На мгновение показалось мне, что говорит он голосом Гвина маб Нудда, когда последний раз говорил он со мной из тени во дворце Брохваэля в Каэр Гуригон, что в Поуисе. Но тут меня осенило, что это не Гвин, а другой. Я видел его еще где-то, я знал его как собственного брата. Но кто он?
— Может, настанет день, когда это гордое знамя падет и волна прокатится через Остров Могущества, — твердо ответил я. — Но не думаю, что этот день уже пришел — иначе зачем я спасся из ограды водяной твердыни и ради чего убил Духа Оленя в сердце его лабиринта в Анноне?
Мой враг воззрился на меня — неизмерима была бездна его единственного глаза — и хрипло рассмеялся.
— Мы там, где вороны обжираются кровью, храбрейшие воины падают под градом стрел или лежат, сраженные копьями, хрипя и крича. Любо мне место, где люди теряют разум и сокрушают все на своем пути, разрушают все, что построили, ликуя в глупости своей. Чего ради мне щадить тебя?
Я понимал, что он может убить меня, ежели пожелает, отметив для смерти острием своего копья. И все же я не боялся. Я чувствовал, как через все мое существо струится мудрость Лосося из Ллин Ллиу, и чистая любовь сестры моей Гвенддидд, и утешение свиньи Хенвен, как надо мной простирается покровительство Орла Бринаха и мрачное сочувствие Волка Менвэда. И внезапно я понял, почему мне было позволено остаться в живых во младенчестве в водной крепости Дилана, вернуться живым из Аннона и чем была моя защита для Острова Придайн. Я стоял на острие сражения и должен был продолжать битву, пока не придет мое время.
Потом мне рассказывали, что в то самое время Гвиддварх и Кмби, да и другие из воинства Кимри видели самого Йессу Триста, шагавшего по небу над нашим войском, вознося крест свой против врага.
— Ты сейчас не можешь коснуться меня, — вскричал я, — пусть твоя сила и велика!
— Почему же нет, человечишко, почему же нет? — спросил Скрывший Лицо, нацеливаясь в меня копьем. — Чего я не могу здесь, на кровавом поле?
— Есть одна вещь, которой ты сделать не можешь, и только одна! — вскричал я, перекрывая лязг металла и вопли. Страх наконец поднялся у меня в груди. — Ты не можешь нарушить мой тингед, а он еще не исполнен.
— А откуда тебе знать, когда он исполнится? Что, если сейчас пришел час твоей смерти, мучительной и нежеланной? В конце концов, он к каждому подкрадывается неожиданно, как волк к овчарне. Вот это ты мне скажи, человечишко, и тогда, может быть, я на сей раз оставлю тебя в живых!
Тогда я подошел к Скрывшему Лицо и прошептал ему на ухо некие слова. Хотя и не должно было произносить их тому, кто не прошел посвящения, но я привожу их здесь, чтобы тот, кто прошел очистительные воды, узнал правду повести моей:
Gwareis yn llychwr, kyskeis I ym porffor
Neu bum yn yscor gan Dylan Eil Мог,
Yg kylchet ym periled nvg deulin teyrned,
Yn deuwayw anchwant о nef pan doethant;
Yn Annwfyn llifereint with urwydrin dybydant
В пурпурном темном шатре я спал,
Меня Дилан Аил Мор на волнах качал,
Я был на коленях у короля,
Судьба в небеса уносила меня,
Я ведаю речи мудрецов
Средь темных Аннона дворцов .
Тогда тот, чье лицо было скрыто капюшоном ночи, рассмеялся и опустил копье.
— На это я действительно не могу ответить, по крайней мере не сейчас, — признался он, по-прежнему глядя на меня с великим презрением и (как я воображал) с неким изумлением. — Думаешь, не узнал я тебя, Мирддин сын Морврин? Ты тот, чей вирд быть названным Морской Твердыней, разве не так? И все это, — он провел круг своим копьем. — как ты воображаешь, Предел Мирддина. Что ж, посмотрим! Сейчас этот день — твой, и ты спасся, хотя поблагодаришь ли ты меня за это, когда встретишься с тем, что тебе предстоит, это мы еще увидим. Не бойся, мы еще встретимся — возможно, для тебя эта встреча будет не слишком счастливой. Прощай, Мирддин, сын Морврин, одноглазый бриттский скоп!
С этими словами, бросив на меня недобрый взгляд из-под капюшона, незнакомец повернулся и покинул это место. Показалось мне, будто бы видел я, как вскочил он на огромного серого жеребца о восьми ногах, со струящейся гривой, и во весь опор помчался на север. Но туман, грохот и смятение были таковы, что я не был уверен в том, что творилось нынешним днем. Воистину, странные вещи поведал я тебе, о король. Случайно я бросил взгляд на щит Мэлгона, лежавший под Красным Драконом. Там в полированном металле увидел я свое отражение — я никогда не видел себя таким. И показалось мне, что лицо врага моего не слишком-то отличалось от моего собственного, так что потом я начал подумывать — не говорил ли я в смятении со своей тенью?
С уходом того — кем бы он ни был, — кто построил боевой клин, полчища Ллоэгра внезапно пришли в беспорядок. Смертельное безразличие пало на них из тумана, так что ни руки, ни меча не могли они поднять против своего врага. Сеть, незримая для человека, опутала их, сковав их боевыми цепями, хиалогион, что крепко сковывают человеческое сердце, высасывая его силу и отвагу. Отвага каждого героя была в кругу колдовских рун, заплетавших его жилы и волю узлами, так что в мгновение ока тот, кто, не дрогнув, схватился бы с великаном, стал слабым и пугливым, как охваченная ужасом девушка. Как Мировой Змей обвивает землю, так войско Кинурига было сковано кандалами рун Одержимого.
Мэлгон и Кинуриг сошлись в смертельной схватке. Отбросив оружие, они набросились друг на друга с обнаженной грудью и с голыми руками. Король ивисов рвал Дракона Острова клыками, а Мэлгон терзал уши Кинурига и рвал мясо с его щек, глотая его, словно то были куски вареной свинины. И была то одна из Трех Ужасных Трапез Острова Придайн.
Тут и Кинуриг попал в сети бессилия из-за хиалогион, предсказанных его дихениддом, застыв неподвижно и бессильно пред Мэлгоном. Туман смятения отражался в его глазах, из которых исчезли красная и белая змеи. И тогда Мэлгон Высокий, король Гвинедда, поднял обеими руками могучий меч, сверкавший кроваво-красным в свете садящегося солнца, и, трижды взмахнув им над головой, опустил его на шлем короля ивисов.
Удар этот рассек тело Кинурига надвое до пупка. Затем Мэлгон быстро нанес второй удар накрест, так что три куска, на которые было разрублено тело дикаря, упали наземь одновременно. И Кинуриг выхаркнул свое сердце, застрявшее сгустком крови у него во рту. Так он умер.
Те, кто был в тот момент по правую руку от Мэлгона, услышали, как святой Киби, его старший священник, громко возгласил:
— Occidisti insuper et possedisti! Убив, ты овладел!
А те, кто стоял по левую руку от короля, услышали, как Идно Хен, его старший друид, взвыл по-волчьи:
— Rincne marincne!
Потом рассказывали мне, что меч, которым Мэлгон сразил Кинурига, был не что иное, как Каледволх, меч Артура. Вот каково свойство того меча: если человек взмахнет им, очертя круг, то предаст смерти целый отряд. Услышав это, я вспомнил о словах Гофаннона маб Дон, которые он сказал мне, трудясь в своей кузнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220