Но эти дети учились английскому по телевизору, а манерам – на улице. Вполне могло оказаться, что этот мальчишка уже торговал своим телом и был «звездой» дюжины грязных фильмов для педофилов. Санта-Клаус и добрая фея не фигурировали в его словаре.
Мальчишка колебался еще секунду, потом протянул руку:
– Давай сорок – и договорились.
Рубен снова покачал головой:
– Тридцать пять. Десять сейчас, остальные потом. Я недолго. Считай, что это твой шанс быстро разбогатеть.
Мальчишка поджал губы и сплюнул на землю.
– Вам лучше вернуться побыстрее, мистер. У меня дел полно.
Рубен протянул ему десятку.
– Запомни, – предупредил он, – одна-единственная царапина – и ты увидишь меня еще раз.
– Этого бы мне не хотелось, мистер. Не хотелось бы видеть вас еще раз, никогда.
Рубен повернулся, чтобы идти.
– Эй, мистер. Вам куда?
Рубен ткнул пальцем.
Мальчишка медленно покачал головой:
– Это стрелковый тир, там заряжают без просыпу. Если у вас там друг, уже нет смысла его вытаскивать.
Дверь на улицу была приоткрыта, в этом положении ее удерживала покореженная тележка из супермаркета. Табличка на боку говорила о том, что она прикатила сюда из «Финаста». Рубен оттолкнул ее в сторону и вошел. Вслед за ним внутрь проник резкий порыв ветра, задувая в узкий коридор пыль, мусор, обрывки старых газет.
«Стрелковым тиром» называли место, где наркоманов раскладывали в комнате рядами и кололи одного за другим. Одна игла на пятьдесят, а то и больше человек подряд, пока она не затупится.
Холл, тускло освещенный единственной пыльной лампочкой, был заброшен. В сбитом воздухе вяло колыхался запах застоявшегося пива и свежей мочи. Слева полутемная лестница, спотыкаясь, поднималась через полуосвещенные площадки к высотам, терявшимся в абсолютной темноте. Граффити не давали потрескавшейся штукатурке обвалиться – яркие синие, зеленые и желтые краски на потускневшем буром фоне: перечень забытых имен, выражения любви и ненависти, телефон проститутки, девизы банд, написанные по-французски с ошибками, член с яйцами, женщина с раздвинутыми ногами. Искусство на службе у отчаяния.
Внизу у лестницы стоял человек, сложив руки на груди и опершись мягко выгнутой спиной на ненадежные перила; его лицо пряталось под маской из смятых теней. Он был в дешевом синем костюме и туфлях под Гуччи, маленькие стяжки на их язычках уже почернели от первых кислотных дождей осени.
Рубен знал, зачем он здесь стоял. Это был сторожевой пост на племенной территории, и он был часовым. Там на улицах шла война: американские негры против иммигрантов из Вест-Индии, ямайцы против гаитян, черные против латиноамериканцев. Эта земля была поделена между бандами. А Рубен принадлежал ко всем чужим бандам.
Человек вышел вперед, на несколько шагов, танцующей, как у жиголо, походкой. Его лицо по-прежнему оставалось в тени. Он хорошо знал тени, знал, как входить в них, как двигаться внутри. Рубен уловил отблеск золотой серьги, узкую скулу, царапнутую на мгновение светом, маленькую руку в тесной кожаной перчатке, унизанные золотыми перстнями пальцы.
– Ты кого-то ищешь, Blanc? - Вопрос был задан медленно и нарочито отчетливо.
Рубен покачал головой:
– Я не хочу неприятностей. Мне кто-то позвонил, попросил приехать сюда. Квартира девятнадцать. Может быть, вы в курсе.
Человек неторопливо вышел в пятно желтого света. В свои лет двадцать пять он был красив, напомажен, уверен в себе. К нему прилип запах дешевого одеколона – тонкая вуаль поверх прячущегося под ней тяжелого запаха пота. Он двигался как человек, который не рассчитывает дожить до тридцати. Не рассчитывает. Да и не очень хочет.
– Тебе нужен кокаин, Blanc? Крэк? Может быть, ты не туда попал. Для тебя здесь очень плохо, очень опасно.
– Мне позвонили. Моей подруге нужна помощь. Она гаитянка, Анжелина Хаммел. Квартира девятнадцать.
Человек окинул его взглядом, каким агент по санобработке помещений смотрит на таракана. Этот взгляд заставил Рубена внутренне напрячься. Его мерили с ног до головы. Рубен привез с собой деньги, все, какие он захватил из собственной квартиры: почти пятьсот долларов. Человек мог отправиться на тот свет и за меньшую сумму. Здесь людей убивали за пару ботинок и бейсбольную куртку.
– Мне не нужен кокаин, мне не нужен крэк и мне не нужны неприятности. Я уйду отсюда через пять минут. Здесь мной даже не запахнет.
