По всему перистилю люди хлопали в ладоши и притопывали. Барабаны обрели голос, разговаривая вслух то громче, то тише. Мама Вижина начала петь: песню для Эрзюли, песню для Син Жак Маже, песню для Дамбаллавэдо, призывая их вниз, втягивая их в себя. Барабаны разошлись по толпе, срывая и тонкие, и плотные вуали с глаз и лиц, открывая другие глаза, другие лица под ними.
Боги входили в нее один за одним. Она знала каждого из них, что они любят, а что нет, знала их голоса и жесты. Унси вынесли одежды и экипировку для каждого из них по очереди: саблю Син Жака, его ром и Флоридскую Воду, шляпу и черные очки Жэдэ, голубую с золотой каймой шаль Эрзюли. И она надевала их на себя, одержимая, погруженная в транс. Сейчас, наблюдая за ней, Рубен понял, что он увидел тогда, в самый первый день, когда его так озадачили противоречия в лице у мамы Вижины. Рядом с ней унси начали дрожать: лоа входили в них; они дергались всем телом, изгибались, пошатывались.
Теперь настроение менялось, и боги двигались к краю толпы. Рубен оглянулся, когда какая-то женщина рядом с ним задрожала, потом встала, раскачиваясь из стороны в сторону. Она приветствовала Маму Вижину, которая прокрутила ее в тройном пируэте, потом продолжила свой танец. Одна из унси достала откуда-то белую курицу и начала танцевать, держа птицу за ноги и вращая ее над головой. Курица дико хлопала крыльями, крутя туда-сюда головой в тщетном стремлении вырваться на свободу. Перья отрывались и падали на пол, унси поднималась на цыпочки и приседала, хлопанье крыльев становилось все слабее и слабее. И вдруг она схватила куриную голову в руку и повернула, оторвав ее напрочь и забрызгав белое платье кровью. Крылья забились в конвульсии, перья посыпались как снег, юная девушка продолжала танцевать. Эта была Локади.
Кто-то тронул Рубена за плечо, затем голос шепнул ему на ухо: «Следуйте за мной». Он оглянулся как раз во время, чтобы заметить человека, удалявшегося от него скорым шагом, человека в белой майке и джинсах. На майке черным было напечатано: «Я правил миром». Рубен повернулся к Анжелине, чтобы предупредить ее, что ему нужно уйти, но она никак не отреагировала. Ее глаза затуманились, она тяжело дышала, все глубже и глубже соскальзывая в транс.
– С тобой все в порядке, Анжелина? – Рубен обеспокоенно наклонился к ней. Он взял ее ладони в свои, пытаясь привлечь ее внимание. Женщина, сидевшая рядом с Анжелиной, нахмурилась и отстранила его руки, покачав головой.
По всему перистилю мужчины и женщины впадали в различные степени транса, некоторые все так же сидя на своих местах, другие поднимаясь и танцуя или играя роли тех богов, которые вошли в них. Рубен рассудил, что ничего плохого с Анжелиной приключиться не может. Эти люди знали, что нужно делать. У него же были дела поважнее.
Человек в белой майке пропал из вида. Рубен встал и направился в ту же сторону, что и он, – к выходу. Рядом с дверью не было ни одного человека в белой майке. Рубен вышел наружу. Потребовалось секунд тридцать, чтобы его глаза привыкли к темноте. Он никого не увидел. Позади него звуки барабанов и пения вдруг словно отдалились куда-то. Он слышал громкое кваканье лягушек. Над его головой звезды превратили черное небо в мелкое сито, такого количества звезд он еще никогда не видел.
Рубен зашагал прочь от перистиля. В темноте он мог различить только тени, деревья и кустарник, заросли рипинника, мапу и острые листья саблье.
В кустах слева от него раздался шорох, потом возникла быстро удалявшаяся тень – убегающий человек. Рубен окрикнул его, но тот уже пропал. Он подумал о том, чтобы броситься за ним следом, но понял, что в такой темноте это будет пустая трата времени. Вместо этого он заторопился к кустам.
Едва различимое в свете звезд, на земле что-то белело. Рубен подбежал туда и опустился на колени. Перед ним лежал человек с майке и джинсах, судорожно дергаясь всем телом. Послышался звук, какой бывает, когда из баллона выпускают воздух. Потом хриплое бульканье. Потом все стихло. Конечности дернулись еще раз и замерли. Рубен наклонился вперед, стараясь заглянуть человеку в лицу. Голову обрамляла быстро расползавшаяся лужа крови. Кто-то вскрыл ему горло тонким лезвием. Кровь тускло поблескивала в звездном свете. Где-то слышался рокот барабанов.
