Как же глупо — ведь ты наверняка уже знаешь ответ!
Кузнец добродушно расхохотался, хотя за смехом я уловил растущую злость.
— Действительно, глупо, дитя мое, и мудрость твоя для кователя мира все равно что крик играющего ребенка по сравнению с ревом океана. Да ни в каком порту не покоится ныне мертвый Гвертевир, поскольку кости его закопаны в каждой гавани на побережье Придайна! Думается мне, что лучше уж тебе уйти, прежде чем напорешься на лихо, человечишко! У меня дело есть, и не тебе затягивать его!
Я повернулся, как будто чтобы уйти, затем сказал:
— Правду сказал ты, о коваль. Дитя на берегу подносит к уху раковину и воображает, будто бы держит в слабой своей руке всю необъятность океана. Для истинного понимания мы, люди искусства, должны оторваться от кропотливого изучения книг, составленных древними лливирион, которые, может, знали не больше, чем мы.
Я замолк, глядя на то, как великан берет свои щипцы, трясет головой, словно отмахиваясь от моего назойливого вмешательства. Затем я спокойно добавил (хотя в душе и дрожал, несмотря на жар пылавшего горна):
— Разве не слышим мы в шуме волн стонов Дилана Аил Тона, разве их ряды не идут войной дважды на дню на берега Придайна, желая отомстить за его убийство? Разве это не знак глубин, где лежит в хранилище сокровище мудрости?
Последовало молчание, такое долгое, что мне показалось, будто бы я пробыл в Каэр Гофаннон год и один день. Деревья стонали, ветви их терлись друг о друга, небо плакало холодными слезами, залитую лунным светом лощину у кузни начал затягивать поднимающийся туман. Все вокруг было тихо, так тихо, что показалось мне, будто бы слух у меня стал как у Клуста маб Клуствайнада, который мог слышать муравья в муравейнике в пятидесяти милях от него, будь он сам даже погребен в семи фатомах под землей. Целую вечность великан стоял со щипцами в руке, опустив голову, неподвижный, как заколдованное изваяние. Пламя сыпало искрами и шипело от капель дождя, но он не замечал ни его, ни меня. Не грози это бедой мне и еще больше воинству Кимри, я мог бы пожалеть его боль и захотеть взять ее у него.
Наконец он испустил болезненный стон, такой глубокий и ужасный, что его услышали даже на проклятом Хребте Эсгайр Оэрвел в Иверддон, и повернулся ко мне, глядя на меня с глубочайшим укором.
— Вижу, ты не так глуп, как я считал, Мирддин, хотя, может, ты умнее, чем следовало бы для твоей безопасности. Значит, ты знаешь меня и всю мою историю?
— Не всю. Разве кто-нибудь знает ее до конца? Но я знаю, что ты Гофаннон маб Дон, и я также знаю, кто убил твоего юного племянника Дилана Аил Тона. Разве не был это один из Трех Подлых Ударов Острова Придайн?
Гофаннон зашатался, как высокие буки у него над головой, и вздохнул, как ночной ветер в их ветвях.
— Если ты знаешь об этом, то должен знать и то, что не умышленно я погубил его. После того как был он окрещен тремя каплями воды, он вкусил природы моря, поплыл так же легко, как самая проворная рыба, что живет в его глубинах. Ни одна волна не разбилась под ним, но я пробил ему спину броском копья. Злое это было деяние, но, пока я не вырвался из тьмы и не освободился из бесформенности пустоты, я никак не мог выполнить задачу, что стояла передо мной. И то, что ты видишь вокруг, — ко славе матери моей Дон и сонма богов, и, думаю, ты не сочтешь это малым подвигом. Не такое желал бы я свершить, но был на мне тингед, которому не мог я не подчиниться. Когда люди строят крепость, разве не закладывают они в основание стен тело убитого ребенка, чтобы стены не рухнули? А какая земная твердыня может сравниться с творением рук Гофаннона маб Дон? Я вздрогнул от намека, который мне более чем просто не понравился. Но искусный коваль, владыка магического мастерства, был слишком взволнован, чтобы заметить мои жалкие тревоги. С мрачным и гневным видом он угрюмо признался:
— Может, ты и переборол меня на мгновение, о Черный Одержимый. Малявки всегда остроглазы и остроумны. Говори быстро — чего ты хочешь от меня?
Радость охватила меня, затопила, как девятый вал, хлынувший на берег. Я снова повернулся к кузне.
— Я искал знания, которое позволило бы мне защитить войско Мэлгона Гвинедда, увериться в том, что он одолеет Напасть, что лежит на этом крае. Я хорошо понимаю, какие страдания и опасности ожидают меня, но мое сердце вместе с князьями, и я боюсь, как бы они безрассудно не заехали в пасть Ифферна, угодив в когти Угольно-Черной Ведьмы, дочери Снежно-Белой Ведьмы.
