Точнее, ночь. — Сержант с жезлом неспешно подошел к нашему «москвичонку» и склонился к окну. — Куда это мы едем в такую пору?
Я икнула с неизбывной печалью и, преданно глядя в его светлые глаза, начала лихорадочно прокручивать в мозгу возможные варианты ответа. Вероятно, тем же занялась и Наталья, только она при этом еще и по-рыбьи разевала рот.
Парочкой, что и говорить, мы были весьма колоритной. Милиционер же терпеливо ждал.
Мысленно отринув варианты «за грибами», «на дачу» и «к бабушке», я уже готовилась сказать что-нибудь умное про «бизнес-вояж», когда, к моему ужасу, из горла Каюмовой вырвалось сначала тихое сипение, а потом бесподобное в своей оригинальности «На свиноферму!».
— Куда? — не понял страж закона.
— На свиноферму! — заторопилась Наталья. — Тут же свиноферма совсем рядом, в Колядкино. А смена там очень рано начинается, в пять утра. Свинок надо кормить, поросяток всяких, чушек, хрюшек…
К концу фразы вместе с синонимами иссяк и энтузиазм в ее голосе. Я же, наоборот, попыталась вспомнить какие-нибудь яркие моменты из моего общения с хрюшкой Дашей и придать лицу заправско свинарское выражение.
— Да, кормить, знаете ли, надо, — небрежно улыбаясь, я продолжила тихо икать и параллельно подстукивать зубами, — а еще поддоны мыть и щетину вычесывать.
— Нужное дело, — согласился сержант, с некоторым недоумением разглядывая мой вызывающе розовый декольтированный костюм и остатки вечернего макияжа. — Значит, в Колядкино, говорите?
Мы радостно кивнули.
— Ну что ж, — он поправил фуражку, — сейчас машину осмотрим, и езжайте…
— То есть как? Как — машину? В связи с чем осмотрим? — одновременно взвились наши истеричные голоса.
— В связи с чрезвычайными обстоятельствами. Да что вы волнуетесь-то так?
Всех досматривают — не только вас. Выезды из города кругом перекрыты.
Мы еще не успели как следует переварить полученную информацию, а сержант уже весело поинтересовался:
— В мешочке-то что везем?
В мешочке мы везли труп. Но признаваться в этом почему-то совсем не хотелось. А еще мне не хотелось, чтобы милиционер заподозрил неладное и приступил к своему досмотру.
— Кабанчика везем! — непринужденно клацая зубами, ляпнула я, прикинув, что для мешка с картошкой Вадим Петрович недостаточно бугрист. И испуганно добавила:
— Кабанчика вот забили…
Сержант наморщил лоб, посмотрел на тюк, потом на нас, потом снова на тюк. И наконец удивленно вопросил:
— А зачем же с кабанчиком на свиноферму-то? Там своих, что ли, мало?
В голове у меня как-то сразу опустело. Сердце, колотившееся в районе ключицы, ухнуло в пятки. Выручил напарник сержанта, видимо всерьез заскучавший у своей машины с мигалкой.
— Так девчонки, наверное, похвастаться решили, — весело объяснил он, подходя к нашему «москвичонку». — Смотрите, мол, какого мы хряка на балконе вырастили! Не то что вы на своих хваленых комбикормах. Эх, девчонки-девчонки, отрезали бы нам окорочок, мы бы с вами такой пикник устроили! Ну, куда, скажите, вам целый хряк?
В принципе целостность Вадима Петровича теперь уже не имела значения. Но с отрезанным окорочком он должен был выглядеть как-то, совсем уж жутко. Пытаясь отогнать кошмарное видение, я яростно замотала головой.
— Жадничаете, значит? — огорчился напарник. — Стыдно это и не по-товарищески… Ну да ладно! Съешьте тогда вашего борова за наше здоровье. А теперь давайте все-таки выйдем из машины на пару минуток. Мы салон осмотрим, и поедете к своим поросятам.
И тут Каюмова, до этого сидевшая молча и демонстрировавшая крайнюю степень отупения, наконец очнулась.
— Обойдутся поросята! — выкрикнула она, резко включая задний ход. — Не облезут!
Мы крутанулись на дороге, как испорченная юла, и с завидной скоростью помчались в обратном направлении, успев заметить, как удивленно вытянулись лица ментов. Похоже, они так ничего и не поняли.
Минут через десять темная полоса спальных районов за окном сменилась неоновыми вывесками ресторанов, круглосуточных супермаркетов и казино.
— Номер, наверное, запомнили, — тяжко вздохнула я, разглаживая несуществующие складки на юбке.
— Связалась с тобой на свою голову! — мрачно отозвалась Наталья.
— Теперь машину найдут…
— Таких, как ты, от общества изолировать надо…
— А таких, как ты, не надо?! — возмутилась я, подустав от нашего оперного дуэта, в котором каждый поет про свое. — С чего ты вдруг про свиноферму ляпнула? Ничего глупее придумать не могла?
