Мы закончили работу поздно ночью, и я уходила последней. Какой-то мужчина… – Клементина запнулась, и Джексон взял ее руку.
Казалось, что она исповедуется впервые, полностью очищаясь. Подняв голову, она продолжала:
– Какой-то мужчина ждал меня. Я думала, что он хотел только ограбить, но я ошиблась. Он затащил меня в переулок. У него был нож. Он изнасиловал меня.
Вот и все. Она все сказала. Слезы прошли. Клементина не чувствовала ни гнева, ни печали. Только легкость, освобождение. Секрет вышел наружу.
Джексон сжал ее руку, и она посмотрела ему в лицо. Он смотрел, не отрываясь, на океан, на щеках блестели слезы. Клементина потянулась и смахнула их.
– Сейчас все кажется уже не таким ужасным. Разве не безумие? Этот случай управлял моей жизнью целые годы, а сейчас я рассказала тебе, и он не кажется таким страшным. Просто ужасная вещь, случившаяся со мной несколько лет назад.
Джексон повернулся к ней и взял ее лицо в свои ладони. Его глаза были чистыми и чарующими. Клементина не смогла бы отвернуться, даже если и хотела.
– Ты – самая невероятная женщина, которую я знал, – произнес он.
Клементина покачала головой:
– Нет. Большинство жертв насилия справляются с этим и проходят через это. А мне потребовались годы, чтобы набраться достаточно смелости и рассказать остальным, что меня изнасиловали. Я не думаю, что я смогу… что мы сможем заниматься любовью. Это было так давно, что одна только мысль вызывает у меня неловкость.
Выражение лица Джексона стало еще нежнее, еще более любящим.
– Ты думаешь, меня заботит, будем мы заниматься любовью или нет? Я хочу этого больше всего на свете, но это не самое главное. Я хочу быть с тобой. Только этого я всегда и хотел. Я хочу обеспечить твою безопасность, чтобы никогда ничего подобного с тобой не произошло.
При этих словах Клементина почувствовала, что прошлое рушится как старые хрупкие кирпичи. Когда Джексон так близко, защищая ее, она не станет больше вспоминать лицо того человека из прошлого. В конце концов, он просто человек с сильными руками и слабым разумом, и он не тронет ее. Он никогда не прикоснется к ней.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Джексону показалось, что последняя часть его души встала на место. Он стал единым целым. Его мать говорила, что это случится, когда он встретит свою единственную, свою половину. Мать знала гораздо больше, чем он думал. Джексон смотрел на Клементину, пропитываясь ее красотой. Ее кожа была восхитительной, как свежее масло, скулы высокими и чистыми, губы – нежный розовый завиток. Женщина, о которой повсюду страстно мечтают мужчины. И она – с ним.
Джексон наклонился и поцеловал ее в щеку так нежно, как будто крылышки бабочки слегка задели кожу. Он целовал ее лоб, веки, нос, подбородок. Клементина закрыла глаза. Она боялась открыть их и разрушить чары.
Наконец, его губы коснулись ее губ. Все было так, как Клементина представляла. Губы были теплыми, нежными, и язык танцевал в одном ритме с ее языком. Она отстранилась.
– Ты подождешь, пока я буду готова? Сейчас я боюсь. Боюсь разрушить то, что есть между нами.
Джексон зарылся лицом в ее волосы:
– Я буду ждать тебя вечно.
– Не отпускай меня, – сказала Клементина, обвивая руками его шею.
– Никогда. – Джексон снова целовал ее лицо, наслаждаясь нежностью кожи, о которой он только мечтал. Будь он проклят, если когда-нибудь отпустит ее.
Клементина откинулась назад, чтобы отчетливо видеть его лицо. У нее все еще оставались сомнения на его счет и, конечно же, на свой собственный, но когда Джексон наконец-то был здесь – любящий, преданный – как она могла сопротивляться? Если она не попытается сейчас, будет ли между ними всегда отдаленность, какое-то сомнение и натянутость? Не будет ли он думать, что она вообще никогда не сможет отдаться ему?
Клементина провела по его руке, чувствуя под рубашкой мускулы. Он наблюдал за ней, не двигаясь и не моргая, как будто боялся, что любое движение вспугнет ее. Клементина дотронулась до его груди, шеи, уха. Он был великолепен.
Джексон медленно протянул руку и провел по ее ключицам. Пальцы скользнули под халат к теплой коже над грудью, потом ниже к соску. Он сжал нежно, потом сильнее…
– Перестань, – прошептала Клементина, отодвигаясь.
По коже ее пошли мурашки, она ощутила опасное балансирование на грани удовольствия и отвращения. Отодвинувшись на самый край тахты, она испытывала ненависть к себе.
– Извини, – сказал Джексон.
Клементина покачала головой. Снова появились слезы. За всю жизнь она столько не плакала, как в этот день.
