— Куда ей в гору-то лезть. У нее же ноги.
— С ногами у меня все в порядке, Ричард, я не фарфоровая кукла. Я здорова, сил у меня хватит. Жребий брошен.
Карен прощается с друзьями, со всеми по очереди. Ричард стоит рядом с ней, пытаясь перехватить ее взгляд.
— Пэмми, Гамильтон, настанет день, и мы еще выпьем по рюмочке все вместе. Договорились? И обязательно с герцогиней Виндзорской и Джимми Хендриксом. Ох, и посмеемся мы над этим годом… Пэм, говори всегда что думаешь. И ты, Гамильтон, говори то, во что сам веришь. Не бойтесь быть добрыми.
Гамильтон и Пэм явно пришиблены происходящим.
— Эй, ребята, нельзя же так! Все к лучшему и ради лучшего. Вы мне будете сниться, всегда. А иногда, наверное, я буду сниться вам.
Торопливые объятия, как будто поезд уходит. А впрочем, практически так оно и есть. Следующий кто?
— Венди, Лайнус. Вы-то верите, что все это к лучшему? Я рассчитываю на вас, ребята. Измените этот мир.
— Карен…
— Странное чувство, — задумчиво говорит Карен. — Я словно астронавт перед стартом. Вот и вы думайте об этом так же. Такой торжественный, захватывающий момент. Представьте себе, что каждый из нас летит в космос открывать очередной новый мир.
Карен подходит к Меган, из глаз которой ручьем текут слезы прямо на шерстяной свитерок Джейн.
— Меган, ты прекрасная дочь. Ты умная девчонка. Ты замечательная мать. Ты отличная подруга. Не хотела бы я иметь другую дочь.
— Мама…
Карен целует Джейн.
— Какая она у нас красавица. Я счастлива, что могу тебе сказать, как я люблю тебя.
— Она… она с тобой пойдет… сейчас?
— Да, солнышко. Ты уж меня извини. Но это не надолго. В сентябре вы снова встретитесь.
— Но…
Карен берет Джейн на руки и подходит к Ричарду.
— Ричард. Беб. Я все равно буду любить тебя. Даже во сне. И в моих снах… — Она задумывается. — Подожди, мы ведь с тобой так и не поженились?
— Не успели.
— Ну и ладно. В моих снах мы будем женаты, хорошо?
— Да, понятно, но…
— Никаких «но». Поженимся, поженимся — (Последний поцелуй.) — До свидания.
Повернувшись ко мне, она говорит:
— Эй, Джаред. Что с тобой — порезался?
Я прикасаюсь к своему сердцу и вынимаю из него мерцающую звезду. Я переношу ее в ладони и вкладываю в грудь Карен.
— Есть посадка, — докладываю я.
Карен идет по дамбе в сторону подножия горы. Ее тело двигается чуть неуклюже — этакий утенок с обложки телефонного справочника. Обернувшись, она кричит:
— Ребята, я так счастлива, что проснулась! Мир такой замечательный, а будущее оказалось очень интересным. И теперь во сне мне будет сниться, что я не сплю. Мне будете сниться вы, вы все. Спокойной ночи!
Тишина. Я смотрю на остальных. Все стоят неподвижно, словно пригвожденные к месту стремительным и неожиданным развитием событий.
— Эй, вы! — окликаю я их. — Вам тоже пора. Венди, Лайнус с Меган, Пэм и Гэм — марш в больницу. Ричард, ты давай шуруй в свой каньон. Доберетесь до места — сядете и будете ждать. Как только Карен поднимется на вершину, мир вернется.
Пауза.
— Ну, все. Пока, девочки и мальчики. Не поминайте лихом.
