Весной все простуживаются. - - Кроме тебя.
- Лучше объясни, что ты имел в виду минуту назад. Я сказала, что Фрэнк тебя критиковал, а ты: "Я ни разу не спал с Джанет".
- Что ни разу не спал. А ведь когда-то хотел...
- А может быть... ой, уймись хоть на секунду, мне щекотно!., потому Фредди тебя и не любит? Между прочим, я наврала: это Фредди сказал Уитменам, что ты плохой подрядчик.
- Конечно, он. Вот подонок!
- Зря ты его ненавидишь.
- Это помогает мне сохранять молодость.
- Как ты думаешь, Фредди про нас знает? - спросила она
Оскорбительное любопытство! Ему хотелось, чтобы она совсем выбросила Фредди из головы.
- Определенно - вряд ли, скорее, догадывается. Не зря же Би Герин говорит, что про нас всем известно, да
- Ты признался?
- Конечно, нет. А что? Он пронюхал?
Ее лицо было безмятежным, на веке дрожал солнечный зайчик. Ветер баловался с фольгой, устроив игрушечный гром. Ее ответ был осторожен:
- Он говорит, что у меня есть, наверное, еще кто-то, потому что я уже не хочу его так сильно, как раньше. Он ощущает угрозу. Если бы он взялся составить список тех, от кого исходит угроза, то на первом месте оказался бы, наверное, ты. Но он почему-то медлит с выводами. Вдруг он знает, но скрывает это, чтобы как-то использовать?
Эти ее слова его напугали. Она почувствовала, что у него пропало рвение, и открыла глаза. Их зелень была сейчас какой-то увядшей, зрачки стали на солнце не больше грифельного кончика карандаша.
- Может, пора разбегаться? - спросил он.
Когда ей, дочери филадельфийского банкира, бросали вызов, она запросто превращалась то ли в девчонку из-за кассы, то ли в профессиональную соблазнительницу.
- Не дури, парень, - сказала они хрипло и прижалась к нему лобком.
Он превратился в ее пленника. У нее были сильные руки, иногда она выигрывала у него в теннис. Он попытался высвободиться, но пока что остался в плену, зато высвободились ее груди, опасно запрыгавшие у него перед носом. Мгновение. - и они расплющились: он перевернул ее одним рывком, уперся коленями ей в бедра, вцепился в запястья. Любуясь блеском ее кожи, он аккуратно ухватил губами ее сосок - соленый и одновременно немного горький. Ее руки стали совершать умелые круговые движения по его плечам, спине; птицы запели так, словно взялись ей аккомпанировать. Потом одна ее рука занялась священнодействием. Он был бы не прочь поверить, что у него бархатная мошонка и член из чистого серебра.
- Не многовато ли на нас одежды? - спросил он вежливо. Вежливость была непритворной. Отсутствие формальных
уз не помешало им создать кодекс взаимного уважения. Прелюбодеяние состояло из двух симметричных половинок. Осмелившись заговорить о разрыве, Пайт позволил Джорджине пересечь разграничительную линию. Теперь пришел ее черед задавать дерзкие вопросы, а он мог в отместку не соблюдать приличий.
- Как же деревья на Индейском холме? - спросила она.
- Обойдутся без меня. - Прошлогодние иголки, даже высохнув на солнце, пахли плесенью. Зато фольга была первосортной. Солярий был делом его рук. А вот ты вряд ли.
- Считаешь меня падшей женщиной?
Она встала на колени и потянулась, словно желая ухватить небо за четыре угла. Добросовестная завсегдатайка клуба и преданная мамаша, она обладала неожиданным и совершенно обезоруживающим качеством - непорочной сексуальностью. Наверное, первые годы супружеской жизни с Фредди научили ее предаваться плотскому удовольствию так непосредственно, словно это еда, и так легко, словно это утренняя пробежка. Ее побуждения были невинны. До Пайта у нее не было любовников, и он, даже не понимая, что она в нем нашла, сомневался, что за ним последует кто-то еще. Она не пестовала чувство вины. "Сначала, готовясь к измене, Пайт думал, что будет мучиться страшными угрызениями совести; так ныряльщик, еще находясь в воздухе, страшится рева водной стихии. Но вместо этого в первый же раз - дело было в сентябре, в кухне пахло яблоками, дети ушли в школу, кроме Джуди, которая крепко спала, - Джорджина запросто взяла его за палец и повела наверх, в спальню. Там они проворно раздели друг друга. Он был озабочен контрацепцией, но она только посмеялась. Разве Анджела не перешла на эновид? "Добро пожаловать в рай без презервативов!" От этого богохульства у него отлегло от сердца. Его соития с Анджелой всегда были отравлены воспоминаниями о его неуклюжести и ее неспособности с этим примириться. Он всегда помнил о необходимости проявлять такт и о том, как ее раздражает его тактичность, смахивающая на обожествление, помнил, что она недовольна и ухаживанием в пижаме, и приставанием в голом виде, боялся своей беспомощной однозначности и ее непроницаемой разочарованности. Зато Джорджина за двадцать минут разделалась с этим унылым нанизыванием недоразумений и продемонстрировала настоящий, первобытный секс.
