Тем более в лице Джой».
– Тебе самой двадцать восемь, – огрызнулась она вслух.
– Ага, и я переспала с кучей мужчин, – ответила Джой и задушевным голосом спросила: – Разве тебе не одиноко?
– После пятилетнего романа нужно время, чтобы прийти в себя.
Жестоким человеком Фелим не был, но от его неспособности брать на себя ответственность все чувства у Эшлин перегорели. С тех пор как он уехал, ей, конечно, было неуютно, и сквознячок в душе дул не переставая, но она совсем не была готова к новым отношениям. Да и предложений, честно признаться, было негусто.
– Прошел почти год, ты уже его забыла. Новая работа, новые возможности. Я где-то читала, что большинство людей знакомятся на работе. Ты там ни на кого не положила глаз, когда ходила на собеседование?
«Джек Дивайн, – тут же вспомнила Эшлин. – Да уж, этот еще помотает нервы».
– Нет.
– Тяни карту, – велела Джой.
Эшлин послушалась.
– Восьмерка пик? Это что такое?
– Перемены, – неохотно объяснила Эшлин. – Беспокойство.
– Отлично, давно пора. Ладно, пойду я. Вот только поглажу Будду на счастье, чтобы в автобусе не стошнило ненароком… А вообще, фиг с ним, с Буддой. Одолжишь денег на такси?
Эшлин вручила ей десятку и два больших пластиковых мешка с мусором, в которых что-то подозрительно звенело.
– Выбрось по дороге, будь другом. Спасибо.
А неподалеку, в «Отеле Мэлоуна», Лиза несла тяжкое бремя выходного дня. Местные газеты она уже прочитала – ну, во всяком случае, интервью и светскую хронику. Это был кошмар! Сплошные фотографии толстых, одышливых политических деятелей с благостными физиономиями. Нет уж, у нее в журнале таких не будет.
Закурив очередную сигарету, она принялась расхаживать по комнате. Чем люди занимаются, когда не работают? Видятся с друзьями, ходят в пабы, или в спортзал, или по магазинам, или обустраивают дом, или бегают на свидания… Вроде все.
Лизе хотелось сочувствия. Она подумала даже, не позвонить ли Фифи, почти что лучшей подруге. Во всяком случае, никого ближе у Лизы не было. Они вместе начинали в «Свит-Сикстин», подростковом журнале. Когда Лиза перешла литературным редактором в «Герл», то устроила Фифи ассистентом редактора отдела красоты. Когда Фифи пробилась в заведующие литературным отделом в «Шик», то предложила кандидатуру Лизы на вакантное место заместителя главного редактора. А когда Лиза ушла заместителем главного в «Фамм», Фифи села на ее место в «Шик». Через десять месяцев после того, как Лиза стала главным редактором «Фамм», Фифи стала главным редактором «Шик». Фифи всегда можно было поплакаться: она знала все подводные камни их с Лизой так называемой шикарной работы, тогда как остальные исходили злобой от черной зависти.
Но что-то мешало Лизе снять трубку. Стыд, поняла она. И нечто вроде обиды. Хотя по работе они шли почти вровень, Лиза всегда немного опережала. Фифи карьерные успехи давались тяжким трудом, а Лиза продвигалась без видимых усилий. Главным редактором она стала почти за год до Фифи, и, хотя «Шик» и «Фамм» конкурировали на равных, у «Фамм» тираж был на добрых сто тысяч больше. Перевод в «Манхэттен» стал бы таким мощным рывком вперед, что Фифи даже тягаться с нею не смогла бы, и вот вместо этого Лизу ссылают в какой-то Дублин, а Фифи выходит в абсолютные лидеры.
«Оливер, – подумала Лиза, сразу повеселев. – Позвоню ему. – Но теплая волна радости тут же схлынула. – Я по нему не скучаю, – строго сказала она себе. – Надоело, все, хватит с меня!»
В результате она позвонила своей матери – потому что все равно надо было звонить, – но, повесив трубку, почувствовала себя совсем дерьмово. Особенно оттого, что Полли Эдвардс стала настойчиво выяснять, зачем звонил Оливер и спрашивал Лизин телефон в Дублине.
– Мы расстались.
Горло перехватило. Говорить об этом не хотелось совершенно; и потом, почему мама не позвонила раньше, если так переживает? Почему всегда приходится звонить самой?
– Но отчего же, деточка?
Этого Лиза и сама толком не знала.
– Так получилось, – буркнула она, соображая, как бы поскорее сменить тему.
– А к психотерапевту пойти вы не пробовали? – спросила Полли осторожно, не желая навлечь на себя дочерний гнев.
– Разумеется, мы ходили, – нетерпеливо ответила Лиза. На один сеанс сходили, а потом ей было некогда.
– Разводиться будете?
– Да, наверно.
Вообще-то она и сама еще не знала. Конечно, они в сердцах орали друг другу: «Я с тобой разведусь!» – «Нет, не разведешься, потому что это я с тобой разведусь!» – но серьезного разговора у них так и не получилось. После разрыва они толком и не разговаривали.