— Счастливо тебе, Джа…
Меня уже нет. Я мгновенно впитался в бетон плотины, на время уйдя из их жизни. Мне еще нужно кое-что сделать. Я ведь тоже — часть плана «Б». Моя роль состоит в том, что я остаюсь один на этой теперь уже абсолютно безлюдной, необитаемой планете. Мне предстоит таскаться по ее оскверненным останкам долгие годы, возможно — десятилетия, пока Карен будет лежать в коме. Это тот выбор, который пришлось сделать мне. Случись всему этому повториться — я снова выбрал бы этот путь.
Бог.
Похоже, все будет так: ближайшие лет пятьдесят я буду бегать нагишом по нашим улицам; буду иногда листать порножурналы, посмотрю кое-какие кассеты на видео. Что будет завтра — неважно. Пойдет ли дождь из пауков и скорпионов или же с неба прольется кислота из аккумуляторов — я все равно буду здесь. И, кстати, никакой личной жизни на несколько десятков лет. Вот разве что — мисс Кулачок. Вы только не сердитесь на меня, если я опять похабщину какую сморозил.
Моя жизнь расходится с судьбами остальных. Но пока что я еще могу понаблюдать за ними. Вот Лайнус и Меган — сидят в приемном покое, за окнами которого играют яркие зарницы. Вестибюль больницы завален скелетами, но ни человеческие останки, ни звенящая тишина не могут заставить моих друзей испугаться.
— Я, похоже, снова беременна, — говорит Меган. — Джейн опять здесь. Ей четыре часа, комочек клеток, ненадутый мячик, дрожжевое тесто. Лайнус, ты представляешь?
В дальнем углу что-то звякает.
— Ты только посмотри на всех них, — говорит Лайнус. — Скоро они оживут, снова станут людьми!
Меган спокойно отвечает ему:
— Забавно. Как же быстро мы к ним привыкли. К протёчникам. Они уже не кажутся мне чудовищами.
— Мне тоже.
— Скажи, Лайнус, мы ведь друзья?
— Ну.
— Ты боишься того, что нас ждет?
— Ну.
— Но ведь выбора у нас нет?
— А скорее всего, его у нас и не было.
В полуразрушенной реанимационной палате стоит Венди. Перед нею на двух каталках лежат Пэм и Гамильтон. Все трое молчат. Какая им уготована судьба? Как изменится жизнь каждого из них?
— Темновато здесь, — замечает Пэм.
— Хочешь, зажжем еще несколько фонариков? — предлагает Гамильтон.
Он тянется к столику, на котором стоит вертикально дюжина фонариков, свет от которых уходит к запыленному потолку.
— Нет, спасибо. Не надо. Я больше не боюсь. Темноты.
— Я понял, — кивает Гамильтон.
— Вы посмотрите на свет, на то, как лучи пронзают темноту и пыль, — говорит Пэм. — Словно настоящие световые колонны. Венди, скажи, правда, похоже?
Вокруг, по углам помещения, груды скелетов. Венди машинально постукивает медицинскими щипцами по подносу из нержавеющей стали. Она вдруг чувствует себя очень-очень старой.
— Да, — кивает она, — очень похоже.
Карен тем временем, прихрамывая, медленно поднимается вверх по склону — к небу, совершающему в этот миг самоубийство прямо над ее головой. Ничего, еще немного, и она окажется на вершине. Стенки ее сердца тонкие, как из рисовой бумаги, дыхание слабое, его едва хватит, чтобы поднять в воздух парашютик одуванчика. Там, на вершине, ей предстоит вновь покинуть бодрствующий мир.
Она говорит вслух сама с собой, не обращая внимания на то, что другие могут услышать ее слова. Она смотрит с высоты на сгоревшие леса, на останки пригородных кварталов.
— Ничего, ребята, вы только подождите. Скоро мы станем выше, чем эти горы. Мы распахнем сердца навстречу миру и примем его в наши души. Мы увидим свет там, где раньше была непроглядная мгла. Мы будем свидетельствовать о том, что мы видели, что смогли почувствовать.
