— спросила Пи Джей.
Мать вопросительно глянула на нее.
— О моем ребенке?
Флора тут же перевела взгляд на спинку кровати.
— В этом нет необходимости. Что сделано, то сделано.
— Но ведь этот вопрос до сих пор причиняет тебе боль, как и мне.
Ей, как никогда, хотелось поговорить с матерью о сыне, но та лишь отмахнулась:
— Я давным-давно забыла об этом.
— Нет, мама. — Набравшись смелости, Пи Джей упрямо продолжала:
— То, что произошло много лет назад, изменило наши жизни: и твою, и мою. — И, понизив голос, сквозь слезы договорила:
— И папину.
Флора молчала.
— Я знаю, ты винишь меня в смерти отца.
Мать встала и отошла к другому концу кровати.
— Какая чепуха!
— Я и сама себя винила. Моя беременность подкосила его, вне всякого сомнения.
Флора провела пальцем по температурному листу, висевшему на спинке кровати.
— Думаю, ты давно все это пережила. — Голос ее прозвучал излишне взволнованно. — Ты добилась успеха в работе, наконец-то повстречала хорошего человека.
Пи Джей, расправив рукой складки на простыне, невозмутимо заметила:
— Это не меняет того, что я сделала.
В этот момент дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра, катя перед собой прибор для измерения кровяного давления.
— Смерим-ка давление! — закудахтала она, подталкивая скрипучее сооружение к краю кровати.
Флора отошла к окну, а Пи Джей послушно протянула руку. Сестра обмотала ее манжеткой и принялась качать резиновую грушу. Пи Джей наблюдала за ее манипуляциями, которые в очередной раз напоминали, почему она находится здесь. «Нет, на сей раз я не дам матери увильнуть от разговора! — решила она. — Пусть не признается, что сама отказалась от ребенка, но о моем сыне мы наконец-то поговорим… Пока я еще жива».
Сестра, сделав свое дело, сняла с ее руки манжетку.
Подойдя к температурному листу, быстренько что-то там отметила и, волоча за собой аппарат, вышла из комнаты.
Пи Джей взглянула на мать — та вглядывалась сквозь шторы во тьму.
— У меня родился сын, — сказала она.
Флора, подняв руку, коснулась края шторы.
— Здоровенький мальчик. Почти четыре килограмма весом.
— Зачем ты говоришь мне об этом сейчас?
Голос матери звучал приглушенно, словно она говорила сквозь вату.
— Потому что настало время, — сказала Пи Джей. — И вообще по многим причинам.
Мать снова повернулась лицом к кровати.
— А я-то полагала, сейчас ты должна думать о более важных вещах, например, о своем здоровье.
— Мама, я могу и не поправиться, — через силу проговорила Пи Джей. — И кроме того, у меня появилась возможность увидеться с ним.
Флора опять отвернулась к окну. Пи Джей видела, что мать держит спину слишком прямо, то есть напряжена до предела, но останавливаться не собиралась: на сей раз она выскажет все до конца.
— Он — живой человек, мама, которого я произвела на свет. — Она замолчала, впервые осознав это сама. — И кроме того, он — твой внук.
Флора порывисто обернулась.
— Никакой он мне не внук! Это из-за него умер твой отец! Никогда ему не прощу!
Пи Джей вздрогнула как от удара. Она отказывалась поверить услышанному, сердце на мгновение перестало биться, но она постаралась взять себя в руки и, пытаясь сдержать готовые хлынуть слезы, спокойно проговорила:
— Это нечестно, он здесь ни при чем, все произошло из-за меня, а он — невинная жертва.
Флора подошла к стулу.
— Думаю, сейчас не самое удачное время говорить об этом, — заметила она, вновь выпрямившись как струна. — Ты слишком возбуждена. Полагаю, мне лучше уйти и дать тебе немного отдохнуть. Утром я вернусь.
И, взяв сумочку и старенькую курточку, мать направилась к двери.
— Мама, подожди.
Пи Джей села, почувствовав боль на месте отнятой груди.
Флора остановилась, но поворачиваться лицом к дочери не стала.
— Я ничуть не возбуждена, просто я пытаюсь решить, встречаться мне с ним или нет. Я надеялась, ты мне в этом, поможешь.
— Я не желаю об этом слышать, — не оборачиваясь, проговорила Флора и открыла дверь. — Спокойной ночи.
Пи Джей опустила голову на подушку. Не стоило говорить матери. Ну да ладно, впредь она этого делать не станет, сама примет решение, не спрашивая мнения Боба и не выслушивая замечаний матери. Потянувшись к настольной лампе, она выключила свет и сунула руку под одеяло.
Но трогать место, где совсем недавно была ее грудь, не стала — знала, будет больно. А еще раз причинить себе боль Пи Джей не хотелось.