– Это не ты. Я просто не могу. Твои пальцы стали жесткими и… Я не могу объяснить. Тебе надо просто уйти.
Джексон скользнул на пол возле ее ног и внимательно смотрел на нее, крепко сжимая руки.
– Послушай меня, я никогда не уйду. Даже, если ты будешь умолять меня об этом. Я останусь здесь, буду любить тебя и заставлю забыть. И если мы никогда не займемся любовью, значит, мы никогда не займемся любовью. Не будем спешить.
– Как можешь ты быть настолько хорошим? – пробормотала она.
Джексон улыбнулся:
– Полагаю, родился таким.
– Со мной нелегко ужиться, – сказала Клементина. – Более того. Я не готовлю, я ненавижу телевизор, и мне нужно очень много места для нарядов.
Джексон рассмеялся.
– Я пахну скипидаром, люблю пить кофе в три часа утра и никогда в своей жизни не одевал пижамы, ложась в постель.
Они оба рассмеялись, и Клементина опустила глаза на их пальцы, сплетенные вместе.
– Ты мне нравишься, Джексон Холлиэлл, – сказала она.
– Прекрасно. Значит, ты хочешь, чтобы мы стали женихом и невестой?
Клементина снова рассмеялась. Самый первый раз в жизни она поняла, что это такое – почувствовать настоящее, подлинное счастье. Еще не все гладко. Ей предстоит пройти долгий путь. Но одно Клементина знала наверняка – она не допустит, чтобы между ними снова что-либо встало.
* * *
К тому времени, когда Меган с Джо вернулись домой после концерта Филармонического оркестра Лос-Анджелеса, Клементина давно ушла. Она оставила записку, приклеив ее к дверце холодильника:
«Мне нужно уехать на неделю или две. Просто немного расслабиться. Увидимся, когда я вернусь. Не волнуйся.
Целую, Клем».
– Очень странно, – проговорила Меган, заваривая кофе. – Она так устала сегодня. Говорила, что просмотрит пару сценариев и позагорает. Интересно, почему она передумала?
– Возможно, Клементина устала от однообразия, – заметил Джо, ослабляя галстук. – Мне кажется, зарабатывать миллионы путем зубрежки нескольких строчек – не слишком веселое и довольно утомительное занятие.
Меган рассмеялась:
– Я пойду наверх переоденусь. Угощайся всем, что найдешь в кухне, если голоден.
Когда она ушла, Джо немного побродил по стерильной кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Казалось, что она исповедуется впервые, полностью очищаясь. Подняв голову, она продолжала:
– Какой-то мужчина ждал меня. Я думала, что он хотел только ограбить, но я ошиблась. Он затащил меня в переулок. У него был нож. Он изнасиловал меня.
Вот и все. Она все сказала. Слезы прошли. Клементина не чувствовала ни гнева, ни печали. Только легкость, освобождение. Секрет вышел наружу.
Джексон сжал ее руку, и она посмотрела ему в лицо. Он смотрел, не отрываясь, на океан, на щеках блестели слезы. Клементина потянулась и смахнула их.
– Сейчас все кажется уже не таким ужасным. Разве не безумие? Этот случай управлял моей жизнью целые годы, а сейчас я рассказала тебе, и он не кажется таким страшным. Просто ужасная вещь, случившаяся со мной несколько лет назад.
Джексон повернулся к ней и взял ее лицо в свои ладони. Его глаза были чистыми и чарующими. Клементина не смогла бы отвернуться, даже если и хотела.
– Ты – самая невероятная женщина, которую я знал, – произнес он.
Клементина покачала головой:
– Нет. Большинство жертв насилия справляются с этим и проходят через это. А мне потребовались годы, чтобы набраться достаточно смелости и рассказать остальным, что меня изнасиловали. Я не думаю, что я смогу… что мы сможем заниматься любовью. Это было так давно, что одна только мысль вызывает у меня неловкость.
Выражение лица Джексона стало еще нежнее, еще более любящим.
– Ты думаешь, меня заботит, будем мы заниматься любовью или нет? Я хочу этого больше всего на свете, но это не самое главное. Я хочу быть с тобой. Только этого я всегда и хотел. Я хочу обеспечить твою безопасность, чтобы никогда ничего подобного с тобой не произошло.
При этих словах Клементина почувствовала, что прошлое рушится как старые хрупкие кирпичи. Когда Джексон так близко, защищая ее, она не станет больше вспоминать лицо того человека из прошлого. В конце концов, он просто человек с сильными руками и слабым разумом, и он не тронет ее. Он никогда не прикоснется к ней.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Джексону показалось, что последняя часть его души встала на место. Он стал единым целым. Его мать говорила, что это случится, когда он встретит свою единственную, свою половину. Мать знала гораздо больше, чем он думал. Джексон смотрел на Клементину, пропитываясь ее красотой. Ее кожа была восхитительной, как свежее масло, скулы высокими и чистыми, губы – нежный розовый завиток. Женщина, о которой повсюду страстно мечтают мужчины. И она – с ним.
