– Извини.
– Ничего.
– Ты-то как?
Стоило Дилану переключить внимание на Эшлин, и он сразу стал прежним Диланом.
Эшлин колебалась. Что тут скажешь? «Я ненавижу весь свет, ненавижу себя за то, что жива, я сижу на антидепрессантах, по утрам маме приходится самой выдавливать мне на щетку зубную пасту, а сегодня она уехала обратно в Корк, и я даже не знаю, как теперь чистить зубы».
– Хорошо, – ответила она.
Кажется, Дилан не очень поверил, и Эшлин заверила его:
– Честно, все в порядке. Давай расскажи, что там у вас еще новенького.
Дилан скорбно вздохнул:
– Больше всего меня беспокоят дети. Они совсем растерялись, на них тяжко смотреть. Но для того чтобы знать всю правду, они еще малы. И настраивать их против матери в любом случае неправильно, даже если я ее ненавижу.
– Ты ее не ненавидишь.
– Уж поверь мне, Эшлин, ненавижу.
Жалкие уловки! Клоду он ненавидит только потому, что очень сильно любит ее.
– Может, все еще рассосется, – сказала она вслух, имея в виду не только Дилана, но и себя.
– Ага. Поживем – увидим. Ты с кем-нибудь из них говорила?
– Клоду видела недели две назад, в ту пятницу. Но так и не смогла связаться с… – она запнулась. Произносить вслух имя было больно. – …Маркусом. Пыталась звонить, но он не берет трубку.
– Может, тебе зайти к нему домой?
– Нет.
– Правильно! Будь гордой.
Эшлин неловко передернулась. Дело не в гордости. Просто у нее не хватало духу.
Вернувшись в Лондон, Оливер не позвонил Лизе, и она ему тоже не звонила. Говорить было нечего. Теперь им оставалось только завизировать у своих адвокатов соответствующую форму и ждать вынесения предварительного решения суда.
Лиза пережила неделю на ногах, но, хоть и осталась дееспособна, до душевного равновесия ей было очень далеко. Октябрьский номер журнала удалось собрать полностью, но сил это отняло массу. А тут еще Эшлин с пустым взглядом, в полной отключке.
А вот Робби оказался отличным работником, кладезем безумных идей для следующих выпусков, по большей части слишком экстравагантных, но по крайней мере одна – фотосессия в стиле садо-мазо – была просто гениальной.
Когда в пятницу вечером все материалы ушли в печать, сразу несколько человек пригласили Лизу выпить после работы. Трикс, Робби и даже Джек предложили отметить где-нибудь «великий октябрь». Но Лиза уже пресытилась общением и потому прямо с работы отправилась домой.
Не успела она войти, как в дверь позвонила Кэти. Кэти в последнее время что-то часто попадалась ей на глаза. А не Кэти, так Франсина. Или еще кто-нибудь из соседей.
– Приходи сегодня к нам ужинать, – пригласила она. При одной мысли об этом Лиза чуть не рассмеялась вслух, но Кэти с гордостью сообщила:
– Будет жареная курица.
И неожиданно для себя самой Лиза согласилась. А почему бы нет? – рассуждала она, пытаясь оправдаться перед собою. Под это дело можно начать гостевую диету, она уже сто лет на ней не сидела, и жареная курица отлично туда вписывается.
Через десять минут она вошла в кухню Кэти, сразу задохнувшись от жара и оглохнув от шума работающего на полную катушку телевизора и галдящих детей. Кэти слегка смутилась.
– Уже почти все готово. Эй ты, никчемное создание, помешай подливку!
Это было адресовано Джону, благодушнейшему из супругов.
– Лиза, выпьешь чего-нибудь?
Лиза открыла рот, чтобы спросить бокал сухого белого вина, но Кэти уточнила:
– Чаю, морсу, молока?
– М-м-м… молока, наверное.
– Принесите Лизе молока, – распорядилась Кэти, походя шлепнув Джессику, катавшуюся по полу в обнимку с Франсиной. – В нарядном стакане. И давайте все за стол.
От Лизы не укрылось, что на тарелку ей накладывали вдвое больше, чем остальным. Кэти выдала ей аж четыре огромные жареные картофелины, прежде чем Лиза успела сказать, что она не ест картошку. Она пыталась игнорировать картошку, но картошка выглядела так аппетитно и так восхитительно пахла… Еще немного поборовшись с собою, Лиза наконец сдалась и отправила в рот первый за десять лет ломоть жареной картошки.
– Прекрати лупить по ножке стола! – прикрикнула Кэти на Лорена, самого младшего. Тот скорчил рожицу, перестал шуметь, но через три секунды начал опять.
– Ты меня локтем пихаешь, – заявила Лизе Франсина.
– Извини.
– Не извиняйся, – тут же уступила Франсина. – Надо было ответить, что ты, по крайней мере, не чавкаешь во время еды.
– Ладно, поняла.
– Или что ты не обжора жаднючая, – услужливо подсказала Джессика.
– Или что я зато не пукаю, будто пулемет, – подхватила Лиза.