Глава четырнадцатая
Понедельник, 20 сентября
ДЖИННИ
Субботу и воскресенье она провела в спальне, коротая время в обществе пары бутылок водки и блока сигарет. В понедельник, когда Джинни проснулась, было уже темно.
Полупустые бутылки валялись на полу, пепельница была полна вонючих бычков, голова раскалывалась. Джинни с трудом села и чертыхнулась, когда перед глазами комната заходила ходуном. Красные циферки электронного будильника на прикроватной тумбочке показывали 10:20. Значит, началась еще одна ночь.
Джинни вспомнила, что Джейк уехал, и на мгновение почувствовала облегчение. Потом ей припомнились Джесс и Ларчвуд-Холл, все остальное, о чем она запрещала себе думать в течение долгих лет.
Ни Джейк, ни три мужа, которые у нее были до него, не знали о ее ребенке. И не потому, что Джинни боялась, что у них сложится о ней плохое мнение. Да плевала она на это! Если сказать им о ребенке, они тут же начнут расспрашивать, кто его отец. Об этом, кроме нее самой, знала лишь Джесс. И, как теперь считала Джинни, этого было достаточно.
Она откинулась на подушку и призадумалась. Интересно, кому еще Джесс растрепала. А в том, что она это сделала, Джинни ни капельки не сомневалась. Она давным-давно поняла, что все тайное рано или поздно становится явным, даже среди друзей, особенно среди друзей. Сначала они ведут себя так, словно понимают, что каждый человек волен распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, потом начинают совать нос в твою жизнь, давая тебе бесчисленные бесплатные советы. Единственный, кто никогда этого не делал, была ее мать.
Джинни задумчиво уставилась на бутылки, вспоминая прошлое. Через год после переезда на побережье мама начала харкать кровью. Джинни обнаружила это случайно, когда выбрасывала мусор. Среди пустых бутылок из-под виски, судков из-под мороженых обедов она наткнулась на окровавленные тряпки. Одному Богу известно, сколько это продолжалось. Медицинской страховки у матери, естественно, не было, но Джинни намеревалась бороться за ее жизнь до конца. Однако ни самые высококвалифицированные врачи, ни самые дорогостоящие больницы, ни даже сложнейшая операция не смогли спасти ее мать. Джинни потеряла не только ее, но и все деньги своего убиенного отчима.
Кончилось тем, что в девятнадцать лет она осталась одна и в очередной раз без копейки денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Мать вопросительно глянула на нее.
— О моем ребенке?
Флора тут же перевела взгляд на спинку кровати.
— В этом нет необходимости. Что сделано, то сделано.
— Но ведь этот вопрос до сих пор причиняет тебе боль, как и мне.
Ей, как никогда, хотелось поговорить с матерью о сыне, но та лишь отмахнулась:
— Я давным-давно забыла об этом.
— Нет, мама. — Набравшись смелости, Пи Джей упрямо продолжала:
— То, что произошло много лет назад, изменило наши жизни: и твою, и мою. — И, понизив голос, сквозь слезы договорила:
— И папину.
Флора молчала.
— Я знаю, ты винишь меня в смерти отца.
Мать встала и отошла к другому концу кровати.
— Какая чепуха!
— Я и сама себя винила. Моя беременность подкосила его, вне всякого сомнения.
Флора провела пальцем по температурному листу, висевшему на спинке кровати.
— Думаю, ты давно все это пережила. — Голос ее прозвучал излишне взволнованно. — Ты добилась успеха в работе, наконец-то повстречала хорошего человека.
Пи Джей, расправив рукой складки на простыне, невозмутимо заметила:
— Это не меняет того, что я сделала.
В этот момент дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра, катя перед собой прибор для измерения кровяного давления.
— Смерим-ка давление! — закудахтала она, подталкивая скрипучее сооружение к краю кровати.
Флора отошла к окну, а Пи Джей послушно протянула руку. Сестра обмотала ее манжеткой и принялась качать резиновую грушу. Пи Джей наблюдала за ее манипуляциями, которые в очередной раз напоминали, почему она находится здесь. «Нет, на сей раз я не дам матери увильнуть от разговора! — решила она. — Пусть не признается, что сама отказалась от ребенка, но о моем сыне мы наконец-то поговорим… Пока я еще жива».
Сестра, сделав свое дело, сняла с ее руки манжетку.
Подойдя к температурному листу, быстренько что-то там отметила и, волоча за собой аппарат, вышла из комнаты.
Пи Джей взглянула на мать — та вглядывалась сквозь шторы во тьму.
— У меня родился сын, — сказала она.
Флора, подняв руку, коснулась края шторы.
— Здоровенький мальчик. Почти четыре килограмма весом.
— Зачем ты говоришь мне об этом сейчас?
Голос матери звучал приглушенно, словно она говорила сквозь вату.
