А сейчас она устроила вот это. Джексон подумал о портрете Алекс, который он написал во время медового месяца. Он по-прежнему оставался одной из лучших его работ. Слава богу, Алекс забрала его к себе. Утешение довольно слабое, но все-таки лучше, чем ничего. Джексон потер лоб и оглянулся через плечо на Меган.
Она беззвучно плакала, стоя у двери.
– Почему?
Меган покачала головой.
– Почему, черт побери? – крикнул Джексон, пиная ногой остатки картин, ставшие хламом.
– Я не знаю, – прошептала Меган.
Джексон тряхнул головой и горько рассмеялся. Казалось, они оба играли сцену из «мыльной оперы» – преувеличенно, нелепо, чрезмерно драматично.
– Ты не знаешь, – повторил он. – Забавно. Ты уничтожила мои работы. Черт бы тебя побрал, Меган, ты уничтожила мою жизнь. Это все, что у меня было, единственное, что доставляло мне радость. Ты знала, что они значат для меня, и отобрала их.
– Я знала только, что они значат для тебя больше, чем я, – сказала Меган, вновь обретя силы. Слезы прекратились, и она подошла к Джексону, вдавливая краски еще глубже в ковер. – То, как ты игнорировал меня, смотрел на меня, как будто ненавидишь, разъедало мою душу. Каждый раз, когда я видела твои картины, я видела то, что ты не любишь больше меня. Это сводило меня с ума.
Меган ходила по комнате взад-вперед, хруст полотен под ее ногами напоминал царапанье гвоздя по грифельной доске.
– Когда жизнь доставала тебя, ты рисовал. А что могла сделать я, когда жизнь казалась невыносимой для меня? У меня ничего нет. Мне приходится лгать сквозь стиснутые зубы Алекс и Клементине. У Алекс будет незабываемый день, если она узнает правду, «я говорила тебе», скажет она. О, она знала… Она знала, что ты никогда не будешь счастлив с занудной старушкой Меган.
– Мег, – Джексон протянул к ней руку, но Меган резко отпрянула от него.
– Черт побери, это несправедливо, – она яростно тряхнула головой. – Когда мне были нужны твои объятия, ты вместо этого обнимал свои проклятые кисти. Я с трудом урывала мгновения побыть с тобой, а когда это все же случалось, ты интересовался мной не больше, чем вещью. Все, что я знаю, – это то, что ты женился на мне по какой-то причине, которую даже ты сам не понимаешь, а сейчас ты пытаешься определить, почему ты это сделал, и превращаешь жизнь в ад.
– Это не правда.
Меган смерила его взглядом.
– Нет, черт побери, это так. – Меган понятия не имела, сколько в ней сил и энергии, пока, оглядев комнату, не увидела, что она натворила. – Я все делаю для тебя, я готовлю, я убираю. Я позволяю тебе рисовать. Я поддерживаю тебя в работе.
– Я ненавижу свою работу.
Меган отвернулась.
– Я ненавижу ее, Мег. Я знаю, ты хочешь иметь идеального мужа, но для меня это невозможно и невыносимо. Мне нужно искусство… Это внутри меня. Все, что окружает меня… – Джексон закрыл глаза, с полной силой осознав, что он потерял сегодня. – Все здесь было моим «Я». Ты уничтожила меня.
Меган круто обернулась лицом к нему, и единственный раз в жизни именно Джексон отвел взгляд.
– Мне хотелось только счастливой жизни, – сказала она. – Муж, дом, ребенок. Почему тебе так трудно дать мне это?
– Я не какая-то заводная игрушка, которой ты можешь управлять по своему желанию. Я – личность. У меня есть собственные мечты и идеалы. Неужели тебе совершенно не важно, чего хочу я?
– Ты несправедлив, – ответила Меган, вновь заливаясь слезами.
– Я несправедлив? Я несправедлив? – Джексон схватил ее за руки, ногти вонзились ей в кожу. Она пыталась вырваться, но он крепко держал ее.
– Ты действовала как маньяк, разрезая на части плод всей моей жизни, единственное, что давало мне спокойствие, просто потому, что тебе надоело смотреть на них, а потом у тебя хватило наглости заявить, что я несправедлив. Бог мой, ты исказила все факты, не так ли?
– Может быть, – закричала в ответ Меган. – Но тебя никогда не было рядом со мной, чтобы подсказать, что я не права.
Джексон отпустил ее руку и пошел к двери. Сверток по-прежнему лежал на полу, и он поднял его.
– Куда ты идешь? – спросила Меган.
– На улицу.
– Джексон, куда ты пойдешь? Ты не можешь оставить меня сейчас. Мы говорим о нашем браке. Пожалуйста, нам надо поговорить.
Джексон повернулся:
– Мне кажется, именно сейчас единственное, что нам надо, – это развод. Я пойду немного пройдусь и постараюсь изменить свое мнение.