– Ага!
Они теснились за маленьким кухонным столом, телевизор надрывался, у всех, включая Лизу, над верхней губой белели молочные «усы»… Как будто все это уже было, подумала Лиза. Где? Что именно ей вспомнилось? И тут ее осенило. То, что она видела сейчас, было один к одному ее родительский дом в Химл-Хэмпстеде. Суета, шум, беззлобные перепалки, само ощущение абсолютно такое же. «Как же, черт возьми, меня опять угораздило вернуться во все это?»
– Лиза, ты в порядке? – спросила Кэти.
Лиза кивнула, борясь с желанием вскочить из-за стола и пулей бежать домой. Она – девушка из рабочей семьи, положившая жизнь на то, чтобы выбиться в люди. И, несмотря на многие годы работы над собой, безжалостной внутренней муштры, все-таки оказалась там, откуда начинала.
Она никогда всерьез не задумывалась, чем жертвует, упорно карабкаясь вверх, прочь от своих корней. Ей всегда казалось, что дело того стоит. Но сейчас, сидя в жаркой кухоньке Кэти, она как-то не радовалась шикарной жизни, что выстроила для себя. Наоборот, остро чувствовала, чего в результате лишилась: друзей, семьи, Оливера, что всего больнее. А что у нее есть взамен?!
60
К полуночи Джек Дивайн совсем вымотался и упал духом. Уже часа два он рыскал по дублинским улицам в безрезультатных поисках Бу, чувствуя себя стоптанным, разбитым ботинком. Он обшарил все подъезды и подворотни на соседних с домом Эшлин улицах и представления не имел, где еще искать. Где прячутся эти бездомные?
Те обитатели улиц, которых он пытался расспросить о Бу, клятвенно утверждали, что такого не знают. Может, и правда не знали, но скорее не хотели выдавать человека неизвестно кому и зачем. Пустить им, что ли, пыль в глаза, сунуть десятку, процедить: «Может, это улучшит вашу память?» Кажется, в книжках Раймонда Чандлера все именно так и происходит?
Проклиная круговую поруку обитателей дублинских улиц, Джек продолжил поиски. Подальше от больших улиц, по темным переулочкам, по задворкам… о, кажется, нашел! Не он ли это? На расплющенной картонной коробке, нахохлясь, сидело нечто, укутанное в драное пальто.
– Прошу прощения… – Джек нагнулся, и на него снизу вверх глянуло маленькое, исхудавшее, очень юное личико. Взгляд был испуганный и настороженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Ничего.
– Ты-то как?
Стоило Дилану переключить внимание на Эшлин, и он сразу стал прежним Диланом.
Эшлин колебалась. Что тут скажешь? «Я ненавижу весь свет, ненавижу себя за то, что жива, я сижу на антидепрессантах, по утрам маме приходится самой выдавливать мне на щетку зубную пасту, а сегодня она уехала обратно в Корк, и я даже не знаю, как теперь чистить зубы».
– Хорошо, – ответила она.
Кажется, Дилан не очень поверил, и Эшлин заверила его:
– Честно, все в порядке. Давай расскажи, что там у вас еще новенького.
Дилан скорбно вздохнул:
– Больше всего меня беспокоят дети. Они совсем растерялись, на них тяжко смотреть. Но для того чтобы знать всю правду, они еще малы. И настраивать их против матери в любом случае неправильно, даже если я ее ненавижу.
– Ты ее не ненавидишь.
– Уж поверь мне, Эшлин, ненавижу.
Жалкие уловки! Клоду он ненавидит только потому, что очень сильно любит ее.
– Может, все еще рассосется, – сказала она вслух, имея в виду не только Дилана, но и себя.
– Ага. Поживем – увидим. Ты с кем-нибудь из них говорила?
– Клоду видела недели две назад, в ту пятницу. Но так и не смогла связаться с… – она запнулась. Произносить вслух имя было больно. – …Маркусом. Пыталась звонить, но он не берет трубку.
– Может, тебе зайти к нему домой?
– Нет.
– Правильно! Будь гордой.
Эшлин неловко передернулась. Дело не в гордости. Просто у нее не хватало духу.
Вернувшись в Лондон, Оливер не позвонил Лизе, и она ему тоже не звонила. Говорить было нечего. Теперь им оставалось только завизировать у своих адвокатов соответствующую форму и ждать вынесения предварительного решения суда.
Лиза пережила неделю на ногах, но, хоть и осталась дееспособна, до душевного равновесия ей было очень далеко. Октябрьский номер журнала удалось собрать полностью, но сил это отняло массу. А тут еще Эшлин с пустым взглядом, в полной отключке.
А вот Робби оказался отличным работником, кладезем безумных идей для следующих выпусков, по большей части слишком экстравагантных, но по крайней мере одна – фотосессия в стиле садо-мазо – была просто гениальной.
Когда в пятницу вечером все материалы ушли в печать, сразу несколько человек пригласили Лизу выпить после работы. Трикс, Робби и даже Джек предложили отметить где-нибудь «великий октябрь». Но Лиза уже пресытилась общением и потому прямо с работы отправилась домой.
