Моторная пила «Дружба» в его ручищах выглядит просто игрушкой. Легко, как лось, шагает он по сугробам, а когда становится на лыжи, то его спутникам приходится нажимать вовсю, чтобы поспевать за ним, хотя идет он спокойно, не торопясь. Лицо у Степана Никифоровича широкое, на нем выделяется большой узкий нос, про который рассказывают даже анекдоты. Дескать, был со Степаном Никифоровичем и такой
случай. Зашел он в пивнушку, пива выпить. Из кружки пить не может — нос мешает: вот и пришлось ему попросить тарелку.
Над Степаном Никифоровичем добродушно посмеивались, рассказывая о нем анекдоты, да и сам он был не прочь отлить пулю. Когда начинали вспоминать разные случаи из фронтовой жизни, Степан Никифорович рассказывал, что однажды на фронте видел он огромную пушку. На фронт ее везли три паровоза, три дня ее заряжали, и когда из нее выстрелили, то три дня осколки летали. А когда собирались рыбаки, Степан Никифорович вспоминал, как он однажды поймал щуку. Тянул ее, тянул, метра на три уже затащил в лодку и только тогда до глаз добрался. Подумал, куда ему такая большая рыбина, и отпустил. Пусть подрастет.
Но были в жизни Степана Никифоровича и действительные случаи, похожие на анекдот. Как-то он ехал на «Москвиче». Машина застряла в грязи. Шофер пытался дать задний ход — машина ни с места. Пробовал так, пробовал сяк — не вылезает из грязи, только глубже погружается. Тогда Степан Никифорович, ничего не говоря, вышел из машины, встал перед ней, расставил ноги и, крякнув, поднял за передок, как игрушку.
Когда-то Степана Никифоровича звали просто по-деревенски Микин Степана и он был хорошим работником. Его избрали депутатом сельсовета, потом райсовета, а потом он все шел и шел в гору. Его портреты печатались в районных и республиканских газетах. Да, о нем тогда действительно стоило писать. Он ходил в новаторах, когда в свое время внедрялись первые электропилы и когда потом стали пропагандировать поточный метод работы в лесу и малые комплексные бригады. Он ездил по лесопунктам, делился опытом. И не было, пожалуй, такого совещания или собрания лесозаготовителей республики, куда бы его не пригласили. Уже много лет его называли не Микин Степана, а Степан Никифорович. Даже когда говорили по-карельски.
Каждый приезд Степана Никифоровича в Хаукилахти в гости к сыну становился праздником чуть ли не всего поселка. И на этот раз гостей было полно. Пришли родственники, а родственников у Степана Никифоровича полпоселка. Конюх Пекка Васильев — двоюродный брат, Ортьо тоже кем-то приходится... Пришли просто знакомые. Степан Никифорович пригласил и Коллиева, своего бывшего начальника. Звал он и Вейкко Ларинена.
С Вейкко они знакомы с детства, воевали вместе. При встречах они обычно подшучивают друг над другом. Степан Никифорович называет Вейкко сийкаярвинским премьером. Вейкко, в свою очередь, в шутку спрашивает Степана Никифоровича, мол, что случилось со звездой первой величины, не собирается ли она угаснуть, глаза-то вон какие стали мутные.
Вейкко Степан Никифорович увидел, въезжая в поселок. Он остановил машину.
— Слушай, премьер, у тебя не найдется свободного времени пару часиков? Заглянул бы к Андрею, погутарил с народом. У нас имеется и горячительное.
— Боюсь, что горячительного и без меня не хватит,— ответил Вейкко.— Сегодня я иду в клуб. На лекцию. Приходи и ты послушать. Об антиматерии.
— Что это за штука?
— Другая материя, не наша, но обладает такой силой, что даже представить трудно.
— Да ну ее! А у меня есть привычная материя, такая, что дух захватывает. Тоже — смела! Чистый спирт...
Наталия накрыла стол одновременно и по старому карельскому обычаю и по новому: посредине стола красовался, как положено, огромный рыбник и в конце стола, где сидела хозяйка, возвышался самовар — ее приданое, и для каждого из гостей была поставлена тарелка, вилка и нож, а рядом с горячими пирогами-калитками стояли тарелочки с аккуратно нарезанными кружками колбасы и ломтиками сыра.
— И больше ничего для гостя в вашем доме не припасено?— Степан Никифорович с усмешкой смотрел на сына.
— Чем богаты, тем и рады,— смутилась Наталия.— А что еще надо?
— Ты, невестушка, сиди. Об этом сам хозяин должен побеспокоиться.
— А надо ли? — Андрей подошел к шкафу и достал бутылку водки.
— Неси, неси на стол,— заговорила Наталия.—Кому ты бережешь?