— Потому что настало время, — сказала Пи Джей. — И вообще по многим причинам.
Мать снова повернулась лицом к кровати.
— А я-то полагала, сейчас ты должна думать о более важных вещах, например, о своем здоровье.
— Мама, я могу и не поправиться, — через силу проговорила Пи Джей. — И кроме того, у меня появилась возможность увидеться с ним.
Флора опять отвернулась к окну. Пи Джей видела, что мать держит спину слишком прямо, то есть напряжена до предела, но останавливаться не собиралась: на сей раз она выскажет все до конца.
— Он — живой человек, мама, которого я произвела на свет. — Она замолчала, впервые осознав это сама. — И кроме того, он — твой внук.
Флора порывисто обернулась.
— Никакой он мне не внук! Это из-за него умер твой отец! Никогда ему не прощу!
Пи Джей вздрогнула как от удара. Она отказывалась поверить услышанному, сердце на мгновение перестало биться, но она постаралась взять себя в руки и, пытаясь сдержать готовые хлынуть слезы, спокойно проговорила:
— Это нечестно, он здесь ни при чем, все произошло из-за меня, а он — невинная жертва.
Флора подошла к стулу.
— Думаю, сейчас не самое удачное время говорить об этом, — заметила она, вновь выпрямившись как струна. — Ты слишком возбуждена. Полагаю, мне лучше уйти и дать тебе немного отдохнуть. Утром я вернусь.
И, взяв сумочку и старенькую курточку, мать направилась к двери.
— Мама, подожди.
Пи Джей села, почувствовав боль на месте отнятой груди.
Флора остановилась, но поворачиваться лицом к дочери не стала.
— Я ничуть не возбуждена, просто я пытаюсь решить, встречаться мне с ним или нет. Я надеялась, ты мне в этом, поможешь.
— Я не желаю об этом слышать, — не оборачиваясь, проговорила Флора и открыла дверь. — Спокойной ночи.
Пи Джей опустила голову на подушку. Не стоило говорить матери. Ну да ладно, впредь она этого делать не станет, сама примет решение, не спрашивая мнения Боба и не выслушивая замечаний матери. Потянувшись к настольной лампе, она выключила свет и сунула руку под одеяло.
Но трогать место, где совсем недавно была ее грудь, не стала — знала, будет больно. А еще раз причинить себе боль Пи Джей не хотелось.
Глава четырнадцатая
Понедельник, 20 сентября
ДЖИННИ
Субботу и воскресенье она провела в спальне, коротая время в обществе пары бутылок водки и блока сигарет. В понедельник, когда Джинни проснулась, было уже темно.
Полупустые бутылки валялись на полу, пепельница была полна вонючих бычков, голова раскалывалась. Джинни с трудом села и чертыхнулась, когда перед глазами комната заходила ходуном. Красные циферки электронного будильника на прикроватной тумбочке показывали 10:20. Значит, началась еще одна ночь.
Джинни вспомнила, что Джейк уехал, и на мгновение почувствовала облегчение. Потом ей припомнились Джесс и Ларчвуд-Холл, все остальное, о чем она запрещала себе думать в течение долгих лет.
Ни Джейк, ни три мужа, которые у нее были до него, не знали о ее ребенке. И не потому, что Джинни боялась, что у них сложится о ней плохое мнение. Да плевала она на это! Если сказать им о ребенке, они тут же начнут расспрашивать, кто его отец. Об этом, кроме нее самой, знала лишь Джесс. И, как теперь считала Джинни, этого было достаточно.
Она откинулась на подушку и призадумалась. Интересно, кому еще Джесс растрепала. А в том, что она это сделала, Джинни ни капельки не сомневалась. Она давным-давно поняла, что все тайное рано или поздно становится явным, даже среди друзей, особенно среди друзей. Сначала они ведут себя так, словно понимают, что каждый человек волен распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, потом начинают совать нос в твою жизнь, давая тебе бесчисленные бесплатные советы. Единственный, кто никогда этого не делал, была ее мать.
Джинни задумчиво уставилась на бутылки, вспоминая прошлое. Через год после переезда на побережье мама начала харкать кровью. Джинни обнаружила это случайно, когда выбрасывала мусор. Среди пустых бутылок из-под виски, судков из-под мороженых обедов она наткнулась на окровавленные тряпки. Одному Богу известно, сколько это продолжалось. Медицинской страховки у матери, естественно, не было, но Джинни намеревалась бороться за ее жизнь до конца. Однако ни самые высококвалифицированные врачи, ни самые дорогостоящие больницы, ни даже сложнейшая операция не смогли спасти ее мать. Джинни потеряла не только ее, но и все деньги своего убиенного отчима.
Кончилось тем, что в девятнадцать лет она осталась одна и в очередной раз без копейки денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120