52
Рубен быстро пробежался руками по телу человека, которого он считал Макандалом. Его пальцы нащупали что-то под майкой, твердый предмет, приклеенный лентой на талии. Рубен раскрыл свой перочинный нож и разрезал им ленту. Предмет оказался пистолетом, автоматическим пистолетом, – предположительно, тем самым оружием, которое Йенсен обещал ему в Нью-Йорке. Вместе с ним к спине Макандала были приклеены несколько обойм. АНКД держало свои обещания. По своей цене.
Рубен выпрямился, неуклюже пытаясь затолкать обоймы в карман пиджака. Обоймы были тяжелыми, карманы пиджака будут подозрительно отвисать. Ему приходилось учитывать, что его, вероятно, будут пристально рассматривать. Пробовать отыскать убийцу не имело особого смысла. Еще меньше смысла было в том, чтобы привлекать к себе внимание, поднимая тревогу и рассказывая всем о своем открытии. Пусть уж лучше кто-нибудь другой найдет его утром, на следующей неделе, или в следующем месяце.
Взяв труп под мышки, Рубен оттащил его глубже в кусты, где тело было труднее заметить. Он пошаркал ногами, стирая свои следы, зная, что одновременно уничтожает и следы убийцы. У него было чувство, что это не имеет большого значения.
Он направился назад к перистилю. Если ему повезет, никто даже не заметит его отсутствия, или, в крайнем случае, решит, что он вышел в ответ на зов природы. Барабаны теперь били чаще, пение становилось более хриплым. Он спросил себя, что сейчас происходит с Анжелиной.
Кто-то стоял у самого входа. Подойдя ближе, Рубен увидел, что это Хупер. Лицо американца раскраснелось.
– Мне показалось, я видел, как вы вышли, – сказал Хупер. – Я подумал, почему бы и мне не прогуляться. Там внутри жарковато и накурено. Похоже, я еще не чувствую себя таким крепким, как следовало бы.
Рубен все еще держал пистолет в руке. Он убрал руку за спину и заткнул его сзади за ремень брюк. Однако что-то сказало ему, что Хупер заметил это. «Интересно, – спросил он себя, – не видел ли миссионер еще чего-нибудь».
– Я слышал об этих делах и до того, как мы приехали сюда. По мне, так особого смысла в них нет, хотя люди кажутся вполне довольными. Я теперь вижу, как нелегко нам будет продвигаться на нашем новом поприще здесь, все равно что камень в гору катить. Они немного как дети, вы не находите?
– Мне они такими не кажутся. Большинство из них выглядят достаточно взрослыми.
– Вы так думаете?
– Это их жизнь, Хупер. Они были католиками три столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Боги входили в нее один за одним. Она знала каждого из них, что они любят, а что нет, знала их голоса и жесты. Унси вынесли одежды и экипировку для каждого из них по очереди: саблю Син Жака, его ром и Флоридскую Воду, шляпу и черные очки Жэдэ, голубую с золотой каймой шаль Эрзюли. И она надевала их на себя, одержимая, погруженная в транс. Сейчас, наблюдая за ней, Рубен понял, что он увидел тогда, в самый первый день, когда его так озадачили противоречия в лице у мамы Вижины. Рядом с ней унси начали дрожать: лоа входили в них; они дергались всем телом, изгибались, пошатывались.
Теперь настроение менялось, и боги двигались к краю толпы. Рубен оглянулся, когда какая-то женщина рядом с ним задрожала, потом встала, раскачиваясь из стороны в сторону. Она приветствовала Маму Вижину, которая прокрутила ее в тройном пируэте, потом продолжила свой танец. Одна из унси достала откуда-то белую курицу и начала танцевать, держа птицу за ноги и вращая ее над головой. Курица дико хлопала крыльями, крутя туда-сюда головой в тщетном стремлении вырваться на свободу. Перья отрывались и падали на пол, унси поднималась на цыпочки и приседала, хлопанье крыльев становилось все слабее и слабее. И вдруг она схватила куриную голову в руку и повернула, оторвав ее напрочь и забрызгав белое платье кровью. Крылья забились в конвульсии, перья посыпались как снег, юная девушка продолжала танцевать. Эта была Локади.
Кто-то тронул Рубена за плечо, затем голос шепнул ему на ухо: «Следуйте за мной». Он оглянулся как раз во время, чтобы заметить человека, удалявшегося от него скорым шагом, человека в белой майке и джинсах. На майке черным было напечатано: «Я правил миром». Рубен повернулся к Анжелине, чтобы предупредить ее, что ему нужно уйти, но она никак не отреагировала. Ее глаза затуманились, она тяжело дышала, все глубже и глубже соскальзывая в транс.