Он хлопнул дверью. Меган хотелось броситься на пол и рыдать навзрыд, бить со всей силы кулаками в стену, но она не сделала ничего подобного. Вместо этого взяла пакет для мусора из кухонного шкафа и вернулась в гостиную. Было удивительно легко ни о чем не думать, когда она занималась уборкой. Три года она делала одно и то же, дойдя до автоматизма, отбросив все мысли о фальшивости их брака и сосредоточив все внимание на том, какой очиститель лучше всего пойдет для этого или того пятна.
Меган наклонилась и раскрыла пакет. Обрывок за обрывком разбирала она то, что было раньше картинами, эскизами, постепенно наводя порядок.
* * *
Алекс увлеченно занялась яблочным пирогом Милли. У нее редко выпадала возможность поесть по-настоящему. Работа над степенью магистра занимала пять дней в неделю, с восьми утра до, самое раннее, одиннадцати ночи, а оставшиеся два дня она проводила в «Гудмэн и Ассошиэйтс», работая с книгами. Ни один из мужчин, проходивших через ее жизнь, не интересовался тем, чтобы подкормить ее, и, честно говоря, Алекс считала, что не смогла бы поддержать беседу ни с одним из них во время двухчасового обеда.
Поэтому она перехватывала стакан содовой тут, конфету там. Идеальная диета. Она сбросила без всяких усилий десять фунтов за последние три месяца. Зачем ей беспокоиться с питанием, когда она стала стройной и эффектной.
Алекс громко рассмеялась, привлекая, наконец, внимание своего спутника. Десять минут он, не отрываясь, смотрел в окно, совершенно забыв про свой черничный пирог.
– Что здесь смешного? – спросил Джексон.
– Я просто подумала, какая я великолепная, сексуальная женщина.
Он улыбнулся:
– И, конечно, скромная.
Алекс потягивала кофе, наблюдая за ним поверх чашки. Лицо Джексона было бледным, покрытым морщинками. Темные волосы, обычно красиво взлохмаченные, поредели. Фланелевая рубашка была мятой и морщенной, как будто ложась спать он забыл снять ее.
– Ты выглядишь препаршиво, – заметила Алекс.
Джексон откинулся на виниловые подушки сиденья и потер заросший щетиной подбородок.
– Спасибо.
– Джек, я серьезно. Прошло четыре месяца с тех пор, как вы с Меган обратились к психотерапевту. Предполагалось, что это поможет, помнишь?
– Поможет! Ха! – он поднял вилку, потом вновь опустил ее и отодвинул пирог.
– Можно я съем?
– Удивительно, как это ты не толстеешь. Меган не может и кусочка пирога съесть, чтобы не…
– Чтобы не что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Она беззвучно плакала, стоя у двери.
– Почему?
Меган покачала головой.
– Почему, черт побери? – крикнул Джексон, пиная ногой остатки картин, ставшие хламом.
– Я не знаю, – прошептала Меган.
Джексон тряхнул головой и горько рассмеялся. Казалось, они оба играли сцену из «мыльной оперы» – преувеличенно, нелепо, чрезмерно драматично.
– Ты не знаешь, – повторил он. – Забавно. Ты уничтожила мои работы. Черт бы тебя побрал, Меган, ты уничтожила мою жизнь. Это все, что у меня было, единственное, что доставляло мне радость. Ты знала, что они значат для меня, и отобрала их.
– Я знала только, что они значат для тебя больше, чем я, – сказала Меган, вновь обретя силы. Слезы прекратились, и она подошла к Джексону, вдавливая краски еще глубже в ковер. – То, как ты игнорировал меня, смотрел на меня, как будто ненавидишь, разъедало мою душу. Каждый раз, когда я видела твои картины, я видела то, что ты не любишь больше меня. Это сводило меня с ума.
Меган ходила по комнате взад-вперед, хруст полотен под ее ногами напоминал царапанье гвоздя по грифельной доске.
– Когда жизнь доставала тебя, ты рисовал. А что могла сделать я, когда жизнь казалась невыносимой для меня? У меня ничего нет. Мне приходится лгать сквозь стиснутые зубы Алекс и Клементине. У Алекс будет незабываемый день, если она узнает правду, «я говорила тебе», скажет она. О, она знала… Она знала, что ты никогда не будешь счастлив с занудной старушкой Меган.
– Мег, – Джексон протянул к ней руку, но Меган резко отпрянула от него.
– Черт побери, это несправедливо, – она яростно тряхнула головой. – Когда мне были нужны твои объятия, ты вместо этого обнимал свои проклятые кисти. Я с трудом урывала мгновения побыть с тобой, а когда это все же случалось, ты интересовался мной не больше, чем вещью. Все, что я знаю, – это то, что ты женился на мне по какой-то причине, которую даже ты сам не понимаешь, а сейчас ты пытаешься определить, почему ты это сделал, и превращаешь жизнь в ад.
– Это не правда.
Меган смерила его взглядом.