В ответ кузнец взял полосу пылающего металла с наковальни и начал резко колотить по ней своим огромным молотом. Я понимал, что ради достижения своей цели должен быть терпеливым, и ждал, пока его гнев выйдет.
— Видишь, что я кую здесь? — спросил он. — Это обломки Артурова меча, Каледволха, который раскололся о шлем предателя Медрауда на поле Камланна. Их нужно сковать и перековать, сложить и отбить снова и снова, пока я не сделаю меч Артура заново. Он будет от ребра до кромки в два раза длиннее мужского предплечья, будет он до крови резать ветер, смерть будет он приносить быстрее, чем сверкает роса в Мехевине в самую росистую пору.
Три великих удара и семь меньших по порядку сделал кузнец по раскаленному добела металлу, пока он не начал остывать и кузнец не остановился снова. Клинок сверкал, как летняя молния, и горн ревел, как далекий гром в холмах.
— Не было, нет и не будет такого меча на Острове Могущества со времени заселения его Придайном, сыном Аэдда Великого, вплоть до гибели всего сущего в воде и пламени. Впервые отковали его гномы, живущие в черном обширном водовороте косматого моря, ревущего вокруг Пенрин Блатаон на Севере. Семь лет трудились они под огромной скалой, что носит их имя, равно как и на острове Орк, пока не отковали они меч Каледволх, ярче, чище и яростней, чем удар молнии Мабона маб Меллта.
Говорят, что меч заговорил после того, как его отковали окончательно, и слова, которые произнес он, вырезаны рунами на его клинке. У него много свойств, и не последним из них является то, что, покинув ножны, он направляет дела своего хозяина. Ничто не может избежать его удара, когда вынут он из ножен, ничто не может противостоять ему, и когда он пущен в ход, он будет убивать всех вокруг, пока его не уберут в ножны снова. И дань, которой жаждет он, так это быть отчищенным лучшим полировальщиком мечей в мире.
Семь ударов отбил молот кузнеца и еще тройной тяжелый удар. Я увидел, что нетерпение меча все возрастает с удевятеренной яростью, и удивился его красоте, равной красоте девы в первые дни ее расцвета, его силе, равной силе вола на пашне, его мощи, равной мощи стремительного коня на скачках в день Калан Май. Никогда не увидеть мне меча, равного этому колдовскому клинку, и почувствовал я, что меня тянет к нему, как к моей сестре Гвенддидд в первую ночь нашей встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
Кузнец добродушно расхохотался, хотя за смехом я уловил растущую злость.
— Действительно, глупо, дитя мое, и мудрость твоя для кователя мира все равно что крик играющего ребенка по сравнению с ревом океана. Да ни в каком порту не покоится ныне мертвый Гвертевир, поскольку кости его закопаны в каждой гавани на побережье Придайна! Думается мне, что лучше уж тебе уйти, прежде чем напорешься на лихо, человечишко! У меня дело есть, и не тебе затягивать его!
Я повернулся, как будто чтобы уйти, затем сказал:
— Правду сказал ты, о коваль. Дитя на берегу подносит к уху раковину и воображает, будто бы держит в слабой своей руке всю необъятность океана. Для истинного понимания мы, люди искусства, должны оторваться от кропотливого изучения книг, составленных древними лливирион, которые, может, знали не больше, чем мы.
Я замолк, глядя на то, как великан берет свои щипцы, трясет головой, словно отмахиваясь от моего назойливого вмешательства. Затем я спокойно добавил (хотя в душе и дрожал, несмотря на жар пылавшего горна):
— Разве не слышим мы в шуме волн стонов Дилана Аил Тона, разве их ряды не идут войной дважды на дню на берега Придайна, желая отомстить за его убийство? Разве это не знак глубин, где лежит в хранилище сокровище мудрости?
Последовало молчание, такое долгое, что мне показалось, будто бы я пробыл в Каэр Гофаннон год и один день. Деревья стонали, ветви их терлись друг о друга, небо плакало холодными слезами, залитую лунным светом лощину у кузни начал затягивать поднимающийся туман. Все вокруг было тихо, так тихо, что показалось мне, будто бы слух у меня стал как у Клуста маб Клуствайнада, который мог слышать муравья в муравейнике в пятидесяти милях от него, будь он сам даже погребен в семи фатомах под землей. Целую вечность великан стоял со щипцами в руке, опустив голову, неподвижный, как заколдованное изваяние. Пламя сыпало искрами и шипело от капель дождя, но он не замечал ни его, ни меня. Не грози это бедой мне и еще больше воинству Кимри, я мог бы пожалеть его боль и захотеть взять ее у него.
Наконец он испустил болезненный стон, такой глубокий и ужасный, что его услышали даже на проклятом Хребте Эсгайр Оэрвел в Иверддон, и повернулся ко мне, глядя на меня с глубочайшим укором.
