Я могу расставлять мольберты по всему дому и бродить среди них, не слыша при этом, как она вздыхает в соседней комнате, считая, что я забыл о ней.
– Ты хочешь быть свободным? – сказала Алекс.
– И да, и нет. Мне хотелось бы объединить и то, и другое. Если бы я только мог рисовать, жить, дышать и любить в одно и то же время. Но я не могу. По крайней мере, с Меган. Я не хочу сказать, что это ее вина. Просто она желает так много, а у меня нет ничего, чтобы дать ей. Это несправедливо по отношению к ней, я знаю.
– Ну что ж. Я рада, что ты нашел объяснения, смягчающие твою вину.
Джексон уставился на нее.
– Я думал, ты не хотела, чтобы мы были вместе.
– Почему вы все так считаете? Это неправда, я хотела, чтобы вы оба были счастливы. А то, что собираешься сделать ты, причинит Меган страдания. Я просто хочу, чтобы ты знал это. И не плети ей весь этот вздор, что поступаешь так «только ради ее блага». От такой чуши ни ты, ни она не станете спать спокойнее.
– Почему ты так злишься?
– Почему? Почему? – Алекс нервно забарабанила ногтями по столу, не замечая, что сломала самый длинный. – Потому, что она моя подруга, черт побери. Потому что ее боль – это и моя боль. Потому что ты обнадеживал ее почти пять лет, особенно в последнее время. Ты заставлял ее думать, что сможешь исправить ситуацию, потому что у тебя не хватало смелости быть честным с ней. Тебе надо было разобраться давным-давно.
– То есть, ты хочешь сказать, что стараться полюбить кого-то вновь – ошибка?
Алекс покачала головой и смотрела, как легкий частный европейский реактивный самолет приземляется на дальней полосе.
– Возможно, я все-таки любил ее, Алекс, – продолжал Джексон. – Она – воплощение всего, что я люблю. Она – хрупкая, нежная, добрая. Она любит готовить, работать в саду и просто до отчаяния хочет иметь и воспитывать детей. Если бы я только мог оценить все это. Почти пять лет я пытался как-то всунуть ее желания хоть в какую-нибудь щелочку в моей жизни. Но ничего, не получилось!
Алекс обхватила рукой живот, почувствовав тошноту, ощутив боль, которую вскоре ощутит и Меган, желая хоть часть ее перенести на себя, оставив на долю Меган как можно меньше страданий.
– Послушай, – мягко произнес Джексон, – моя жизнь не так уж и ужасна. Фактически, я могу остаться с ней в браке навсегда, и все будет нормально. Она, в конце концов, забеременеет, у нас будет пара ребятишек. Меган вступит в учительско-родительскую ассоциацию, и внешне все будет выглядеть идеально. Но внутри… – Он схватил руку Алекс и крепко сжал ее – Алекс, внутри эта жизнь убьет меня.
Она кивнула.
– Я знаю, но если ты хочешь, чтобы я сказала: «Великолепно, давай, разводись с ней, я даю тебе свое благословение», – я не сделаю этого.
– Я и не хочу. Я просто хотел, чтобы ты знала. Я так боюсь потерять тебя. Могу представить, как ты, Меган и Клементина образуете свой женский батальон и гоняетесь за мной целым экипажем тяжелого танка. Я не выдержу, если буду негодяем в твоих глазах.
Алекс сжала его руку:
– Единственный негодяй в этой ситуации – мечты, которые не желают претворяться в жизнь, как бы сильно мы ни стремились к этому. Я знаю, ты пытался, но Меган пыталась еще больше, и я не думаю, что она хочет сдаваться. Не сейчас, по крайней мере. Она так сильно любит тебя, Джек.
– Слишком сильно, – прошептал он. – Просто немыслимо сильно.
* * *
Джексон припарковал машину возле песочного пляжа Зума около Малибу. Меган сложила в корзинку для пикника вино, сыр, крекер, виноград, сандвичи с индюшатиной. Все, что нужно для хорошего обеда.
Они расстелили одеяло на сухом песочке недалеко от воды. На берегу, окутанном туманом, какой-то старик отыскивал при помощи металлического детектора монеты в песке. Меган протянула Джексону бутылку вина и штопор, и он открыл ее.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она, улыбаясь Джексону. – Даже загорел.
– Джо посылала меня в Мендочино на выставку картин. Ее устроили на улице, а стоял чудесный солнечный день.
– Мне хотелось бы тоже быть там.
Он вытащил из сумки два пластмассовых стаканчика и налил в них немного вина. Потом взглянул на профиль Меган, пристально смотревшей на серое море.
– Правда? – спросил он.
– Конечно. Где угодно, только бы быть с тобой. Меган произнесла слова тихо, почти шепотом, но они разорвались внутри Джексона, заставив почувствовать себя ничтожным, никчемным и жестоким. Он опустил стакан.