— Ну раз ты такая умная, то сама и думай, куда теперь Бирюкова девать.
Слышала — выезды из города перекрыты?
Новость, что и говорить, была не из приятных. Временно пристроить Вадима Петровича оказалось делом неожиданно сложным. Примерно те же проблемы возникали у меня дома, в Новосибирске, когда я пыталась кому-нибудь подсунуть на лето своего кота. Но тогда мне в худшем случае грозило поехать в отпуск вместе с вопящим, царапающимся и гадящим существом, что конечно же было пустячком по сравнению со сроком за умышленное убийство.
Ненавистный тюк мягко покачивался на заднем сиденье. Из-под бахромы выглядывали коричневые ботинки сорок четвертого размера.
— Слушай, а может, его в канализацию скинуть? — с надеждой предложила я, разглядывая рифленую подошву.
— Кто-то тут, кажется, говорил про гуманистические идеалы человечества и нормы морали? — изумилась Наталья. Потом торжествующе улыбнулась и заявила:
— Кстати, можешь не трястись. Я уже все придумала. Мы спрячем его в такое место, куда никто в ближайшие дней десять не сунется!
Последнюю фразу она произнесла с торжествующей, плохо скрываемой гордостью, как какой-нибудь Пуаро, готовящийся изобличить преступника. И я, видимо, отреагировала донельзя удачно, наивно спросив:
— Это куда же?
— Туда! — Ее светлые глазки заблестели от удовольствия. — У тебя на коленях его шарф и куртка.
— Ну и что? .
— А в куртке есть карман.
— Ну и что?
— А в кармане кое-что лежит!
Пришлось залезть в карман и извлечь оттуда смятый рекламный листочек.
Листочек сообщал, что тушенка со склада в Москве продается по потрясающе низким ценам. Каким образом Каюмова собирается спрятать Вадима Петровича среди банок тушенки и почему в ближайшие десять дней тушенка впадет у покупателей в такую немилость, оставалось непонятным.
— Ну и что? — в третий раз спросила я.
— Ничего, — досадливо и обиженно отмахнулась Каюмова. — Как можно быть такой тупой? В куртке два кармана, а во втором, если ты помнишь, лежат ключи. И Бирюкова мы отвезем в квартиру. В его собственную квартиру! Там и положим.
Пусть пока полежит. А потом, если и найдут, пусть сначала докажут, что он не поехал из театра домой и его не дома прирезали.
«Москвичонок» продолжал с унылым скрипом катиться по проспекту, а я с таким же скрипом думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Я икнула с неизбывной печалью и, преданно глядя в его светлые глаза, начала лихорадочно прокручивать в мозгу возможные варианты ответа. Вероятно, тем же занялась и Наталья, только она при этом еще и по-рыбьи разевала рот.
Парочкой, что и говорить, мы были весьма колоритной. Милиционер же терпеливо ждал.
Мысленно отринув варианты «за грибами», «на дачу» и «к бабушке», я уже готовилась сказать что-нибудь умное про «бизнес-вояж», когда, к моему ужасу, из горла Каюмовой вырвалось сначала тихое сипение, а потом бесподобное в своей оригинальности «На свиноферму!».
— Куда? — не понял страж закона.
— На свиноферму! — заторопилась Наталья. — Тут же свиноферма совсем рядом, в Колядкино. А смена там очень рано начинается, в пять утра. Свинок надо кормить, поросяток всяких, чушек, хрюшек…
К концу фразы вместе с синонимами иссяк и энтузиазм в ее голосе. Я же, наоборот, попыталась вспомнить какие-нибудь яркие моменты из моего общения с хрюшкой Дашей и придать лицу заправско свинарское выражение.
— Да, кормить, знаете ли, надо, — небрежно улыбаясь, я продолжила тихо икать и параллельно подстукивать зубами, — а еще поддоны мыть и щетину вычесывать.
— Нужное дело, — согласился сержант, с некоторым недоумением разглядывая мой вызывающе розовый декольтированный костюм и остатки вечернего макияжа. — Значит, в Колядкино, говорите?
Мы радостно кивнули.
— Ну что ж, — он поправил фуражку, — сейчас машину осмотрим, и езжайте…
— То есть как? Как — машину? В связи с чем осмотрим? — одновременно взвились наши истеричные голоса.
— В связи с чрезвычайными обстоятельствами. Да что вы волнуетесь-то так?
Всех досматривают — не только вас. Выезды из города кругом перекрыты.
Мы еще не успели как следует переварить полученную информацию, а сержант уже весело поинтересовался:
— В мешочке-то что везем?
В мешочке мы везли труп. Но признаваться в этом почему-то совсем не хотелось. А еще мне не хотелось, чтобы милиционер заподозрил неладное и приступил к своему досмотру.