Сейчас, встав по ее примеру на колени, он осторожно, как часовщик, собирающий сложнейший механизм, поцеловал ее сначала в блестящую левую ключицу, потом в правую. Удвоение, лишенное двойственности и энтропии, универсальное божественное зеркало.
- Ты заслонил мне солнце, - сказала она.
- Еще рано загорать. Не желаешь ли пройти внутрь? - осведомился он с отменной вежливостью.
С залитой солнцем крыши можно было, отодвинув стеклянную дверь, пройти в комнату для игр, потом в большую спальню с китайскими фонариками, африканскими масками, изогнутыми рогами животных из разных стран. Поздневикторианский дом с мансардной двухскатной крышей, позолоченными свесами, вычурными светильниками, волнистой оцинкованной обшивкой и прочими внешними излишествами изнутри тоже поражал обстановкой веселого блуда. Он был загроможден черными испанскими сундуками, комодами из разносортной древесины, модерновыми предметами обстановки, сувенирами колониальных времен, просиженными креслами; на стенах висели японские гравюры и филиппинские ковры с тростниковыми розочками, диваны были завалены гигантскими подушками, обтянутыми вельветом в крупный рубчик. В этой бордельной атмосфере было очень весело проводить вечеринки.
Но, начав посещать этот дом по утрам, Пайт увидел его другим - жилым, с крошками, оставшимися после убежавших к школьному автобусу детей, с газетой на полу. Постепенно и мебель, и старинные фонари, и глазастые маски признали его за своего, стали его приветствовать. Он нагло возлежал на огромной супружеской кровати Торнов, дожидаясь, пока Джорджина выйдет из душа. Он любил просматривать книги на полке у изголовья Торна: потрепанное парижское издание Генри Миллера, Зигмунд Фрейд, "Популярная психология" Меннингера, серая книжечка про гипноз, учебник "Psychopathia Sexualis", изящный альбом с твердыми страницами из Киото, поэзия Сапфо, полное двухтомное издание "Тысячи и одной ночи", труды Теодора Рика и Вильгельма Рейха, дешевые легкомысленные книжонки карманного формата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
- Лучше объясни, что ты имел в виду минуту назад. Я сказала, что Фрэнк тебя критиковал, а ты: "Я ни разу не спал с Джанет".
- Что ни разу не спал. А ведь когда-то хотел...
- А может быть... ой, уймись хоть на секунду, мне щекотно!., потому Фредди тебя и не любит? Между прочим, я наврала: это Фредди сказал Уитменам, что ты плохой подрядчик.
- Конечно, он. Вот подонок!
- Зря ты его ненавидишь.
- Это помогает мне сохранять молодость.
- Как ты думаешь, Фредди про нас знает? - спросила она
Оскорбительное любопытство! Ему хотелось, чтобы она совсем выбросила Фредди из головы.
- Определенно - вряд ли, скорее, догадывается. Не зря же Би Герин говорит, что про нас всем известно, да
- Ты признался?
- Конечно, нет. А что? Он пронюхал?
Ее лицо было безмятежным, на веке дрожал солнечный зайчик. Ветер баловался с фольгой, устроив игрушечный гром. Ее ответ был осторожен:
- Он говорит, что у меня есть, наверное, еще кто-то, потому что я уже не хочу его так сильно, как раньше. Он ощущает угрозу. Если бы он взялся составить список тех, от кого исходит угроза, то на первом месте оказался бы, наверное, ты. Но он почему-то медлит с выводами. Вдруг он знает, но скрывает это, чтобы как-то использовать?
Эти ее слова его напугали. Она почувствовала, что у него пропало рвение, и открыла глаза. Их зелень была сейчас какой-то увядшей, зрачки стали на солнце не больше грифельного кончика карандаша.
- Может, пора разбегаться? - спросил он.
Когда ей, дочери филадельфийского банкира, бросали вызов, она запросто превращалась то ли в девчонку из-за кассы, то ли в профессиональную соблазнительницу.
- Не дури, парень, - сказала они хрипло и прижалась к нему лобком.
Он превратился в ее пленника. У нее были сильные руки, иногда она выигрывала у него в теннис. Он попытался высвободиться, но пока что остался в плену, зато высвободились ее груди, опасно запрыгавшие у него перед носом. Мгновение. - и они расплющились: он перевернул ее одним рывком, уперся коленями ей в бедра, вцепился в запястья. Любуясь блеском ее кожи, он аккуратно ухватил губами ее сосок - соленый и одновременно немного горький. Ее руки стали совершать умелые круговые движения по его плечам, спине; птицы запели так, словно взялись ей аккомпанировать. Потом одна ее рука занялась священнодействием. Он был бы не прочь поверить, что у него бархатная мошонка и член из чистого серебра.