– Нам надо поговорить, Меган, – сказал он, пересев, чтобы видеть ее лицо. Она по-прежнему избегала его взгляда, внимательно рассматривая волны у берега, пенящиеся как стиральный порошок.
– Я очень много думал, – продолжал Джексон, – с тех пор, как ты уехала, у меня было время побыть одному, время…
Меган встала и быстро направилась к воде. Закатав джинсы, она пошла по отмели, и холодная пена окутывала лодыжки. Она напряглась, ожидая, пока Джексон появится позади. Меган подумала, как было бы хорошо нырнуть в волны и уплыть далеко, за пределы слышимости, как она часто делала, когда была молодой и не боялась акул. Но она не была больше молодой и бесстрашной. Она почувствовала присутствие Джексона за спиной и обернулась к нему.
– Нам действительно надо поговорить, – сказал он.
– Да. Но мне не хотелось бы.
Джексон кивнул. Наклонившись, он поднял гладкий коричневый камешек, блестящий в воде, но тусклый и безжизненный на воздухе. Он забросил его за волнорезы, наблюдая, как, подпрыгнув два раза, камешек скрылся в воде.
– Впечатляюще, – произнесла Меган.
Джексон повернулся к ней и улыбнулся мальчишеской улыбкой, от которой у Меган вновь перехватило дыхание. Он подошел поближе и положил руки ей на плечи.
– Я думаю, ты – самая чудесная женщина, которую я когда-либо знал, – сказал он.
Меган склонила голову ему на грудь, ожидая, надеясь, что она ошибается. Довольно долго Джексон молчал, и ее надежда росла, расширялась, согревая, несмотря на холодный туманный воздух.
– Но я не могу быть больше с тобой. Просто не могу.
Джексон ожидал, что именно в этот момент она начнет рыдать, бить кулаками в его грудь, просить, умолять не оставлять ее. Но Меган не чувствовала ничего подобного. У нее были такие же ощущения, как и тогда, когда она потеряла своего ребенка, – опустошенность, боль в груди, не дающая ей дышать. Она подняла голову и отступила назад.
– Ты хочешь развод? – спросила она, обнимая себя за плечи.
– Да. Я долго думал об этом, как уже говорил. Дело не в том, что я не люблю тебя.
Меган подняла руку, призывая его замолчать:
– Как же, рассказывай. А любил ли ты меня вообще когда-нибудь? По-настоящему?
Ее глаза пронизывали Джексона как кинжалы, ранящие до крови. Они были такими чистыми, голубыми, такими честными, что заставляли Джексона почувствовать, насколько ужасно все, что делает он, и хорошо все, что делает она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Ты хочешь быть свободным? – сказала Алекс.
– И да, и нет. Мне хотелось бы объединить и то, и другое. Если бы я только мог рисовать, жить, дышать и любить в одно и то же время. Но я не могу. По крайней мере, с Меган. Я не хочу сказать, что это ее вина. Просто она желает так много, а у меня нет ничего, чтобы дать ей. Это несправедливо по отношению к ней, я знаю.
– Ну что ж. Я рада, что ты нашел объяснения, смягчающие твою вину.
Джексон уставился на нее.
– Я думал, ты не хотела, чтобы мы были вместе.
– Почему вы все так считаете? Это неправда, я хотела, чтобы вы оба были счастливы. А то, что собираешься сделать ты, причинит Меган страдания. Я просто хочу, чтобы ты знал это. И не плети ей весь этот вздор, что поступаешь так «только ради ее блага». От такой чуши ни ты, ни она не станете спать спокойнее.
– Почему ты так злишься?
– Почему? Почему? – Алекс нервно забарабанила ногтями по столу, не замечая, что сломала самый длинный. – Потому, что она моя подруга, черт побери. Потому что ее боль – это и моя боль. Потому что ты обнадеживал ее почти пять лет, особенно в последнее время. Ты заставлял ее думать, что сможешь исправить ситуацию, потому что у тебя не хватало смелости быть честным с ней. Тебе надо было разобраться давным-давно.
– То есть, ты хочешь сказать, что стараться полюбить кого-то вновь – ошибка?
Алекс покачала головой и смотрела, как легкий частный европейский реактивный самолет приземляется на дальней полосе.
– Возможно, я все-таки любил ее, Алекс, – продолжал Джексон. – Она – воплощение всего, что я люблю. Она – хрупкая, нежная, добрая. Она любит готовить, работать в саду и просто до отчаяния хочет иметь и воспитывать детей. Если бы я только мог оценить все это. Почти пять лет я пытался как-то всунуть ее желания хоть в какую-нибудь щелочку в моей жизни. Но ничего, не получилось!
Алекс обхватила рукой живот, почувствовав тошноту, ощутив боль, которую вскоре ощутит и Меган, желая хоть часть ее перенести на себя, оставив на долю Меган как можно меньше страданий.