– Я уже чувствую твой запах. Для меня ты пахнешь, как полицейский.
Рубену приходилось быстро решать, пробиваться ли ему силой или попытаться сыграть все мягко. Этот часовой пугал его. Не потому, что он был крутым, а потому, что он им не был. Такие люди – как солома, не нужно большого огня, чтобы они сгорели. Но как всякая солома, они иногда любили причинять боль, просто чтобы доказать, что, если им дать шанс, они могут быть кремнем.
– Это тебя не касается. Это частное дело. Я сказал, что мне не нужны неприятности. Но если ты мне их доставила, тогда это дело перестанет быть частным.
Пора делать первый ход. Рубен направился к лестнице, намереваясь пройти мимо часового. Протискиваясь мимо, он увидел, как что-то блеснуло, и в следующее мгновение человек держал длинный нож в нескольких дюймах от лица Рубена.
Наверху кто-то закашлялся – долгий, раздирающий горло приступ, который закончился судорожным втягиванием воздуха. Хлопнула дверь. Послышалась музыка, ровный сухой ритм. Дальше в подъезде все было тихо. Рубен слышал собственное дыхание – первобытный, чужой звук.
Человек поднес нож к горлу Рубена. Длинное лезвие мерцало, как геральдический символ, гладкое, хорошо смазанное, острое как бритва. Рубен отступил на шаг, не сводя с него глаз. Человек шагнул вперед, не опустив оружия. Он был готов нанести удар, спокоен, заворожен сиянием собственного лезвия. Ему уже доводилось делать это раньше.
Внезапно Рубен скользнул в сторону и крутанулся, уйдя из-под ножа. Человек рассек тонкий воздух, развернулся и полоснул снова, задев плечо Рубена. Рубен шагнул ему навстречу, пытаясь сблизиться. Его более молодой противник повернулся и сделал выпад: движение фехтовальщика, но без его точности или силы. Рубен без труда ушел в сторону и резко ударил ребром ладони по тонкому предплечью. Раздался треск ломающейся кости. Не обагренный кровью нож выпал из онемевших пальцев на пол. Человек согнулся пополам, всхлипнув от боли.
– В следующий раз, – сказал Рубен, – цепляйся к кому-нибудь, кто больше подходит тебе по размеру.
34
Квартира номер девятнадцать давно перестала быть квартирой в любом обычном смысле этого слова. Ее истерзанную, обожженную входную дверь столько раз укрепляли стальными пластинами, врезными замками и запорами, что она более всего Прочего напоминала ворота средневековой крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Мальчишка колебался еще секунду, потом протянул руку:
– Давай сорок – и договорились.
Рубен снова покачал головой:
– Тридцать пять. Десять сейчас, остальные потом. Я недолго. Считай, что это твой шанс быстро разбогатеть.
Мальчишка поджал губы и сплюнул на землю.
– Вам лучше вернуться побыстрее, мистер. У меня дел полно.
Рубен протянул ему десятку.
– Запомни, – предупредил он, – одна-единственная царапина – и ты увидишь меня еще раз.
– Этого бы мне не хотелось, мистер. Не хотелось бы видеть вас еще раз, никогда.
Рубен повернулся, чтобы идти.
– Эй, мистер. Вам куда?
Рубен ткнул пальцем.
Мальчишка медленно покачал головой:
– Это стрелковый тир, там заряжают без просыпу. Если у вас там друг, уже нет смысла его вытаскивать.
Дверь на улицу была приоткрыта, в этом положении ее удерживала покореженная тележка из супермаркета. Табличка на боку говорила о том, что она прикатила сюда из «Финаста». Рубен оттолкнул ее в сторону и вошел. Вслед за ним внутрь проник резкий порыв ветра, задувая в узкий коридор пыль, мусор, обрывки старых газет.
«Стрелковым тиром» называли место, где наркоманов раскладывали в комнате рядами и кололи одного за другим. Одна игла на пятьдесят, а то и больше человек подряд, пока она не затупится.
Холл, тускло освещенный единственной пыльной лампочкой, был заброшен. В сбитом воздухе вяло колыхался запах застоявшегося пива и свежей мочи. Слева полутемная лестница, спотыкаясь, поднималась через полуосвещенные площадки к высотам, терявшимся в абсолютной темноте. Граффити не давали потрескавшейся штукатурке обвалиться – яркие синие, зеленые и желтые краски на потускневшем буром фоне: перечень забытых имен, выражения любви и ненависти, телефон проститутки, девизы банд, написанные по-французски с ошибками, член с яйцами, женщина с раздвинутыми ногами. Искусство на службе у отчаяния.
Внизу у лестницы стоял человек, сложив руки на груди и опершись мягко выгнутой спиной на ненадежные перила; его лицо пряталось под маской из смятых теней. Он был в дешевом синем костюме и туфлях под Гуччи, маленькие стяжки на их язычках уже почернели от первых кислотных дождей осени.