— А вот невестка у меня правильная! — похвалил Степан Никифорович. Потом он взял свой саквояж и вытащил две бутылки.—А я с собой спирту прихватил на всякий случай. Просто хотелось поглядеть, угостит ли сынок или
нет. Знаешь, Андрей, ты сам пей или не пей, а отца не забывай.
— Ну что ты, папа! Разве я забываю?
— Я ведь совсем молодой парнишка был, когда первый раз пришел с заработков. Извозом мы промышляли. Туатто встретил во дворе, помог распрячь лошадь. Пекка, ты помнишь его, дядю-то? Мой отец тебе ведь дядей приходился?
— Как же, дядю я помню,— промолвил Пекка.— Мужик был справный. Лошадь вашу тоже помню. Небольшая была, вороной масти, но сильная. Кормили ее хорошо. Не то что теперь в Хаукилахти лошадей кормят.
— Ну, завел опять о лошадях,— засмеялся Коллиев.— Тебе люди не так важны, как лошади. Даже родной дядя.
Пекка оборвал его:
— Ты, Коллиев, дядю моего не рожь. Не тебе о нем говорить. Это был человек: он знал толк в лошадях. А у нас—так и материться хочется. О людях-то у нас маломальскую заботу проявляют, о некоторых даже больше, чем следовало бы. А лошади —хоть с голоду подыхай. Такие у нас хозяева нынче пошли.
- — Так ты и скажи это хозяевам,— посоветовал Коллиев.
— Ты ведь тоже того поля ягода.
Пекка всегда говорил то, что думал. Он не умел угождать, Выпили по рюмке, и Степан Никифорович продолжил свой рассказ:
— Вошли мы с отцом в избу. Я вытащил четверть водки— вот тебе, туатто, от сына. У старика даже слезы на глаза навернулись, хотите верьте, хотите нет. Он не очень чтоб любил выпить. По праздникам если только рюмку пропустит. А вот о том, что сын ему привез четверть водки, он всю жизнь вспоминал.
— Да, дядя не был охочим до водки,— подтвердил Пекка.— Народ другой теперь стал. Выпить-то они не забудут, а что лошадей кормить надо — забывают. Наши отцы не такие были.
Пекка Васильев поблагодарил хозяев и ушел: «Лошадей, наверно, уже привели».
Конюшню построили совсем недавно. Благодаря стараниям Пекки в ней было всегда тепло и в стойлах чисто.
Лошади стояли мокрые от растаявшего снега и пота. Услышав скрип ворот, они повернули головы и заржали: они понимали, что теперь их накормят и на спину им на
бросят попоны. Лошади прислушивались к звяканью ведер, хотя и знали, что воды им еще не дадут. Сперва . им положено сено, потом накроют попоной, потом дадут воду и овес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
случай. Зашел он в пивнушку, пива выпить. Из кружки пить не может — нос мешает: вот и пришлось ему попросить тарелку.
Над Степаном Никифоровичем добродушно посмеивались, рассказывая о нем анекдоты, да и сам он был не прочь отлить пулю. Когда начинали вспоминать разные случаи из фронтовой жизни, Степан Никифорович рассказывал, что однажды на фронте видел он огромную пушку. На фронт ее везли три паровоза, три дня ее заряжали, и когда из нее выстрелили, то три дня осколки летали. А когда собирались рыбаки, Степан Никифорович вспоминал, как он однажды поймал щуку. Тянул ее, тянул, метра на три уже затащил в лодку и только тогда до глаз добрался. Подумал, куда ему такая большая рыбина, и отпустил. Пусть подрастет.
Но были в жизни Степана Никифоровича и действительные случаи, похожие на анекдот. Как-то он ехал на «Москвиче». Машина застряла в грязи. Шофер пытался дать задний ход — машина ни с места. Пробовал так, пробовал сяк — не вылезает из грязи, только глубже погружается. Тогда Степан Никифорович, ничего не говоря, вышел из машины, встал перед ней, расставил ноги и, крякнув, поднял за передок, как игрушку.
Когда-то Степана Никифоровича звали просто по-деревенски Микин Степана и он был хорошим работником. Его избрали депутатом сельсовета, потом райсовета, а потом он все шел и шел в гору. Его портреты печатались в районных и республиканских газетах. Да, о нем тогда действительно стоило писать. Он ходил в новаторах, когда в свое время внедрялись первые электропилы и когда потом стали пропагандировать поточный метод работы в лесу и малые комплексные бригады. Он ездил по лесопунктам, делился опытом. И не было, пожалуй, такого совещания или собрания лесозаготовителей республики, куда бы его не пригласили. Уже много лет его называли не Микин Степана, а Степан Никифорович. Даже когда говорили по-карельски.
Каждый приезд Степана Никифоровича в Хаукилахти в гости к сыну становился праздником чуть ли не всего поселка. И на этот раз гостей было полно. Пришли родственники, а родственников у Степана Никифоровича полпоселка. Конюх Пекка Васильев — двоюродный брат, Ортьо тоже кем-то приходится... Пришли просто знакомые. Степан Никифорович пригласил и Коллиева, своего бывшего начальника. Звал он и Вейкко Ларинена.