Жизнь будет продолжаться. Может, сначала мы будем оступаться, барахтаться в ней, спотыкаться на пути, даже падать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— С ногами у меня все в порядке, Ричард, я не фарфоровая кукла. Я здорова, сил у меня хватит. Жребий брошен.
Карен прощается с друзьями, со всеми по очереди. Ричард стоит рядом с ней, пытаясь перехватить ее взгляд.
— Пэмми, Гамильтон, настанет день, и мы еще выпьем по рюмочке все вместе. Договорились? И обязательно с герцогиней Виндзорской и Джимми Хендриксом. Ох, и посмеемся мы над этим годом… Пэм, говори всегда что думаешь. И ты, Гамильтон, говори то, во что сам веришь. Не бойтесь быть добрыми.
Гамильтон и Пэм явно пришиблены происходящим.
— Эй, ребята, нельзя же так! Все к лучшему и ради лучшего. Вы мне будете сниться, всегда. А иногда, наверное, я буду сниться вам.
Торопливые объятия, как будто поезд уходит. А впрочем, практически так оно и есть. Следующий кто?
— Венди, Лайнус. Вы-то верите, что все это к лучшему? Я рассчитываю на вас, ребята. Измените этот мир.
— Карен…
— Странное чувство, — задумчиво говорит Карен. — Я словно астронавт перед стартом. Вот и вы думайте об этом так же. Такой торжественный, захватывающий момент. Представьте себе, что каждый из нас летит в космос открывать очередной новый мир.
Карен подходит к Меган, из глаз которой ручьем текут слезы прямо на шерстяной свитерок Джейн.
— Меган, ты прекрасная дочь. Ты умная девчонка. Ты замечательная мать. Ты отличная подруга. Не хотела бы я иметь другую дочь.
— Мама…
Карен целует Джейн.
— Какая она у нас красавица. Я счастлива, что могу тебе сказать, как я люблю тебя.
— Она… она с тобой пойдет… сейчас?
— Да, солнышко. Ты уж меня извини. Но это не надолго. В сентябре вы снова встретитесь.
— Но…
Карен берет Джейн на руки и подходит к Ричарду.
— Ричард. Беб. Я все равно буду любить тебя. Даже во сне. И в моих снах… — Она задумывается. — Подожди, мы ведь с тобой так и не поженились?
— Не успели.
— Ну и ладно. В моих снах мы будем женаты, хорошо?
— Да, понятно, но…
— Никаких «но». Поженимся, поженимся — (Последний поцелуй.) — До свидания.
Повернувшись ко мне, она говорит:
— Эй, Джаред. Что с тобой — порезался?
Я прикасаюсь к своему сердцу и вынимаю из него мерцающую звезду. Я переношу ее в ладони и вкладываю в грудь Карен.
— Есть посадка, — докладываю я.
Карен идет по дамбе в сторону подножия горы. Ее тело двигается чуть неуклюже — этакий утенок с обложки телефонного справочника. Обернувшись, она кричит:
— Ребята, я так счастлива, что проснулась! Мир такой замечательный, а будущее оказалось очень интересным. И теперь во сне мне будет сниться, что я не сплю. Мне будете сниться вы, вы все. Спокойной ночи!
Тишина. Я смотрю на остальных. Все стоят неподвижно, словно пригвожденные к месту стремительным и неожиданным развитием событий.
— Эй, вы! — окликаю я их. — Вам тоже пора. Венди, Лайнус с Меган, Пэм и Гэм — марш в больницу. Ричард, ты давай шуруй в свой каньон. Доберетесь до места — сядете и будете ждать. Как только Карен поднимется на вершину, мир вернется.
Пауза.
— Ну, все. Пока, девочки и мальчики. Не поминайте лихом.
