Джерри Спирос, младший из братьев, пожаловался Пайту на кашель: с самого Рождества плюется мокротой, даже десять дней на Ямайке не пошли на пользу.
- Тамошние чертовы чернокожие снимут у тебя часы с руки, если зазеваешься, - сказал он и надолго закашлялся.
- Судя по кашлю, ты надышался клея, - сказал ему Пайт и записал расходы на новую клетку для хомяка на счет фирмы "Галлахер энд Хейнема". Побросав все в кузов и захлопнув пыльную дверцу с надписью "Помой меня", он покатил на Индейский холм, выбрав объездной путь. Надо было глянуть, стоит ли у офиса серый "мерседес" Галлахера. Их офис располагался в одноэтажном флигеле почти пустой постройки на асфальтовом пустыре на Хоп-стрит, неподалеку от железнодорожного депо. Совсем рядом пролегала главная деловая улица Милосердия, сходившаяся с улицей Божества под прямым углом. Улица Божества взбиралась на холм, минуя аптеку Когсвелла и белеющую на зеленом склоне церковь.
В каждой половинке церковного окна насчитывалось по двадцать четыре рамы. Всего сорок восемь! Во время нудных проповедей Педрика Пайт часто пересчитывал эти рамы. Символики в цифре не было: когда строилась церковь, число штатов не достигало теперешнего, потому что недоставало Аризоны, Оклахомы, Индейских Территорий. Древесины тогда было хоть отбавляй! То ли глупая расточительность, то ли попытка подчеркнуть свою значимость. Иначе было бы еще тоскливее. В этот тяжкий день, не ведающий любви, все казалось облезлым, недокрашенным. А все соленый воздух! То ли дело Мичиган, где сараи десятилетиями стоят красненькие, свеженькие!
Лужайка перед церковью имела форму песочных часов: роль соединительной ножки играла тропинка. Пайт свернул налево, высматривая на заднем дворике Константинов Кэрол, развешивающую выстиранное белье, - с задранными руками и почти незаметной грудью. Он представил себе соседского парня, танцующего вместе с ней греческий танец и соединенного с ней платочком - тянущего носок, с прилизанными волосами. Простолюдины такие гибкие! Вот что де лает с людьми голодание на протяжении нескольких поколений! "Дайте мне ваших страждущих..." Марсия хрупкая, Джанет толстая, Анджела не то и не другое; новенькая, миссис Уитмен, какая-то неуклюжая, деревянная, словно все время чему-то сопротивляется. "Веспа" Эдди на месте, зато нет "форда", машины Кэрол. Муж дома, жена делает покупки. Мазь для растирания спины? "Ты всегда делаешь мне больно"... Перед похоронной конторой стоял "кадиллак-катафалк", рядом играл с камешками мальчик-дошкольник. Расти при запахе масла для бальзамирования вместо запаха цветов, наблюдать трупы в холодильнике? Нет, лучше уж при теплице, учиться любить красоту. Правда, похоронная контора учит преодолевать страхи. Смерть. Хомяк. Разбитое стекло. Он пришпорил машину.
Вдоль заборов, у гаражей, расцвела, как желтый туман, форсития. Туман переползал с одного двора в другой - нарушитель прав собственности, не ведающий раскаяния. Теперь Пайт ехал по Пруденс-стрит, мимо дома Геринов. Ремонт этого дома был одним из первых заказов, полученных их фирмой в Тарбоксе. Галлахер был тогда еще не так алчен. Отделку поручили Адамсу и Комо. Люди моложе шестидесяти лет не знают, как навешивать двери. Дом едва не рухнул. Полный упадок профессии. Дом тонул в мягкой земле. Пришлось укреплять его стержнем длиной в восемнадцать футов, спрятанным в стенных шкафах и тянущимся на чердак, к железной станине. Получилось прочно, но все равно отдает фальшивкой. "Почему ты не хочешь со мной трахаться?" Хороший вопрос. Верность Джорджине, ответвление верности - опорного ствола души, новый отросток на прошлогоднем побеге, любовница превращается в жену... Какой решительный у Джорджины подбородок! Не очень-то привлекательно. Бутылочные глаза, нагота как прогорклое масло, наждачное зерно, подозрения Фредди. Пайт поймал себя на нежелании вспоминать зеленую пластмассовую ложечку.
Почтальон, спускающийся с холма и не уступающий тяжелой сумке, грозящей его опрокинуть. Синяя форма, нормированный рабочий день, все время на ногах, мышцы в тонусе. Так можно жить вечно. Приветствие двух собак на углу.