- Не многовато ли на нас одежды? - спросил он вежливо. Вежливость была непритворной. Отсутствие формальных
уз не помешало им создать кодекс взаимного уважения. Прелюбодеяние состояло из двух симметричных половинок. Осмелившись заговорить о разрыве, Пайт позволил Джорджине пересечь разграничительную линию. Теперь пришел ее черед задавать дерзкие вопросы, а он мог в отместку не соблюдать приличий.
- Как же деревья на Индейском холме? - спросила она.
- Обойдутся без меня. - Прошлогодние иголки, даже высохнув на солнце, пахли плесенью. Зато фольга была первосортной. Солярий был делом его рук. А вот ты вряд ли.
- Считаешь меня падшей женщиной?
Она встала на колени и потянулась, словно желая ухватить небо за четыре угла. Добросовестная завсегдатайка клуба и преданная мамаша, она обладала неожиданным и совершенно обезоруживающим качеством - непорочной сексуальностью. Наверное, первые годы супружеской жизни с Фредди научили ее предаваться плотскому удовольствию так непосредственно, словно это еда, и так легко, словно это утренняя пробежка. Ее побуждения были невинны. До Пайта у нее не было любовников, и он, даже не понимая, что она в нем нашла, сомневался, что за ним последует кто-то еще. Она не пестовала чувство вины. "Сначала, готовясь к измене, Пайт думал, что будет мучиться страшными угрызениями совести; так ныряльщик, еще находясь в воздухе, страшится рева водной стихии. Но вместо этого в первый же раз - дело было в сентябре, в кухне пахло яблоками, дети ушли в школу, кроме Джуди, которая крепко спала, - Джорджина запросто взяла его за палец и повела наверх, в спальню. Там они проворно раздели друг друга. Он был озабочен контрацепцией, но она только посмеялась. Разве Анджела не перешла на эновид? "Добро пожаловать в рай без презервативов!" От этого богохульства у него отлегло от сердца. Его соития с Анджелой всегда были отравлены воспоминаниями о его неуклюжести и ее неспособности с этим примириться. Он всегда помнил о необходимости проявлять такт и о том, как ее раздражает его тактичность, смахивающая на обожествление, помнил, что она недовольна и ухаживанием в пижаме, и приставанием в голом виде, боялся своей беспомощной однозначности и ее непроницаемой разочарованности. Зато Джорджина за двадцать минут разделалась с этим унылым нанизыванием недоразумений и продемонстрировала настоящий, первобытный секс.
Сейчас, встав по ее примеру на колени, он осторожно, как часовщик, собирающий сложнейший механизм, поцеловал ее сначала в блестящую левую ключицу, потом в правую. Удвоение, лишенное двойственности и энтропии, универсальное божественное зеркало.
- Ты заслонил мне солнце, - сказала она.
- Еще рано загорать. Не желаешь ли пройти внутрь? - осведомился он с отменной вежливостью.
С залитой солнцем крыши можно было, отодвинув стеклянную дверь, пройти в комнату для игр, потом в большую спальню с китайскими фонариками, африканскими масками, изогнутыми рогами животных из разных стран. Поздневикторианский дом с мансардной двухскатной крышей, позолоченными свесами, вычурными светильниками, волнистой оцинкованной обшивкой и прочими внешними излишествами изнутри тоже поражал обстановкой веселого блуда. Он был загроможден черными испанскими сундуками, комодами из разносортной древесины, модерновыми предметами обстановки, сувенирами колониальных времен, просиженными креслами; на стенах висели японские гравюры и филиппинские ковры с тростниковыми розочками, диваны были завалены гигантскими подушками, обтянутыми вельветом в крупный рубчик. В этой бордельной атмосфере было очень весело проводить вечеринки.
Но, начав посещать этот дом по утрам, Пайт увидел его другим - жилым, с крошками, оставшимися после убежавших к школьному автобусу детей, с газетой на полу. Постепенно и мебель, и старинные фонари, и глазастые маски признали его за своего, стали его приветствовать. Он нагло возлежал на огромной супружеской кровати Торнов, дожидаясь, пока Джорджина выйдет из душа. Он любил просматривать книги на полке у изголовья Торна: потрепанное парижское издание Генри Миллера, Зигмунд Фрейд, "Популярная психология" Меннингера, серая книжечка про гипноз, учебник "Psychopathia Sexualis", изящный альбом с твердыми страницами из Киото, поэзия Сапфо, полное двухтомное издание "Тысячи и одной ночи", труды Теодора Рика и Вильгельма Рейха, дешевые легкомысленные книжонки карманного формата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89