С Вейкко они знакомы с детства, воевали вместе. При встречах они обычно подшучивают друг над другом. Степан Никифорович называет Вейкко сийкаярвинским премьером. Вейкко, в свою очередь, в шутку спрашивает Степана Никифоровича, мол, что случилось со звездой первой величины, не собирается ли она угаснуть, глаза-то вон какие стали мутные.
Вейкко Степан Никифорович увидел, въезжая в поселок. Он остановил машину.
— Слушай, премьер, у тебя не найдется свободного времени пару часиков? Заглянул бы к Андрею, погутарил с народом. У нас имеется и горячительное.
— Боюсь, что горячительного и без меня не хватит,— ответил Вейкко.— Сегодня я иду в клуб. На лекцию. Приходи и ты послушать. Об антиматерии.
— Что это за штука?
— Другая материя, не наша, но обладает такой силой, что даже представить трудно.
— Да ну ее! А у меня есть привычная материя, такая, что дух захватывает. Тоже — смела! Чистый спирт...
Наталия накрыла стол одновременно и по старому карельскому обычаю и по новому: посредине стола красовался, как положено, огромный рыбник и в конце стола, где сидела хозяйка, возвышался самовар — ее приданое, и для каждого из гостей была поставлена тарелка, вилка и нож, а рядом с горячими пирогами-калитками стояли тарелочки с аккуратно нарезанными кружками колбасы и ломтиками сыра.
— И больше ничего для гостя в вашем доме не припасено?— Степан Никифорович с усмешкой смотрел на сына.
— Чем богаты, тем и рады,— смутилась Наталия.— А что еще надо?
— Ты, невестушка, сиди. Об этом сам хозяин должен побеспокоиться.
— А надо ли? — Андрей подошел к шкафу и достал бутылку водки.
— Неси, неси на стол,— заговорила Наталия.—Кому ты бережешь?
— А вот невестка у меня правильная! — похвалил Степан Никифорович. Потом он взял свой саквояж и вытащил две бутылки.—А я с собой спирту прихватил на всякий случай. Просто хотелось поглядеть, угостит ли сынок или
нет. Знаешь, Андрей, ты сам пей или не пей, а отца не забывай.
— Ну что ты, папа! Разве я забываю?
— Я ведь совсем молодой парнишка был, когда первый раз пришел с заработков. Извозом мы промышляли. Туатто встретил во дворе, помог распрячь лошадь. Пекка, ты помнишь его, дядю-то? Мой отец тебе ведь дядей приходился?
— Как же, дядю я помню,— промолвил Пекка.— Мужик был справный. Лошадь вашу тоже помню. Небольшая была, вороной масти, но сильная. Кормили ее хорошо. Не то что теперь в Хаукилахти лошадей кормят.
— Ну, завел опять о лошадях,— засмеялся Коллиев.— Тебе люди не так важны, как лошади. Даже родной дядя.
Пекка оборвал его:
— Ты, Коллиев, дядю моего не рожь. Не тебе о нем говорить. Это был человек: он знал толк в лошадях. А у нас—так и материться хочется. О людях-то у нас маломальскую заботу проявляют, о некоторых даже больше, чем следовало бы. А лошади —хоть с голоду подыхай. Такие у нас хозяева нынче пошли.
- — Так ты и скажи это хозяевам,— посоветовал Коллиев.
— Ты ведь тоже того поля ягода.
Пекка всегда говорил то, что думал. Он не умел угождать, Выпили по рюмке, и Степан Никифорович продолжил свой рассказ:
— Вошли мы с отцом в избу. Я вытащил четверть водки— вот тебе, туатто, от сына. У старика даже слезы на глаза навернулись, хотите верьте, хотите нет. Он не очень чтоб любил выпить. По праздникам если только рюмку пропустит. А вот о том, что сын ему привез четверть водки, он всю жизнь вспоминал.
— Да, дядя не был охочим до водки,— подтвердил Пекка.— Народ другой теперь стал. Выпить-то они не забудут, а что лошадей кормить надо — забывают. Наши отцы не такие были.
Пекка Васильев поблагодарил хозяев и ушел: «Лошадей, наверно, уже привели».
Конюшню построили совсем недавно. Благодаря стараниям Пекки в ней было всегда тепло и в стойлах чисто.
Лошади стояли мокрые от растаявшего снега и пота. Услышав скрип ворот, они повернули головы и заржали: они понимали, что теперь их накормят и на спину им на
бросят попоны. Лошади прислушивались к звяканью ведер, хотя и знали, что воды им еще не дадут. Сперва . им положено сено, потом накроют попоной, потом дадут воду и овес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93