— Кабанчика везем! — непринужденно клацая зубами, ляпнула я, прикинув, что для мешка с картошкой Вадим Петрович недостаточно бугрист. И испуганно добавила:
— Кабанчика вот забили…
Сержант наморщил лоб, посмотрел на тюк, потом на нас, потом снова на тюк. И наконец удивленно вопросил:
— А зачем же с кабанчиком на свиноферму-то? Там своих, что ли, мало?
В голове у меня как-то сразу опустело. Сердце, колотившееся в районе ключицы, ухнуло в пятки. Выручил напарник сержанта, видимо всерьез заскучавший у своей машины с мигалкой.
— Так девчонки, наверное, похвастаться решили, — весело объяснил он, подходя к нашему «москвичонку». — Смотрите, мол, какого мы хряка на балконе вырастили! Не то что вы на своих хваленых комбикормах. Эх, девчонки-девчонки, отрезали бы нам окорочок, мы бы с вами такой пикник устроили! Ну, куда, скажите, вам целый хряк?
В принципе целостность Вадима Петровича теперь уже не имела значения. Но с отрезанным окорочком он должен был выглядеть как-то, совсем уж жутко. Пытаясь отогнать кошмарное видение, я яростно замотала головой.
— Жадничаете, значит? — огорчился напарник. — Стыдно это и не по-товарищески… Ну да ладно! Съешьте тогда вашего борова за наше здоровье. А теперь давайте все-таки выйдем из машины на пару минуток. Мы салон осмотрим, и поедете к своим поросятам.
И тут Каюмова, до этого сидевшая молча и демонстрировавшая крайнюю степень отупения, наконец очнулась.
— Обойдутся поросята! — выкрикнула она, резко включая задний ход. — Не облезут!
Мы крутанулись на дороге, как испорченная юла, и с завидной скоростью помчались в обратном направлении, успев заметить, как удивленно вытянулись лица ментов. Похоже, они так ничего и не поняли.
Минут через десять темная полоса спальных районов за окном сменилась неоновыми вывесками ресторанов, круглосуточных супермаркетов и казино.
— Номер, наверное, запомнили, — тяжко вздохнула я, разглаживая несуществующие складки на юбке.
— Связалась с тобой на свою голову! — мрачно отозвалась Наталья.
— Теперь машину найдут…
— Таких, как ты, от общества изолировать надо…
— А таких, как ты, не надо?! — возмутилась я, подустав от нашего оперного дуэта, в котором каждый поет про свое. — С чего ты вдруг про свиноферму ляпнула? Ничего глупее придумать не могла?
— Ну раз ты такая умная, то сама и думай, куда теперь Бирюкова девать.
Слышала — выезды из города перекрыты?
Новость, что и говорить, была не из приятных. Временно пристроить Вадима Петровича оказалось делом неожиданно сложным. Примерно те же проблемы возникали у меня дома, в Новосибирске, когда я пыталась кому-нибудь подсунуть на лето своего кота. Но тогда мне в худшем случае грозило поехать в отпуск вместе с вопящим, царапающимся и гадящим существом, что конечно же было пустячком по сравнению со сроком за умышленное убийство.
Ненавистный тюк мягко покачивался на заднем сиденье. Из-под бахромы выглядывали коричневые ботинки сорок четвертого размера.
— Слушай, а может, его в канализацию скинуть? — с надеждой предложила я, разглядывая рифленую подошву.
— Кто-то тут, кажется, говорил про гуманистические идеалы человечества и нормы морали? — изумилась Наталья. Потом торжествующе улыбнулась и заявила:
— Кстати, можешь не трястись. Я уже все придумала. Мы спрячем его в такое место, куда никто в ближайшие дней десять не сунется!
Последнюю фразу она произнесла с торжествующей, плохо скрываемой гордостью, как какой-нибудь Пуаро, готовящийся изобличить преступника. И я, видимо, отреагировала донельзя удачно, наивно спросив:
— Это куда же?
— Туда! — Ее светлые глазки заблестели от удовольствия. — У тебя на коленях его шарф и куртка.
— Ну и что? .
— А в куртке есть карман.
— Ну и что?
— А в кармане кое-что лежит!
Пришлось залезть в карман и извлечь оттуда смятый рекламный листочек.
Листочек сообщал, что тушенка со склада в Москве продается по потрясающе низким ценам. Каким образом Каюмова собирается спрятать Вадима Петровича среди банок тушенки и почему в ближайшие десять дней тушенка впадет у покупателей в такую немилость, оставалось непонятным.
— Ну и что? — в третий раз спросила я.
— Ничего, — досадливо и обиженно отмахнулась Каюмова. — Как можно быть такой тупой? В куртке два кармана, а во втором, если ты помнишь, лежат ключи. И Бирюкова мы отвезем в квартиру. В его собственную квартиру! Там и положим.
Пусть пока полежит. А потом, если и найдут, пусть сначала докажут, что он не поехал из театра домой и его не дома прирезали.
«Москвичонок» продолжал с унылым скрипом катиться по проспекту, а я с таким же скрипом думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97