– Послушай, – мягко произнес Джексон, – моя жизнь не так уж и ужасна. Фактически, я могу остаться с ней в браке навсегда, и все будет нормально. Она, в конце концов, забеременеет, у нас будет пара ребятишек. Меган вступит в учительско-родительскую ассоциацию, и внешне все будет выглядеть идеально. Но внутри… – Он схватил руку Алекс и крепко сжал ее – Алекс, внутри эта жизнь убьет меня.
Она кивнула.
– Я знаю, но если ты хочешь, чтобы я сказала: «Великолепно, давай, разводись с ней, я даю тебе свое благословение», – я не сделаю этого.
– Я и не хочу. Я просто хотел, чтобы ты знала. Я так боюсь потерять тебя. Могу представить, как ты, Меган и Клементина образуете свой женский батальон и гоняетесь за мной целым экипажем тяжелого танка. Я не выдержу, если буду негодяем в твоих глазах.
Алекс сжала его руку:
– Единственный негодяй в этой ситуации – мечты, которые не желают претворяться в жизнь, как бы сильно мы ни стремились к этому. Я знаю, ты пытался, но Меган пыталась еще больше, и я не думаю, что она хочет сдаваться. Не сейчас, по крайней мере. Она так сильно любит тебя, Джек.
– Слишком сильно, – прошептал он. – Просто немыслимо сильно.
* * *
Джексон припарковал машину возле песочного пляжа Зума около Малибу. Меган сложила в корзинку для пикника вино, сыр, крекер, виноград, сандвичи с индюшатиной. Все, что нужно для хорошего обеда.
Они расстелили одеяло на сухом песочке недалеко от воды. На берегу, окутанном туманом, какой-то старик отыскивал при помощи металлического детектора монеты в песке. Меган протянула Джексону бутылку вина и штопор, и он открыл ее.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она, улыбаясь Джексону. – Даже загорел.
– Джо посылала меня в Мендочино на выставку картин. Ее устроили на улице, а стоял чудесный солнечный день.
– Мне хотелось бы тоже быть там.
Он вытащил из сумки два пластмассовых стаканчика и налил в них немного вина. Потом взглянул на профиль Меган, пристально смотревшей на серое море.
– Правда? – спросил он.
– Конечно. Где угодно, только бы быть с тобой. Меган произнесла слова тихо, почти шепотом, но они разорвались внутри Джексона, заставив почувствовать себя ничтожным, никчемным и жестоким. Он опустил стакан.
– Нам надо поговорить, Меган, – сказал он, пересев, чтобы видеть ее лицо. Она по-прежнему избегала его взгляда, внимательно рассматривая волны у берега, пенящиеся как стиральный порошок.
– Я очень много думал, – продолжал Джексон, – с тех пор, как ты уехала, у меня было время побыть одному, время…
Меган встала и быстро направилась к воде. Закатав джинсы, она пошла по отмели, и холодная пена окутывала лодыжки. Она напряглась, ожидая, пока Джексон появится позади. Меган подумала, как было бы хорошо нырнуть в волны и уплыть далеко, за пределы слышимости, как она часто делала, когда была молодой и не боялась акул. Но она не была больше молодой и бесстрашной. Она почувствовала присутствие Джексона за спиной и обернулась к нему.
– Нам действительно надо поговорить, – сказал он.
– Да. Но мне не хотелось бы.
Джексон кивнул. Наклонившись, он поднял гладкий коричневый камешек, блестящий в воде, но тусклый и безжизненный на воздухе. Он забросил его за волнорезы, наблюдая, как, подпрыгнув два раза, камешек скрылся в воде.
– Впечатляюще, – произнесла Меган.
Джексон повернулся к ней и улыбнулся мальчишеской улыбкой, от которой у Меган вновь перехватило дыхание. Он подошел поближе и положил руки ей на плечи.
– Я думаю, ты – самая чудесная женщина, которую я когда-либо знал, – сказал он.
Меган склонила голову ему на грудь, ожидая, надеясь, что она ошибается. Довольно долго Джексон молчал, и ее надежда росла, расширялась, согревая, несмотря на холодный туманный воздух.
– Но я не могу быть больше с тобой. Просто не могу.
Джексон ожидал, что именно в этот момент она начнет рыдать, бить кулаками в его грудь, просить, умолять не оставлять ее. Но Меган не чувствовала ничего подобного. У нее были такие же ощущения, как и тогда, когда она потеряла своего ребенка, – опустошенность, боль в груди, не дающая ей дышать. Она подняла голову и отступила назад.
– Ты хочешь развод? – спросила она, обнимая себя за плечи.
– Да. Я долго думал об этом, как уже говорил. Дело не в том, что я не люблю тебя.
Меган подняла руку, призывая его замолчать:
– Как же, рассказывай. А любил ли ты меня вообще когда-нибудь? По-настоящему?
Ее глаза пронизывали Джексона как кинжалы, ранящие до крови. Они были такими чистыми, голубыми, такими честными, что заставляли Джексона почувствовать, насколько ужасно все, что делает он, и хорошо все, что делает она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130