— А ты здесь раньше бывал?
— Давно. В первый год после войны. Дед еще был жив. Мы только что вернулись из эвакуации. Время было трудное, голодное. Дед приезжал сюда ловить ряпушку. Иногда он меня брал с собой. А мне было лет пять...— рассказывал Валентин, укладывая дрова в печурку.
Дрова трещали, загораясь. Дым клубился под низким потолком. Мирья и Валентин пригибались к полу. Валентин нашел нож с коротким и широким лезвием, вставленный в щель бревенчатой стены, раскрошил хлеб в котелок, в котором он уже растопил снег, и поставил его на огонь, Мирье впервые в жизни пришлось есть такое варево, такими потрескавшимися, обглоданными деревянными ложками.
Через два часа дым вытянуло, в печурке осталась куча ярко-красных жарких углей. Валентин закрыл дверь и прикрыл отдушину.
Мирья пыталась представить себе, какой была жизнь Валентина, когда он был маленьким. Она представляла, как его увозили в эвакуацию. Наверно, так же, как ехала она с матерью. Только Валентин попал к своим, а она, Мирья, оказалась в чужой стране. В чужой? В той стране люди, воспитавшие ее, и отец и мать, приемные. Там — Нийло... Интересно, что они сказали бы, если бы увидели сейчас Мирью в этой избушке, в глухой тайге? А Лейла? Что сказала бы Лейла? Ведь при прощании она говорила: «Там, в Советской стране, все хорошо, там большие светлые аудитории, там открыты все дороги. Там большие заводы, люди там работают дружно».
И ей вспомнились слова Ирины: «Разве мы жили так, как в книгах пишут?»
Мирья смотрела уголком глаза на Валентина, освещенного красноватым отсветом углей. Лицо у него открытое, широкое. И если он скажет что-нибудь такое, что не думает, это будет видно по его лицу... В чертах его лица было что-то мужественное и в то же время что-то детское. Мирья знала, что Валентин много читает. И все-таки он умеет видеть жизнь такой, какая она есть. С ним Мирья чувствовала себя в безопасности.
Глаза слипались. Перед Мирьей промелькнуло несколько разрозненных картин: сегодняшний ужин, красноватые угли, тихий шум деревьев... Она опустилась на мягкие теплые камыши, которыми Валентин застлал пол избушки, и заснула.
Валентин хотел растолкать ее, чтобы она легла на нары, но все-таки будить не стал. Он расстелил на нарах камыш, сделал из него нечто вроде подушки, потом осторожно взял Мирью на руки и стал поднимать на устроенную постель. Мирья открыла глаза, сама залезла на нары и тут же заснула. На нарах нашелся старый, весь в заплатах мешок. Валентин накрыл им ноги девушки, хотел стянуть с ее ног шерстяные носки, но не осмелился. Потом он присел на край нар и стал смотреть на спящую Мирью. Густые золотистые волосы девушки рассыпались на сухом камыше. Красноватые блики догорающего огня падали на лицо девушки, и при их красноватом свете оно казалось еще красивее.
Затаив дыхание, Валентин любовался Мирьей. Все это казалось какой-то сказкой.
Вдруг Валентин почувствовал, будто делает что-то нехорошее. Он опустился на пол, сел перед очагом и стал поправлять угли. У дверей стояли лыжные ботинки Мирьи. Валентин взял их в руки и стал ощупывать, не сырые ли. «Какие маленькие»,— подумал он и пристроил их сушиться около каменки.
Валентин решил не спать: надо сторожить огонь, чтобы случайно не загорелся пол избушки. «Что будет, если случится пожар?» — ужаснулся он. Нет, он не будет будить Мирью, он осторожно, нежно возьмет ее на руки и вынесет. Он готов нести ее на руках куда угодно, хоть до самого Кайтаниеми. Или если вдруг — стал он фантазировать — нападут звери или бандиты, он будет драться до последнего. А Мирья будет спать и ничего не узнает об этом. Мирья ровно дышала во сне. Огонь постепенно угасал. Валентин задремал, опустив голову на руки, потом, откинувшись на камыши, заснул так же крепко, как и Мирья.
Среди ночи, когда угли в очаге еще чуть-чуть тлели, Мирья на мгновение проснулась. Она никак не могла понять, где она находится. Сперва ей показалось, что она в новом доме у Нийло. Но почему здесь так темно? Нет, Нийло далеко. Но где же она? Она огляделась. И вспомнила. Валентин спал на полу. «Ему, бедному, наверное, холодно»,— успела подумать Мирья и опять заснула.
Сколько времени они спали? Они не знали этого сами. Проснулись они одновременно. То ли от стужи, потому что огонь давно погас и избушка выстудилась, то ли услышав голос Андрея:
— Эй, ребята, сюда, здесь они.
На улице ярко светило солнце. Дрожа от холода и щурясь от ослепительного дневного света, Мирья и Валентин выползли из занесенной снегом избушки.
Когда агитбригада вышла на другой берег Кайтасалми, Андрей остановился и стал поджидать идущих следом. Один за другим появлялись из метели участники бригады, они все были похожи на дедов-морозов, и узнать их можно было, только заглянув в лицо. Андрей не беспокоился. Ведь никто не мог заблудиться, все же шли вместе. Он не стал проверять, все ли на месте. Только спросил на всякий случай:
— Все?
— Все, все, не беспокойся,— ответил кто-то.
— Давай пошли скорее, чего тут стоять на ветру.
От берега Кайтасалми до нового поселка было километров восемь. Проезжей дороги не было, так как через залив не было моста. Машины ходили вокруг Сийкаярви. Лыжники шли сейчас напрямик, через лес. Летом здесь проходила тропа, а зимой хорошо укатанная лыжня, которую никакая метель не могла занести. Уверенный в том, что все идут за ним следом, Андрей, не оглядываясь, пошел дальше. На этой лыжне никто все равно на заблудится. А в Кайтасалми он хотел прийти пораньше других. Надо же заглянуть к отцу, да и за концерт он ответственный. Наталия осталась у матери в Кайтаниеми.
Дом из круглых бревен стоял в одном ряду с другими такими же новыми домами, отличаясь от них, пожалуй, только забором, который был сделан более аккуратно. Отец сам поставил ограду, и если он что-то делал, то делал хорошо. Сруб дома был поставлен бригадой плотников стройки, но, когда распределили строившиеся дома, Степан Никифорович сам решил произвести внутреннюю отделку в своем доме. Строительное управление не возражало. Андрей еще не был в новом доме отца и сейчас с любопытством рассматривал его. Он неторопливо шел по двору, замедляя шаги еще и по другой причине: как-то его встретит отец после недавней стычки. Аккуратно выструганные ступени вели на крыльцо. Опорные столбы были выкрашены в белый цвет. Белая застекленная дверь вела в просторную и светлую переднюю. Вытирая ноги о половик, Андрей' вдруг обратил внимание на пол. Он сначала не поверил своим глазам: пол в передней был сделан из половых досок стандартного дома. «Не может быть. Неужели отец тоже?..» Андрей долго рассматривал пол. Да, это были именно те доски. Вот так по частям и находится исчезнувший дом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93