— Счастливо тебе, Джа…
Меня уже нет. Я мгновенно впитался в бетон плотины, на время уйдя из их жизни. Мне еще нужно кое-что сделать. Я ведь тоже — часть плана «Б». Моя роль состоит в том, что я остаюсь один на этой теперь уже абсолютно безлюдной, необитаемой планете. Мне предстоит таскаться по ее оскверненным останкам долгие годы, возможно — десятилетия, пока Карен будет лежать в коме. Это тот выбор, который пришлось сделать мне. Случись всему этому повториться — я снова выбрал бы этот путь.
Бог.
Похоже, все будет так: ближайшие лет пятьдесят я буду бегать нагишом по нашим улицам; буду иногда листать порножурналы, посмотрю кое-какие кассеты на видео. Что будет завтра — неважно. Пойдет ли дождь из пауков и скорпионов или же с неба прольется кислота из аккумуляторов — я все равно буду здесь. И, кстати, никакой личной жизни на несколько десятков лет. Вот разве что — мисс Кулачок. Вы только не сердитесь на меня, если я опять похабщину какую сморозил.
Моя жизнь расходится с судьбами остальных. Но пока что я еще могу понаблюдать за ними. Вот Лайнус и Меган — сидят в приемном покое, за окнами которого играют яркие зарницы. Вестибюль больницы завален скелетами, но ни человеческие останки, ни звенящая тишина не могут заставить моих друзей испугаться.
— Я, похоже, снова беременна, — говорит Меган. — Джейн опять здесь. Ей четыре часа, комочек клеток, ненадутый мячик, дрожжевое тесто. Лайнус, ты представляешь?
В дальнем углу что-то звякает.
— Ты только посмотри на всех них, — говорит Лайнус. — Скоро они оживут, снова станут людьми!
Меган спокойно отвечает ему:
— Забавно. Как же быстро мы к ним привыкли. К протёчникам. Они уже не кажутся мне чудовищами.
— Мне тоже.
— Скажи, Лайнус, мы ведь друзья?
— Ну.
— Ты боишься того, что нас ждет?
— Ну.
— Но ведь выбора у нас нет?
— А скорее всего, его у нас и не было.
В полуразрушенной реанимационной палате стоит Венди. Перед нею на двух каталках лежат Пэм и Гамильтон. Все трое молчат. Какая им уготована судьба? Как изменится жизнь каждого из них?
— Темновато здесь, — замечает Пэм.
— Хочешь, зажжем еще несколько фонариков? — предлагает Гамильтон.
Он тянется к столику, на котором стоит вертикально дюжина фонариков, свет от которых уходит к запыленному потолку.
— Нет, спасибо. Не надо. Я больше не боюсь. Темноты.
— Я понял, — кивает Гамильтон.
— Вы посмотрите на свет, на то, как лучи пронзают темноту и пыль, — говорит Пэм. — Словно настоящие световые колонны. Венди, скажи, правда, похоже?
Вокруг, по углам помещения, груды скелетов. Венди машинально постукивает медицинскими щипцами по подносу из нержавеющей стали. Она вдруг чувствует себя очень-очень старой.
— Да, — кивает она, — очень похоже.
Карен тем временем, прихрамывая, медленно поднимается вверх по склону — к небу, совершающему в этот миг самоубийство прямо над ее головой. Ничего, еще немного, и она окажется на вершине. Стенки ее сердца тонкие, как из рисовой бумаги, дыхание слабое, его едва хватит, чтобы поднять в воздух парашютик одуванчика. Там, на вершине, ей предстоит вновь покинуть бодрствующий мир.
Она говорит вслух сама с собой, не обращая внимания на то, что другие могут услышать ее слова. Она смотрит с высоты на сгоревшие леса, на останки пригородных кварталов.
— Ничего, ребята, вы только подождите. Скоро мы станем выше, чем эти горы. Мы распахнем сердца навстречу миру и примем его в наши души. Мы увидим свет там, где раньше была непроглядная мгла. Мы будем свидетельствовать о том, что мы видели, что смогли почувствовать.
Жизнь будет продолжаться. Может, сначала мы будем оступаться, барахтаться в ней, спотыкаться на пути, даже падать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83