– Нет, черт побери, это так. – Меган понятия не имела, сколько в ней сил и энергии, пока, оглядев комнату, не увидела, что она натворила. – Я все делаю для тебя, я готовлю, я убираю. Я позволяю тебе рисовать. Я поддерживаю тебя в работе.
– Я ненавижу свою работу.
Меган отвернулась.
– Я ненавижу ее, Мег. Я знаю, ты хочешь иметь идеального мужа, но для меня это невозможно и невыносимо. Мне нужно искусство… Это внутри меня. Все, что окружает меня… – Джексон закрыл глаза, с полной силой осознав, что он потерял сегодня. – Все здесь было моим «Я». Ты уничтожила меня.
Меган круто обернулась лицом к нему, и единственный раз в жизни именно Джексон отвел взгляд.
– Мне хотелось только счастливой жизни, – сказала она. – Муж, дом, ребенок. Почему тебе так трудно дать мне это?
– Я не какая-то заводная игрушка, которой ты можешь управлять по своему желанию. Я – личность. У меня есть собственные мечты и идеалы. Неужели тебе совершенно не важно, чего хочу я?
– Ты несправедлив, – ответила Меган, вновь заливаясь слезами.
– Я несправедлив? Я несправедлив? – Джексон схватил ее за руки, ногти вонзились ей в кожу. Она пыталась вырваться, но он крепко держал ее.
– Ты действовала как маньяк, разрезая на части плод всей моей жизни, единственное, что давало мне спокойствие, просто потому, что тебе надоело смотреть на них, а потом у тебя хватило наглости заявить, что я несправедлив. Бог мой, ты исказила все факты, не так ли?
– Может быть, – закричала в ответ Меган. – Но тебя никогда не было рядом со мной, чтобы подсказать, что я не права.
Джексон отпустил ее руку и пошел к двери. Сверток по-прежнему лежал на полу, и он поднял его.
– Куда ты идешь? – спросила Меган.
– На улицу.
– Джексон, куда ты пойдешь? Ты не можешь оставить меня сейчас. Мы говорим о нашем браке. Пожалуйста, нам надо поговорить.
Джексон повернулся:
– Мне кажется, именно сейчас единственное, что нам надо, – это развод. Я пойду немного пройдусь и постараюсь изменить свое мнение.
Он хлопнул дверью. Меган хотелось броситься на пол и рыдать навзрыд, бить со всей силы кулаками в стену, но она не сделала ничего подобного. Вместо этого взяла пакет для мусора из кухонного шкафа и вернулась в гостиную. Было удивительно легко ни о чем не думать, когда она занималась уборкой. Три года она делала одно и то же, дойдя до автоматизма, отбросив все мысли о фальшивости их брака и сосредоточив все внимание на том, какой очиститель лучше всего пойдет для этого или того пятна.
Меган наклонилась и раскрыла пакет. Обрывок за обрывком разбирала она то, что было раньше картинами, эскизами, постепенно наводя порядок.
* * *
Алекс увлеченно занялась яблочным пирогом Милли. У нее редко выпадала возможность поесть по-настоящему. Работа над степенью магистра занимала пять дней в неделю, с восьми утра до, самое раннее, одиннадцати ночи, а оставшиеся два дня она проводила в «Гудмэн и Ассошиэйтс», работая с книгами. Ни один из мужчин, проходивших через ее жизнь, не интересовался тем, чтобы подкормить ее, и, честно говоря, Алекс считала, что не смогла бы поддержать беседу ни с одним из них во время двухчасового обеда.
Поэтому она перехватывала стакан содовой тут, конфету там. Идеальная диета. Она сбросила без всяких усилий десять фунтов за последние три месяца. Зачем ей беспокоиться с питанием, когда она стала стройной и эффектной.
Алекс громко рассмеялась, привлекая, наконец, внимание своего спутника. Десять минут он, не отрываясь, смотрел в окно, совершенно забыв про свой черничный пирог.
– Что здесь смешного? – спросил Джексон.
– Я просто подумала, какая я великолепная, сексуальная женщина.
Он улыбнулся:
– И, конечно, скромная.
Алекс потягивала кофе, наблюдая за ним поверх чашки. Лицо Джексона было бледным, покрытым морщинками. Темные волосы, обычно красиво взлохмаченные, поредели. Фланелевая рубашка была мятой и морщенной, как будто ложась спать он забыл снять ее.
– Ты выглядишь препаршиво, – заметила Алекс.
Джексон откинулся на виниловые подушки сиденья и потер заросший щетиной подбородок.
– Спасибо.
– Джек, я серьезно. Прошло четыре месяца с тех пор, как вы с Меган обратились к психотерапевту. Предполагалось, что это поможет, помнишь?
– Поможет! Ха! – он поднял вилку, потом вновь опустил ее и отодвинул пирог.
– Можно я съем?
– Удивительно, как это ты не толстеешь. Меган не может и кусочка пирога съесть, чтобы не…
– Чтобы не что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130