Рубен знал, зачем он здесь стоял. Это был сторожевой пост на племенной территории, и он был часовым. Там на улицах шла война: американские негры против иммигрантов из Вест-Индии, ямайцы против гаитян, черные против латиноамериканцев. Эта земля была поделена между бандами. А Рубен принадлежал ко всем чужим бандам.
Человек вышел вперед, на несколько шагов, танцующей, как у жиголо, походкой. Его лицо по-прежнему оставалось в тени. Он хорошо знал тени, знал, как входить в них, как двигаться внутри. Рубен уловил отблеск золотой серьги, узкую скулу, царапнутую на мгновение светом, маленькую руку в тесной кожаной перчатке, унизанные золотыми перстнями пальцы.
– Ты кого-то ищешь, Blanc? - Вопрос был задан медленно и нарочито отчетливо.
Рубен покачал головой:
– Я не хочу неприятностей. Мне кто-то позвонил, попросил приехать сюда. Квартира девятнадцать. Может быть, вы в курсе.
Человек неторопливо вышел в пятно желтого света. В свои лет двадцать пять он был красив, напомажен, уверен в себе. К нему прилип запах дешевого одеколона – тонкая вуаль поверх прячущегося под ней тяжелого запаха пота. Он двигался как человек, который не рассчитывает дожить до тридцати. Не рассчитывает. Да и не очень хочет.
– Тебе нужен кокаин, Blanc? Крэк? Может быть, ты не туда попал. Для тебя здесь очень плохо, очень опасно.
– Мне позвонили. Моей подруге нужна помощь. Она гаитянка, Анжелина Хаммел. Квартира девятнадцать.
Человек окинул его взглядом, каким агент по санобработке помещений смотрит на таракана. Этот взгляд заставил Рубена внутренне напрячься. Его мерили с ног до головы. Рубен привез с собой деньги, все, какие он захватил из собственной квартиры: почти пятьсот долларов. Человек мог отправиться на тот свет и за меньшую сумму. Здесь людей убивали за пару ботинок и бейсбольную куртку.
– Мне не нужен кокаин, мне не нужен крэк и мне не нужны неприятности. Я уйду отсюда через пять минут. Здесь мной даже не запахнет.
– Я уже чувствую твой запах. Для меня ты пахнешь, как полицейский.
Рубену приходилось быстро решать, пробиваться ли ему силой или попытаться сыграть все мягко. Этот часовой пугал его. Не потому, что он был крутым, а потому, что он им не был. Такие люди – как солома, не нужно большого огня, чтобы они сгорели. Но как всякая солома, они иногда любили причинять боль, просто чтобы доказать, что, если им дать шанс, они могут быть кремнем.
– Это тебя не касается. Это частное дело. Я сказал, что мне не нужны неприятности. Но если ты мне их доставила, тогда это дело перестанет быть частным.
Пора делать первый ход. Рубен направился к лестнице, намереваясь пройти мимо часового. Протискиваясь мимо, он увидел, как что-то блеснуло, и в следующее мгновение человек держал длинный нож в нескольких дюймах от лица Рубена.
Наверху кто-то закашлялся – долгий, раздирающий горло приступ, который закончился судорожным втягиванием воздуха. Хлопнула дверь. Послышалась музыка, ровный сухой ритм. Дальше в подъезде все было тихо. Рубен слышал собственное дыхание – первобытный, чужой звук.
Человек поднес нож к горлу Рубена. Длинное лезвие мерцало, как геральдический символ, гладкое, хорошо смазанное, острое как бритва. Рубен отступил на шаг, не сводя с него глаз. Человек шагнул вперед, не опустив оружия. Он был готов нанести удар, спокоен, заворожен сиянием собственного лезвия. Ему уже доводилось делать это раньше.
Внезапно Рубен скользнул в сторону и крутанулся, уйдя из-под ножа. Человек рассек тонкий воздух, развернулся и полоснул снова, задев плечо Рубена. Рубен шагнул ему навстречу, пытаясь сблизиться. Его более молодой противник повернулся и сделал выпад: движение фехтовальщика, но без его точности или силы. Рубен без труда ушел в сторону и резко ударил ребром ладони по тонкому предплечью. Раздался треск ломающейся кости. Не обагренный кровью нож выпал из онемевших пальцев на пол. Человек согнулся пополам, всхлипнув от боли.
– В следующий раз, – сказал Рубен, – цепляйся к кому-нибудь, кто больше подходит тебе по размеру.
34
Квартира номер девятнадцать давно перестала быть квартирой в любом обычном смысле этого слова. Ее истерзанную, обожженную входную дверь столько раз укрепляли стальными пластинами, врезными замками и запорами, что она более всего Прочего напоминала ворота средневековой крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115