Полли сокрушенно вздохнула. Найджел, Лизин старший брат, развелся пять лет назад. Дети у нее были поздние, и как они живут, она совсем не понимала.
– Говорят, два брака из трех заканчиваются разводом, – со вздохом сказала Полли.
Тревога за дочь боролась в Полине со страхом перед нею.
– А это не потому, – отважилась наконец она, – что вы… разные?
– Разные? – сухо переспросила Лиза.
– Ну… что он… цветной?
– Цветной?!
– Ой, я не так сказала, – спохватилась Полина. – Черный?
Лиза раздраженно прищелкнула языком.
– Афроамериканец?
– Мама, ради бога, он же англичанин!
Лиза понимала, что ведет себя жестоко, но изменить себе не могла.
– Ну, английский афроамериканец, – беспомощно поправилась Полли. – Как бы там ни было, он очень милый.
Мама часто говорила так, чтобы показать, что не подвержена предрассудкам. Хотя при первом знакомстве с Оливером от испуга у нее чуть не остановилось сердце. Хоть бы кто предупредил, что приятель дочери – мощный, красивый, высоченный негр! Ну, цветной, ну, афроамериканец, как там еще их теперь следует называть. Нет, она ничего против не имела, вот только это было так неожиданно…
А когда Полли привыкла, то просто перестала замечать цвет его кожи и увидела, что мальчик он действительно симпатичный.
Огромный, черный, как эбеновое дерево, с гладкой блестящей кожей, туго обтягивающей высокие скулы, с миндалевидными глазами и копной тонких легких косичек. Ходил он, будто танцевал, и от него словно исходило тепло солнечных лучей. А еще Полли подозревала – хотя никогда бы не рискнула облечь свои подозрения в слова, – что сил у него как у жеребца.
– Он полюбил другую?
– Нет! С чего ты взяла?!
– А может, и да, Лиза, дорогая моя. Такой симпатичный мальчик.
– Ну и черт с ним!
– А ты не будешь скучать, доченька?
– Мне скучать некогда, – огрызнулась Лиза. – Мне о карьере думать надо.
– И далась тебе эта карьера! Я вот прекрасно без нее живу.
– Правда? – взвилась Лиза. – Ты вполне могла бы пойти работать, когда папа повредил спину, а так мы все жили на его пособие по инвалидности.
– Но деньги – еще не все. Мы ведь жили очень счастливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Тебе самой двадцать восемь, – огрызнулась она вслух.
– Ага, и я переспала с кучей мужчин, – ответила Джой и задушевным голосом спросила: – Разве тебе не одиноко?
– После пятилетнего романа нужно время, чтобы прийти в себя.
Жестоким человеком Фелим не был, но от его неспособности брать на себя ответственность все чувства у Эшлин перегорели. С тех пор как он уехал, ей, конечно, было неуютно, и сквознячок в душе дул не переставая, но она совсем не была готова к новым отношениям. Да и предложений, честно признаться, было негусто.
– Прошел почти год, ты уже его забыла. Новая работа, новые возможности. Я где-то читала, что большинство людей знакомятся на работе. Ты там ни на кого не положила глаз, когда ходила на собеседование?
«Джек Дивайн, – тут же вспомнила Эшлин. – Да уж, этот еще помотает нервы».
– Нет.
– Тяни карту, – велела Джой.
Эшлин послушалась.
– Восьмерка пик? Это что такое?
– Перемены, – неохотно объяснила Эшлин. – Беспокойство.
– Отлично, давно пора. Ладно, пойду я. Вот только поглажу Будду на счастье, чтобы в автобусе не стошнило ненароком… А вообще, фиг с ним, с Буддой. Одолжишь денег на такси?
Эшлин вручила ей десятку и два больших пластиковых мешка с мусором, в которых что-то подозрительно звенело.
– Выбрось по дороге, будь другом. Спасибо.
А неподалеку, в «Отеле Мэлоуна», Лиза несла тяжкое бремя выходного дня. Местные газеты она уже прочитала – ну, во всяком случае, интервью и светскую хронику. Это был кошмар! Сплошные фотографии толстых, одышливых политических деятелей с благостными физиономиями. Нет уж, у нее в журнале таких не будет.
Закурив очередную сигарету, она принялась расхаживать по комнате. Чем люди занимаются, когда не работают? Видятся с друзьями, ходят в пабы, или в спортзал, или по магазинам, или обустраивают дом, или бегают на свидания… Вроде все.