– С тобой все в порядке, Анжелина? – Рубен обеспокоенно наклонился к ней. Он взял ее ладони в свои, пытаясь привлечь ее внимание. Женщина, сидевшая рядом с Анжелиной, нахмурилась и отстранила его руки, покачав головой.
По всему перистилю мужчины и женщины впадали в различные степени транса, некоторые все так же сидя на своих местах, другие поднимаясь и танцуя или играя роли тех богов, которые вошли в них. Рубен рассудил, что ничего плохого с Анжелиной приключиться не может. Эти люди знали, что нужно делать. У него же были дела поважнее.
Человек в белой майке пропал из вида. Рубен встал и направился в ту же сторону, что и он, – к выходу. Рядом с дверью не было ни одного человека в белой майке. Рубен вышел наружу. Потребовалось секунд тридцать, чтобы его глаза привыкли к темноте. Он никого не увидел. Позади него звуки барабанов и пения вдруг словно отдалились куда-то. Он слышал громкое кваканье лягушек. Над его головой звезды превратили черное небо в мелкое сито, такого количества звезд он еще никогда не видел.
Рубен зашагал прочь от перистиля. В темноте он мог различить только тени, деревья и кустарник, заросли рипинника, мапу и острые листья саблье.
В кустах слева от него раздался шорох, потом возникла быстро удалявшаяся тень – убегающий человек. Рубен окрикнул его, но тот уже пропал. Он подумал о том, чтобы броситься за ним следом, но понял, что в такой темноте это будет пустая трата времени. Вместо этого он заторопился к кустам.
Едва различимое в свете звезд, на земле что-то белело. Рубен подбежал туда и опустился на колени. Перед ним лежал человек с майке и джинсах, судорожно дергаясь всем телом. Послышался звук, какой бывает, когда из баллона выпускают воздух. Потом хриплое бульканье. Потом все стихло. Конечности дернулись еще раз и замерли. Рубен наклонился вперед, стараясь заглянуть человеку в лицу. Голову обрамляла быстро расползавшаяся лужа крови. Кто-то вскрыл ему горло тонким лезвием. Кровь тускло поблескивала в звездном свете. Где-то слышался рокот барабанов.
52
Рубен быстро пробежался руками по телу человека, которого он считал Макандалом. Его пальцы нащупали что-то под майкой, твердый предмет, приклеенный лентой на талии. Рубен раскрыл свой перочинный нож и разрезал им ленту. Предмет оказался пистолетом, автоматическим пистолетом, – предположительно, тем самым оружием, которое Йенсен обещал ему в Нью-Йорке. Вместе с ним к спине Макандала были приклеены несколько обойм. АНКД держало свои обещания. По своей цене.
Рубен выпрямился, неуклюже пытаясь затолкать обоймы в карман пиджака. Обоймы были тяжелыми, карманы пиджака будут подозрительно отвисать. Ему приходилось учитывать, что его, вероятно, будут пристально рассматривать. Пробовать отыскать убийцу не имело особого смысла. Еще меньше смысла было в том, чтобы привлекать к себе внимание, поднимая тревогу и рассказывая всем о своем открытии. Пусть уж лучше кто-нибудь другой найдет его утром, на следующей неделе, или в следующем месяце.
Взяв труп под мышки, Рубен оттащил его глубже в кусты, где тело было труднее заметить. Он пошаркал ногами, стирая свои следы, зная, что одновременно уничтожает и следы убийцы. У него было чувство, что это не имеет большого значения.
Он направился назад к перистилю. Если ему повезет, никто даже не заметит его отсутствия, или, в крайнем случае, решит, что он вышел в ответ на зов природы. Барабаны теперь били чаще, пение становилось более хриплым. Он спросил себя, что сейчас происходит с Анжелиной.
Кто-то стоял у самого входа. Подойдя ближе, Рубен увидел, что это Хупер. Лицо американца раскраснелось.
– Мне показалось, я видел, как вы вышли, – сказал Хупер. – Я подумал, почему бы и мне не прогуляться. Там внутри жарковато и накурено. Похоже, я еще не чувствую себя таким крепким, как следовало бы.
Рубен все еще держал пистолет в руке. Он убрал руку за спину и заткнул его сзади за ремень брюк. Однако что-то сказало ему, что Хупер заметил это. «Интересно, – спросил он себя, – не видел ли миссионер еще чего-нибудь».
– Я слышал об этих делах и до того, как мы приехали сюда. По мне, так особого смысла в них нет, хотя люди кажутся вполне довольными. Я теперь вижу, как нелегко нам будет продвигаться на нашем новом поприще здесь, все равно что камень в гору катить. Они немного как дети, вы не находите?
– Мне они такими не кажутся. Большинство из них выглядят достаточно взрослыми.
– Вы так думаете?
– Это их жизнь, Хупер. Они были католиками три столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115