечься.
«Ну вот и нет ее. Сгорела»,— грустно улыбнулся Наум Сидорович.
Степан Никифорович опять заехал в гости к сыну. Андрей был рад его приезду, хотя в последнее время он с беспокойством думал об отце. Слишком мало отец бывал у себя на лесопункте и слишком уж много стал разъезжать. Люди уже начали посмеиваться. Был Степан Никифорович человек как человек и работник что надо, а теперь стал живым плакатом, ничем другим не занимается, только ездит да себя показывает, было бы хоть на что смотреть.
Последнее было не совсем верно — вид у Степана Никифоровича внушительный. Словно стыдясь своего огромного роста, он ходит сутулясь, и все равно его голова всегда возвышается, где бы он ни появлялся. А руки, слишком длинные даже для его высокого роста, болтаются где-то у колен. Забавно наблюдать, как он обрубает сучья. Когда он становится посередине поваленного дерева, ему почти не приходится сходить с места, чтобы достать до верхушки и до комля. Правда, сучкорубом ему, кажется, никогда не приходилось работать — только когда он показывает другим, как надо обрубать сучья. Степан Никифорович — один из немногих людей, кому довелось валить лес всеми орудиями труда, которые применялись на делянках Карелии: топором, и двухручной пилой, и лучковой, и электропилами как старых, так и новейших конструкций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93