Лизе хотелось сочувствия. Она подумала даже, не позвонить ли Фифи, почти что лучшей подруге. Во всяком случае, никого ближе у Лизы не было. Они вместе начинали в «Свит-Сикстин», подростковом журнале. Когда Лиза перешла литературным редактором в «Герл», то устроила Фифи ассистентом редактора отдела красоты. Когда Фифи пробилась в заведующие литературным отделом в «Шик», то предложила кандидатуру Лизы на вакантное место заместителя главного редактора. А когда Лиза ушла заместителем главного в «Фамм», Фифи села на ее место в «Шик». Через десять месяцев после того, как Лиза стала главным редактором «Фамм», Фифи стала главным редактором «Шик». Фифи всегда можно было поплакаться: она знала все подводные камни их с Лизой так называемой шикарной работы, тогда как остальные исходили злобой от черной зависти.
Но что-то мешало Лизе снять трубку. Стыд, поняла она. И нечто вроде обиды. Хотя по работе они шли почти вровень, Лиза всегда немного опережала. Фифи карьерные успехи давались тяжким трудом, а Лиза продвигалась без видимых усилий. Главным редактором она стала почти за год до Фифи, и, хотя «Шик» и «Фамм» конкурировали на равных, у «Фамм» тираж был на добрых сто тысяч больше. Перевод в «Манхэттен» стал бы таким мощным рывком вперед, что Фифи даже тягаться с нею не смогла бы, и вот вместо этого Лизу ссылают в какой-то Дублин, а Фифи выходит в абсолютные лидеры.
«Оливер, – подумала Лиза, сразу повеселев. – Позвоню ему. – Но теплая волна радости тут же схлынула. – Я по нему не скучаю, – строго сказала она себе. – Надоело, все, хватит с меня!»
В результате она позвонила своей матери – потому что все равно надо было звонить, – но, повесив трубку, почувствовала себя совсем дерьмово. Особенно оттого, что Полли Эдвардс стала настойчиво выяснять, зачем звонил Оливер и спрашивал Лизин телефон в Дублине.
– Мы расстались.
Горло перехватило. Говорить об этом не хотелось совершенно; и потом, почему мама не позвонила раньше, если так переживает? Почему всегда приходится звонить самой?
– Но отчего же, деточка?
Этого Лиза и сама толком не знала.
– Так получилось, – буркнула она, соображая, как бы поскорее сменить тему.
– А к психотерапевту пойти вы не пробовали? – спросила Полли осторожно, не желая навлечь на себя дочерний гнев.
– Разумеется, мы ходили, – нетерпеливо ответила Лиза. На один сеанс сходили, а потом ей было некогда.
– Разводиться будете?
– Да, наверно.
Вообще-то она и сама еще не знала. Конечно, они в сердцах орали друг другу: «Я с тобой разведусь!» – «Нет, не разведешься, потому что это я с тобой разведусь!» – но серьезного разговора у них так и не получилось. После разрыва они толком и не разговаривали.
Полли сокрушенно вздохнула. Найджел, Лизин старший брат, развелся пять лет назад. Дети у нее были поздние, и как они живут, она совсем не понимала.
– Говорят, два брака из трех заканчиваются разводом, – со вздохом сказала Полли.
Тревога за дочь боролась в Полине со страхом перед нею.
– А это не потому, – отважилась наконец она, – что вы… разные?
– Разные? – сухо переспросила Лиза.
– Ну… что он… цветной?
– Цветной?!
– Ой, я не так сказала, – спохватилась Полина. – Черный?
Лиза раздраженно прищелкнула языком.
– Афроамериканец?
– Мама, ради бога, он же англичанин!
Лиза понимала, что ведет себя жестоко, но изменить себе не могла.
– Ну, английский афроамериканец, – беспомощно поправилась Полли. – Как бы там ни было, он очень милый.
Мама часто говорила так, чтобы показать, что не подвержена предрассудкам. Хотя при первом знакомстве с Оливером от испуга у нее чуть не остановилось сердце. Хоть бы кто предупредил, что приятель дочери – мощный, красивый, высоченный негр! Ну, цветной, ну, афроамериканец, как там еще их теперь следует называть. Нет, она ничего против не имела, вот только это было так неожиданно…
А когда Полли привыкла, то просто перестала замечать цвет его кожи и увидела, что мальчик он действительно симпатичный.
Огромный, черный, как эбеновое дерево, с гладкой блестящей кожей, туго обтягивающей высокие скулы, с миндалевидными глазами и копной тонких легких косичек. Ходил он, будто танцевал, и от него словно исходило тепло солнечных лучей. А еще Полли подозревала – хотя никогда бы не рискнула облечь свои подозрения в слова, – что сил у него как у жеребца.
– Он полюбил другую?
– Нет! С чего ты взяла?!
– А может, и да, Лиза, дорогая моя. Такой симпатичный мальчик.
– Ну и черт с ним!
– А ты не будешь скучать, доченька?
– Мне скучать некогда, – огрызнулась Лиза. – Мне о карьере думать надо.
– И далась тебе эта карьера! Я вот прекрасно без нее живу.
– Правда? – взвилась Лиза. – Ты вполне могла бы пойти работать, когда папа повредил спину, а так мы все жили на его пособие по инвалидности.
– Но деньги – еще не все. Мы ведь жили очень счастливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118