Не успела она войти, как в дверь позвонила Кэти. Кэти в последнее время что-то часто попадалась ей на глаза. А не Кэти, так Франсина. Или еще кто-нибудь из соседей.
– Приходи сегодня к нам ужинать, – пригласила она. При одной мысли об этом Лиза чуть не рассмеялась вслух, но Кэти с гордостью сообщила:
– Будет жареная курица.
И неожиданно для себя самой Лиза согласилась. А почему бы нет? – рассуждала она, пытаясь оправдаться перед собою. Под это дело можно начать гостевую диету, она уже сто лет на ней не сидела, и жареная курица отлично туда вписывается.
Через десять минут она вошла в кухню Кэти, сразу задохнувшись от жара и оглохнув от шума работающего на полную катушку телевизора и галдящих детей. Кэти слегка смутилась.
– Уже почти все готово. Эй ты, никчемное создание, помешай подливку!
Это было адресовано Джону, благодушнейшему из супругов.
– Лиза, выпьешь чего-нибудь?
Лиза открыла рот, чтобы спросить бокал сухого белого вина, но Кэти уточнила:
– Чаю, морсу, молока?
– М-м-м… молока, наверное.
– Принесите Лизе молока, – распорядилась Кэти, походя шлепнув Джессику, катавшуюся по полу в обнимку с Франсиной. – В нарядном стакане. И давайте все за стол.
От Лизы не укрылось, что на тарелку ей накладывали вдвое больше, чем остальным. Кэти выдала ей аж четыре огромные жареные картофелины, прежде чем Лиза успела сказать, что она не ест картошку. Она пыталась игнорировать картошку, но картошка выглядела так аппетитно и так восхитительно пахла… Еще немного поборовшись с собою, Лиза наконец сдалась и отправила в рот первый за десять лет ломоть жареной картошки.
– Прекрати лупить по ножке стола! – прикрикнула Кэти на Лорена, самого младшего. Тот скорчил рожицу, перестал шуметь, но через три секунды начал опять.
– Ты меня локтем пихаешь, – заявила Лизе Франсина.
– Извини.
– Не извиняйся, – тут же уступила Франсина. – Надо было ответить, что ты, по крайней мере, не чавкаешь во время еды.
– Ладно, поняла.
– Или что ты не обжора жаднючая, – услужливо подсказала Джессика.
– Или что я зато не пукаю, будто пулемет, – подхватила Лиза.
– Ага!
Они теснились за маленьким кухонным столом, телевизор надрывался, у всех, включая Лизу, над верхней губой белели молочные «усы»… Как будто все это уже было, подумала Лиза. Где? Что именно ей вспомнилось? И тут ее осенило. То, что она видела сейчас, было один к одному ее родительский дом в Химл-Хэмпстеде. Суета, шум, беззлобные перепалки, само ощущение абсолютно такое же. «Как же, черт возьми, меня опять угораздило вернуться во все это?»
– Лиза, ты в порядке? – спросила Кэти.
Лиза кивнула, борясь с желанием вскочить из-за стола и пулей бежать домой. Она – девушка из рабочей семьи, положившая жизнь на то, чтобы выбиться в люди. И, несмотря на многие годы работы над собой, безжалостной внутренней муштры, все-таки оказалась там, откуда начинала.
Она никогда всерьез не задумывалась, чем жертвует, упорно карабкаясь вверх, прочь от своих корней. Ей всегда казалось, что дело того стоит. Но сейчас, сидя в жаркой кухоньке Кэти, она как-то не радовалась шикарной жизни, что выстроила для себя. Наоборот, остро чувствовала, чего в результате лишилась: друзей, семьи, Оливера, что всего больнее. А что у нее есть взамен?!
60
К полуночи Джек Дивайн совсем вымотался и упал духом. Уже часа два он рыскал по дублинским улицам в безрезультатных поисках Бу, чувствуя себя стоптанным, разбитым ботинком. Он обшарил все подъезды и подворотни на соседних с домом Эшлин улицах и представления не имел, где еще искать. Где прячутся эти бездомные?
Те обитатели улиц, которых он пытался расспросить о Бу, клятвенно утверждали, что такого не знают. Может, и правда не знали, но скорее не хотели выдавать человека неизвестно кому и зачем. Пустить им, что ли, пыль в глаза, сунуть десятку, процедить: «Может, это улучшит вашу память?» Кажется, в книжках Раймонда Чандлера все именно так и происходит?
Проклиная круговую поруку обитателей дублинских улиц, Джек продолжил поиски. Подальше от больших улиц, по темным переулочкам, по задворкам… о, кажется, нашел! Не он ли это? На расплющенной картонной коробке, нахохлясь, сидело нечто, укутанное в драное пальто.
– Прошу прощения… – Джек нагнулся, и на него снизу вверх глянуло маленькое, исхудавшее, очень юное личико. Взгляд был испуганный и настороженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118