Он поехал по Маскеноменс-стрит, вдоль русла реки. В прилив русло заполнялось водой до самой фабрики, в отлив, как сейчас, мелело. На дне чернела соленая грязь - источник жизни. На противоположной стороне тянулась улица высоких вязов и старомодных домов с овальными окнами и веерообразными окошками над дверями. Эпоха панталон, усов, целлулоидных воротничков; ностальгия по тому, чего не застал. И ни души! Все при деле, на прогулки нет времени. Маленькие почки на серебряных тополях, рыжеватые кисточки на вязах. Прорехи в сиреневом небе. Природа, грустный шорох, семя, тщета и прах.
У протестантского кладбища он несколько воспрянул духом. Кладбище раскрывалось веером от пуританской изгороди из ограненных камней, с барельефами и вековым лишайником. Здесь царствовал строгий порядок. Скоро кладбища и площадки для гольфа останутся единственными островками легкомысленной зелени среди интенсивных полей, производящих зерно для голодных ртов индусов. Две одинокие пары с клюшками для гольфа. Слишком рано: грязь, мяч не подцепить, шипы на подошвах портят дерн. Но владельцы жадны до денег. Им бы подождать, пока земля напитается соком. Земля тоже требует подачек.
Он миновал новостройки с несформированными лужайка1 ми и неаккуратными фасадами, повилял по грязной колее, мимо водопроводных гидрантов и канализационных люков - городской совет предписывал начинать освоение с инженерных трасс, - и оказался на своей стройплощадке на Индейском холме.
Бульдозер уже прибыл. Ему бы радоваться, если бы не тяжесть и не дороговизна машины - "Кейс Констракшн Кинг" с одноковшовым экскаватором и фронтальным погрузчиком. Четвертной за подачу, двадцать два пятьдесят в час - стоимость с водителем, здоровенным негром в комбинезоне. Тот. возвышаясь на своем вибрирующем троне, выглядел так, словно машина сильна не сама по себе, а только его стараниями; казалось, если гусеницы увязнут, то ему ничего не стоит спрыгнуть вниз и голыми руками вытащить их из красной грязи. Воображение отказывалось соглашаться, что это из-за него, Пай-та, на холме, где раньше прятались птицы и дети, теперь громыхает и воняет дымом железное чудовище. Но негр окликнул его, молодой прораб Леон Яжински заторопился к нему по горам грязи. Работа продолжалась. Пни с залепленными сухой землей корнями и камни, пролежавшие здесь вечность, сгребались в курганы для последующего вывоза. Сейчас бульдозерный негр осторожно спускался в первый котлован, помеченный столбиками с красными кончиками и обтянутый бечевкой. Из окон этого дома будет открываться самый лучший вид на аккуратное кладбище, на городок с церковным шпилем, увенчанным сверкающим петушком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
- Тамошние чертовы чернокожие снимут у тебя часы с руки, если зазеваешься, - сказал он и надолго закашлялся.
- Судя по кашлю, ты надышался клея, - сказал ему Пайт и записал расходы на новую клетку для хомяка на счет фирмы "Галлахер энд Хейнема". Побросав все в кузов и захлопнув пыльную дверцу с надписью "Помой меня", он покатил на Индейский холм, выбрав объездной путь. Надо было глянуть, стоит ли у офиса серый "мерседес" Галлахера. Их офис располагался в одноэтажном флигеле почти пустой постройки на асфальтовом пустыре на Хоп-стрит, неподалеку от железнодорожного депо. Совсем рядом пролегала главная деловая улица Милосердия, сходившаяся с улицей Божества под прямым углом. Улица Божества взбиралась на холм, минуя аптеку Когсвелла и белеющую на зеленом склоне церковь.
В каждой половинке церковного окна насчитывалось по двадцать четыре рамы. Всего сорок восемь! Во время нудных проповедей Педрика Пайт часто пересчитывал эти рамы. Символики в цифре не было: когда строилась церковь, число штатов не достигало теперешнего, потому что недоставало Аризоны, Оклахомы, Индейских Территорий. Древесины тогда было хоть отбавляй! То ли глупая расточительность, то ли попытка подчеркнуть свою значимость. Иначе было бы еще тоскливее. В этот тяжкий день, не ведающий любви, все казалось облезлым, недокрашенным. А все соленый воздух! То ли дело Мичиган, где сараи десятилетиями стоят красненькие, свеженькие!
Лужайка перед церковью имела форму песочных часов: роль соединительной ножки играла тропинка. Пайт свернул налево, высматривая на заднем дворике Константинов Кэрол, развешивающую выстиранное белье, - с задранными руками и почти незаметной грудью. Он представил себе соседского парня, танцующего вместе с ней греческий танец и соединенного с ней платочком - тянущего носок, с прилизанными волосами. Простолюдины такие гибкие! Вот что де лает с людьми голодание на протяжении нескольких поколений! "Дайте мне ваших страждущих..." Марсия хрупкая, Джанет толстая, Анджела не то и не другое; новенькая, миссис Уитмен, какая-то неуклюжая, деревянная, словно все время чему-то сопротивляется. "Веспа" Эдди на месте, зато нет "форда", машины Кэрол. Муж дома, жена делает покупки. Мазь для растирания спины? "Ты всегда делаешь мне больно"... Перед похоронной конторой стоял "кадиллак-катафалк", рядом играл с камешками мальчик-дошкольник. Расти при запахе масла для бальзамирования вместо запаха цветов, наблюдать трупы в холодильнике? Нет, лучше уж при теплице, учиться любить красоту. Правда, похоронная контора учит преодолевать страхи. Смерть. Хомяк. Разбитое стекло. Он пришпорил машину.