Джексон наклонился и поцеловал ее в щеку так нежно, как будто крылышки бабочки слегка задели кожу. Он целовал ее лоб, веки, нос, подбородок. Клементина закрыла глаза. Она боялась открыть их и разрушить чары.
Наконец, его губы коснулись ее губ. Все было так, как Клементина представляла. Губы были теплыми, нежными, и язык танцевал в одном ритме с ее языком. Она отстранилась.
– Ты подождешь, пока я буду готова? Сейчас я боюсь. Боюсь разрушить то, что есть между нами.
Джексон зарылся лицом в ее волосы:
– Я буду ждать тебя вечно.
– Не отпускай меня, – сказала Клементина, обвивая руками его шею.
– Никогда. – Джексон снова целовал ее лицо, наслаждаясь нежностью кожи, о которой он только мечтал. Будь он проклят, если когда-нибудь отпустит ее.
Клементина откинулась назад, чтобы отчетливо видеть его лицо. У нее все еще оставались сомнения на его счет и, конечно же, на свой собственный, но когда Джексон наконец-то был здесь – любящий, преданный – как она могла сопротивляться? Если она не попытается сейчас, будет ли между ними всегда отдаленность, какое-то сомнение и натянутость? Не будет ли он думать, что она вообще никогда не сможет отдаться ему?
Клементина провела по его руке, чувствуя под рубашкой мускулы. Он наблюдал за ней, не двигаясь и не моргая, как будто боялся, что любое движение вспугнет ее. Клементина дотронулась до его груди, шеи, уха. Он был великолепен.
Джексон медленно протянул руку и провел по ее ключицам. Пальцы скользнули под халат к теплой коже над грудью, потом ниже к соску. Он сжал нежно, потом сильнее…
– Перестань, – прошептала Клементина, отодвигаясь.
По коже ее пошли мурашки, она ощутила опасное балансирование на грани удовольствия и отвращения. Отодвинувшись на самый край тахты, она испытывала ненависть к себе.
– Извини, – сказал Джексон.
Клементина покачала головой. Снова появились слезы. За всю жизнь она столько не плакала, как в этот день.
– Это не ты. Я просто не могу. Твои пальцы стали жесткими и… Я не могу объяснить. Тебе надо просто уйти.
Джексон скользнул на пол возле ее ног и внимательно смотрел на нее, крепко сжимая руки.
– Послушай меня, я никогда не уйду. Даже, если ты будешь умолять меня об этом. Я останусь здесь, буду любить тебя и заставлю забыть. И если мы никогда не займемся любовью, значит, мы никогда не займемся любовью. Не будем спешить.
– Как можешь ты быть настолько хорошим? – пробормотала она.
Джексон улыбнулся:
– Полагаю, родился таким.
– Со мной нелегко ужиться, – сказала Клементина. – Более того. Я не готовлю, я ненавижу телевизор, и мне нужно очень много места для нарядов.
Джексон рассмеялся.
– Я пахну скипидаром, люблю пить кофе в три часа утра и никогда в своей жизни не одевал пижамы, ложась в постель.
Они оба рассмеялись, и Клементина опустила глаза на их пальцы, сплетенные вместе.
– Ты мне нравишься, Джексон Холлиэлл, – сказала она.
– Прекрасно. Значит, ты хочешь, чтобы мы стали женихом и невестой?
Клементина снова рассмеялась. Самый первый раз в жизни она поняла, что это такое – почувствовать настоящее, подлинное счастье. Еще не все гладко. Ей предстоит пройти долгий путь. Но одно Клементина знала наверняка – она не допустит, чтобы между ними снова что-либо встало.
* * *
К тому времени, когда Меган с Джо вернулись домой после концерта Филармонического оркестра Лос-Анджелеса, Клементина давно ушла. Она оставила записку, приклеив ее к дверце холодильника:
«Мне нужно уехать на неделю или две. Просто немного расслабиться. Увидимся, когда я вернусь. Не волнуйся.
Целую, Клем».
– Очень странно, – проговорила Меган, заваривая кофе. – Она так устала сегодня. Говорила, что просмотрит пару сценариев и позагорает. Интересно, почему она передумала?
– Возможно, Клементина устала от однообразия, – заметил Джо, ослабляя галстук. – Мне кажется, зарабатывать миллионы путем зубрежки нескольких строчек – не слишком веселое и довольно утомительное занятие.
Меган рассмеялась:
– Я пойду наверх переоденусь. Угощайся всем, что найдешь в кухне, если голоден.
Когда она ушла, Джо немного побродил по стерильной кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130