Ричиус почувствовал глубочайшую грусть.
— По-моему, он очень красив, — сказал он. — Я не хочу его рубить.
— Красив? — засмеялся Симон. — Снаружи, может, и красив. Но внутри, под шкурой… Нет. Он прожил слишком долго, чтобы не быть всего лишь мерзкой свиньей. Ты сказал, что я могу выбрать дерево. Ну так я выбрал этого старого паскудника. Если хочешь, помогай мне. А не хочешь — не помогай. Мне все равно.
И, не сказав больше ни слова, Симон замахнулся топором на древний дуб, вонзил лезвие в его кору и нанес глубокую рану. Он сделал еще удар и еще — и вскоре из гигантского ствола полетели щепки, оставляя небольшие щербины на броне шириной в десять футов. Ричиус наблюдал за Симоном, удивляясь той злобе, которая вдруг его охватила. Симон замахивался топором, не делая передышек. И наконец, сам не понимая почему, Ричиус занял место по другую сторону огромного ствола и тоже начал его рубить. Симон остановился. Его глаза встретились с глазами Ричиуса, а по губам пробежала улыбка. Он подождал, чтобы Ричиус завершил свой удар, и только потом взмахнул своим топором. Через два удара они вошли в ритм: Ричиус, потом Симон, потом Ричиус, потом Симон — и медленно, очень медленно они начали подрубать древний дуб.
Эта задача оказалась чудовищно трудной. Прошло всего несколько минут — и на лбу Ричиуса выступили капли пота. Симон уже начал тяжело дышать. Однако они обменивались подбадривающими взглядами и продолжали сражаться с упрямой корой и каменной древесиной, с хрипом напрягая мышцы до предела. Они работали не меньше часа, и когда на стволе наконец появилась глубокая впадина, Симон поднял руку, сдаваясь.
— Боже, ну я и устал! — прохрипел он, смеясь.
Он оперся на топор. Его лицо и рубашка вымокли от пота. Им удалось подрубить только часть ствола, и впереди их ждали еще часы работы.
— Ты уверен, что это была хорошая мысль? — съязвил Ричиус.
Он бросил топор и направился туда, где они оставили лошадей. Мехи, которые они взяли с собой, были полны прохладной влагой. Ричиус принес их к дубу вместе с едой. Ему не просто хотелось пить. Тяжелая работа принесла с собой чувство острого голода. А впереди оставалось еще гораздо больше. Сначала им надо будет завалить гигантское дерево, а потом разрубить его на части, которые еще надо будет отволочь к повозке. Ричиус тихо чертыхался, ругая себя за то, что позволил Симону выбрать дерево. Но потом он вспомнил, с какой решимостью нарец смотрел на дуб и с какой яростью замахивался топором, и подумал, что предоставить Симону право выбора было разумно. Какой бы гнев он ни испытывал, теперь он изливался через его топор на старый дуб, и казалось, будто они действительно земляки — а может, даже друзья.
Ричиус поспешил обратно с водой и едой. Он обнаружил, что Симон снова принялся за работу и рубит ствол дерева. Он помахал ему рукой, призывая остановиться, и поднял мехи с водой. Симон с удовольствием бросил топор и, взяв воду, сделал большой глоток, вытерев губы рукавом.
— Хорошо! — вздохнул он. — Спасибо. А это что? Еда?
— Моя жена запаковала нам кое-что. Есть хочешь?
— Всегда! — ухмыльнулся Симон. Он посмотрел на дерево. — Но у нас много работы. Может, стоит повременить?
Ричиус уселся на землю и начал рыться в мешке.
— Можешь повременить, если хочешь. А я буду сидеть и смотреть, как ты работаешь. Ладно?
— Ну уж нет! — ответил Симон, снова бросая топор. Вытянув шею, он попытался заглянуть в мешок. — Что там у тебя?
Ричиус начал вынимать из мешка еду. Две пресные лепешки, немного овощей, немного вяленого мяса, фрукты, похожие на яблоки. Это была трийская еда, но Ричиус давно успел к ней привыкнуть, а Симон, который, похоже, был готов есть что угодно, нетерпеливо уселся за трапезу. Схватив один из плодов, он откусил большой кусок и радостно вздохнул, ощутив его вкус.
— Что это? — спросил он. — Вкусно!
— Трийцы называют его «шибо», — объяснил Ричиус. — Плод любви. Его дает дерево, которое растет здесь неподалеку. Их собирают осенью, как яблоки.
Симон вытащил из-за пояса кинжал и начал отрезать куски плода. Он протянул один кусок Ричиусу. Сезон шибо как раз недавно начался. Ричиус оторвал кусок трийской лепешки и подал Симону. Нарец поднес хлеб к носу и понюхал. Ноздри у него все еще были распухшие, но он уже ощущал запахи.
— Боже, до чего приятно снова видеть еду! — сказал он. — Да еще так много. Не понимаю, чем ты здесь недоволен, Вэнтран. Ты тут недурно устроился — бывает намного хуже.
— Наверное, — пожал плечами Ричиус. — Но в жизни есть не только еда, знаешь ли. Иногда человеку нужно нечто больше, чем крыша над головой и вдоволь еды. — Он поднял взгляд, вглядываясь Симону в лицо. — Ты так не считаешь?
— Человеку нужно очень мало, — заявил Симон. — Ты — королевских кровей. Ты не знаешь, каково это — не иметь ничего. А я знаю. И когда я ем хороший хлеб, наверное, я чувствую больше, чем ты. Ты ведь привык, что тебе все подносят на блюде, правда? Я не хочу тебя обидеть, честно. Но это истина. Я прав?
— Ты ошибаешься. Когда я воевал в долине Дринг, у нас ничего не было — даже провизии из империи. И я никогда не хотел становиться королем. Это случилось, когда погиб мой отец, и от меня тут ничего не зависело. И никто не давал мне ни Дьяны, ни Шани. Мне пришлось сражаться, чтобы их вернуть. Заплатил я за это тем, что меня изгнали из Нара. К тому же я потерял Арамур. Так что не думай, будто я много чем владею, Симон, потому что это не так. Теперь — не так.
Симона это не убедило. Он демонстративно отрезал кинжалом еще кусок плода любви и положил его в рот прямо с лезвия. Начав жевать, он лукаво улыбнулся:
— Хочешь обменяться печальными историями, Шакал? Не советую. Ты проиграешь.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы ты заблуждался насчет меня. Что бы ты ни слышал обо мне в Наре или от Блэквуда Гэйла, это ложь. Я не какой-то балованный мальчишка-принц. Здесь, в Люсел-Лоре, мы вели тяжелые бои. Мне пришлось повидать немало ужасов. И я потерял друзей. Не заставляй меня вступаться за их память, Симон. Тогда проиграешь ты.
Симон вскинул руки, шутливо показывая, что сдается.
— Ладно. Как я уже сказал — я не хочу тебя обидеть. Но ты слоняешься по замку с таким видом, словно на тебе лежит груз всего мира.
— Ты даже себе не представляешь, — тихо проговорил Ричиус.
— Возможно. Почему бы тебе меня не просветить?
— Спасибо, нет. Это личное.
— Возможно, нам предстоит долго быть вместе, — сказал Симон. — Я уже кое-что рассказал тебе о себе, о том, почему дезертировал. Теперь твоя очередь.
— Мы с тобой не в игры играем, Симон. Я не обязан ничего тебе рассказывать. Симон ухмыльнулся:
— Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Вэнтран?
— Что?
Симон откинулся назад, устраиваясь поудобнее.
— Тебе по-настоящему надоело жить с трийцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203