— Вижу, ты не так глуп, как я считал, Мирддин, хотя, может, ты умнее, чем следовало бы для твоей безопасности. Значит, ты знаешь меня и всю мою историю?
— Не всю. Разве кто-нибудь знает ее до конца? Но я знаю, что ты Гофаннон маб Дон, и я также знаю, кто убил твоего юного племянника Дилана Аил Тона. Разве не был это один из Трех Подлых Ударов Острова Придайн?
Гофаннон зашатался, как высокие буки у него над головой, и вздохнул, как ночной ветер в их ветвях.
— Если ты знаешь об этом, то должен знать и то, что не умышленно я погубил его. После того как был он окрещен тремя каплями воды, он вкусил природы моря, поплыл так же легко, как самая проворная рыба, что живет в его глубинах. Ни одна волна не разбилась под ним, но я пробил ему спину броском копья. Злое это было деяние, но, пока я не вырвался из тьмы и не освободился из бесформенности пустоты, я никак не мог выполнить задачу, что стояла передо мной. И то, что ты видишь вокруг, — ко славе матери моей Дон и сонма богов, и, думаю, ты не сочтешь это малым подвигом. Не такое желал бы я свершить, но был на мне тингед, которому не мог я не подчиниться. Когда люди строят крепость, разве не закладывают они в основание стен тело убитого ребенка, чтобы стены не рухнули? А какая земная твердыня может сравниться с творением рук Гофаннона маб Дон? Я вздрогнул от намека, который мне более чем просто не понравился. Но искусный коваль, владыка магического мастерства, был слишком взволнован, чтобы заметить мои жалкие тревоги. С мрачным и гневным видом он угрюмо признался:
— Может, ты и переборол меня на мгновение, о Черный Одержимый. Малявки всегда остроглазы и остроумны. Говори быстро — чего ты хочешь от меня?
Радость охватила меня, затопила, как девятый вал, хлынувший на берег. Я снова повернулся к кузне.
— Я искал знания, которое позволило бы мне защитить войско Мэлгона Гвинедда, увериться в том, что он одолеет Напасть, что лежит на этом крае. Я хорошо понимаю, какие страдания и опасности ожидают меня, но мое сердце вместе с князьями, и я боюсь, как бы они безрассудно не заехали в пасть Ифферна, угодив в когти Угольно-Черной Ведьмы, дочери Снежно-Белой Ведьмы.
В ответ кузнец взял полосу пылающего металла с наковальни и начал резко колотить по ней своим огромным молотом. Я понимал, что ради достижения своей цели должен быть терпеливым, и ждал, пока его гнев выйдет.
— Видишь, что я кую здесь? — спросил он. — Это обломки Артурова меча, Каледволха, который раскололся о шлем предателя Медрауда на поле Камланна. Их нужно сковать и перековать, сложить и отбить снова и снова, пока я не сделаю меч Артура заново. Он будет от ребра до кромки в два раза длиннее мужского предплечья, будет он до крови резать ветер, смерть будет он приносить быстрее, чем сверкает роса в Мехевине в самую росистую пору.
Три великих удара и семь меньших по порядку сделал кузнец по раскаленному добела металлу, пока он не начал остывать и кузнец не остановился снова. Клинок сверкал, как летняя молния, и горн ревел, как далекий гром в холмах.
— Не было, нет и не будет такого меча на Острове Могущества со времени заселения его Придайном, сыном Аэдда Великого, вплоть до гибели всего сущего в воде и пламени. Впервые отковали его гномы, живущие в черном обширном водовороте косматого моря, ревущего вокруг Пенрин Блатаон на Севере. Семь лет трудились они под огромной скалой, что носит их имя, равно как и на острове Орк, пока не отковали они меч Каледволх, ярче, чище и яростней, чем удар молнии Мабона маб Меллта.
Говорят, что меч заговорил после того, как его отковали окончательно, и слова, которые произнес он, вырезаны рунами на его клинке. У него много свойств, и не последним из них является то, что, покинув ножны, он направляет дела своего хозяина. Ничто не может избежать его удара, когда вынут он из ножен, ничто не может противостоять ему, и когда он пущен в ход, он будет убивать всех вокруг, пока его не уберут в ножны снова. И дань, которой жаждет он, так это быть отчищенным лучшим полировальщиком мечей в мире.
Семь ударов отбил молот кузнеца и еще тройной тяжелый удар. Я увидел, что нетерпение меча все возрастает с удевятеренной яростью, и удивился его красоте, равной красоте девы в первые дни ее расцвета, его силе, равной силе вола на пашне, его мощи, равной мощи стремительного коня на скачках в день Калан Май. Никогда не увидеть мне меча, равного этому колдовскому клинку, и почувствовал я, что меня тянет к нему, как к моей сестре Гвенддидд в первую ночь нашей встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220