Вдоль заборов, у гаражей, расцвела, как желтый туман, форсития. Туман переползал с одного двора в другой - нарушитель прав собственности, не ведающий раскаяния. Теперь Пайт ехал по Пруденс-стрит, мимо дома Геринов. Ремонт этого дома был одним из первых заказов, полученных их фирмой в Тарбоксе. Галлахер был тогда еще не так алчен. Отделку поручили Адамсу и Комо. Люди моложе шестидесяти лет не знают, как навешивать двери. Дом едва не рухнул. Полный упадок профессии. Дом тонул в мягкой земле. Пришлось укреплять его стержнем длиной в восемнадцать футов, спрятанным в стенных шкафах и тянущимся на чердак, к железной станине. Получилось прочно, но все равно отдает фальшивкой. "Почему ты не хочешь со мной трахаться?" Хороший вопрос. Верность Джорджине, ответвление верности - опорного ствола души, новый отросток на прошлогоднем побеге, любовница превращается в жену... Какой решительный у Джорджины подбородок! Не очень-то привлекательно. Бутылочные глаза, нагота как прогорклое масло, наждачное зерно, подозрения Фредди. Пайт поймал себя на нежелании вспоминать зеленую пластмассовую ложечку.
Почтальон, спускающийся с холма и не уступающий тяжелой сумке, грозящей его опрокинуть. Синяя форма, нормированный рабочий день, все время на ногах, мышцы в тонусе. Так можно жить вечно. Приветствие двух собак на углу.
Он поехал по Маскеноменс-стрит, вдоль русла реки. В прилив русло заполнялось водой до самой фабрики, в отлив, как сейчас, мелело. На дне чернела соленая грязь - источник жизни. На противоположной стороне тянулась улица высоких вязов и старомодных домов с овальными окнами и веерообразными окошками над дверями. Эпоха панталон, усов, целлулоидных воротничков; ностальгия по тому, чего не застал. И ни души! Все при деле, на прогулки нет времени. Маленькие почки на серебряных тополях, рыжеватые кисточки на вязах. Прорехи в сиреневом небе. Природа, грустный шорох, семя, тщета и прах.
У протестантского кладбища он несколько воспрянул духом. Кладбище раскрывалось веером от пуританской изгороди из ограненных камней, с барельефами и вековым лишайником. Здесь царствовал строгий порядок. Скоро кладбища и площадки для гольфа останутся единственными островками легкомысленной зелени среди интенсивных полей, производящих зерно для голодных ртов индусов. Две одинокие пары с клюшками для гольфа. Слишком рано: грязь, мяч не подцепить, шипы на подошвах портят дерн. Но владельцы жадны до денег. Им бы подождать, пока земля напитается соком. Земля тоже требует подачек.
Он миновал новостройки с несформированными лужайка1 ми и неаккуратными фасадами, повилял по грязной колее, мимо водопроводных гидрантов и канализационных люков - городской совет предписывал начинать освоение с инженерных трасс, - и оказался на своей стройплощадке на Индейском холме.
Бульдозер уже прибыл. Ему бы радоваться, если бы не тяжесть и не дороговизна машины - "Кейс Констракшн Кинг" с одноковшовым экскаватором и фронтальным погрузчиком. Четвертной за подачу, двадцать два пятьдесят в час - стоимость с водителем, здоровенным негром в комбинезоне. Тот. возвышаясь на своем вибрирующем троне, выглядел так, словно машина сильна не сама по себе, а только его стараниями; казалось, если гусеницы увязнут, то ему ничего не стоит спрыгнуть вниз и голыми руками вытащить их из красной грязи. Воображение отказывалось соглашаться, что это из-за него, Пай-та, на холме, где раньше прятались птицы и дети, теперь громыхает и воняет дымом железное чудовище. Но негр окликнул его, молодой прораб Леон Яжински заторопился к нему по горам грязи. Работа продолжалась. Пни с залепленными сухой землей корнями и камни, пролежавшие здесь вечность, сгребались в курганы для последующего вывоза. Сейчас бульдозерный негр осторожно спускался в первый котлован, помеченный столбиками с красными кончиками и обтянутый бечевкой. Из окон этого дома будет открываться самый лучший вид на аккуратное кладбище, на городок с церковным шпилем, увенчанным сверкающим петушком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89