Наталья между тем продолжала:
— До зала он доехал, скорее всего, вместе с Вадим Петровичем. Потом спрыгнул… Ты как раз очень вовремя влево метнулась за курткой этой дурацкой.
Спрыгнул, значит, и побежал. Если в какой-нибудь мягкой обуви, то вполне могло быть не слышно. Бежал явно вдоль стены, по правой стороне. Стена серая, света в зале нет. Какую-нибудь хламидку темную на себя накинуть — и все! До двери-то тут, Господи, метров двадцать от силы!
— Подожди, но где…
— Объясняю. — Каюмова многозначительно воздела к потолку указательный палец и аккуратненько, по периметру, обошла зловещий круг. — Помещение у нас, конечно, убогое, — она остановилась у задней кирпичной стены и с неожиданной легкостью сдвинула ее в сторону, — но не настолько, насколько ты думаешь.
Коробок глубиной в четыре метра, по-моему, даже в самых дерьмовых Домах культуры не бывает… Задник это, а не стена! Обычный, только классный задник.
С каким-то там «рельефным кирпичным напылением». Театр за него, кстати, бешеные бабки отвалил. Для «Овода» делали… А позади еще метров шесть свободных. Там стадо слонов спрятаться влегкую может — не то что убийца!
Страх, немного ослабевший с появлением Натальи, снова ледяным холодом пронзил мое тело. Мне вдруг мгновенно и ярко представилось, как убийца в серой хламиде с капюшоном бесшумно прыгает на вращающийся круг сцены, зажимает ладонью раскрывшийся в беззвучном крике рот Бирюкова и всаживает ему в грудь клинок. Потом хладнокровно доезжает вместе с трупом до зрительного зала, неслышно спрыгивает (о, мои небесные ангелы-хранители, к счастью чрезвычайно вовремя запихавшие меня под кресло!), бежит вдоль темной стены, черной длинной тенью проскальзывает в дверь…
— Ужас! — слабо выдохнула я.
— Ужас, — согласилась Каюмова. — Но Петровича, честно говоря, не очень-то жалко. О покойниках, конечно, плохо не говорят, но, между нами — девочками, говно он был, а не мужик…
Некоторое время мы тупо и отрешенно молчали, глядя каждая прямо перед собой. А потом Наталья предложила:
— Водки хочешь?
Я кивнула. Она все так же молча скрылась за дверью, через пару минут вернулась с запечатанной бутылкой «Московской» и двумя стаканами, коротко объяснила: «НЗ» — и принялась откручивать крышку. Разлили. Выпили.
— Почему ты не сбегаешь? — спросила я, осторожно косясь на Вадима Петровича и почему-то вспоминая знаменитые часы в театре Образцова: куклы в окошках часов появлялись с тем же нудным и неотвратимым постоянством.
— А мне тебя жалко. — Каюмова промокнула рот тыльной стороной ладони. — Жалко — и все. Потому как, повторюсь, нормальная ты баба. И делом праведным занимаешься.
— Праведным! Я же за это деньги беру. Вот Боженька меня и наказал.
— Это вон его Боженька наказал. — Она как-то лениво махнула рукой в сторону усопшего режиссера. — А тебе надо думать, как выпутываться. Так что кончай строить из себя благородного частного детектива и колись по-быстренькому, кто из наших девок тебе его заказал. Ионина? Старцева?
Аладенская? Лобанова?..
— Не знаю я ее фамилию. Зовут Ольга… Высокая такая, красивая. Голос очень четко поставленный. В общем, «героиня». Что еще? Волосы черные, густые.
Пальто светло-кофейное легкое. Лохматенькое…
— Лохматенькое! — хмыкнула Наталья. Снова повторила:
— Лохматенькое, — но уже не так весело. А потом улыбнулась мне доброй улыбкой стоматолога, включающего бормашину. — Все, Женька, вешайся! Нет у нас такой девки в труппе и никогда не было. Одна у нас «героиня» — Аладенская. Только она рыжая и ростом метр шестьдесят. Так что или я идиотка, или тебя очень конкретно подставили.
Господи, с каким энтузиазмом я выбрала бы первый вариант! Но белобрысая Каюмова, к сожалению, не была похожа на идиотку. Печальная логика прослеживалась во всем, что она говорила: да, убийца вполне мог спрятаться за задником, хладнокровно спрыгнуть в зрительный зал и выбежать в холл, да, меня могли нанять специально за тем, чтобы на месте преступления рядом с хладным трупом оказалась растерянная и глупая коза отпущения. И я, кажется, сделала все для того, чтобы увязнуть совсем уж по уши: познакомилась с Бирюковым на глазах у всей труппы, недвусмысленно дала понять, что собираюсь провести в ним всю ночь, еще и клоунские репризы тут показывала — как нарочно, чтобы меня получше запомнили!
— Поешь ты, кстати, классно, — неожиданно выдала Каюмова, словно подслушав мои мысли. — А вот читаешь паршиво.
Я никак не отреагировала. Спорить о том, что читаю я на самом деле хорошо, равно как и на тему того, что мой первый номер бюстгальтера ничем не хуже ее третьего, было бессмысленно. Да и, честно говоря, не особенно хотелось.
До утра оставалось все меньше времени. Мне уже мерещились батальоны омоновцев с собаками, оцепляющие театр, и грозный майор, кричащий в мегафон: «Мартынова Евгения, здание окружено, сопротивление бессмысленно! Выходите с поднятыми руками. Шаг влево, шаг вправо — расстрел на месте!»
Наталья тем временем встала, нырнула в просвет между первой кулисой и занавесом и щелкнула каким-то выключателем. Механизм под сценой обиженно рявкнул и затих, круг наконец перестал вращаться.
— Ну что, — спросила она, возвращаясь и глядя на меня со смесью интереса и сочувствия, — спасти тебя, что ли? Спасу, пожалуй. Но при одном условии: есть у меня кадр, которому тоже не мешало бы мозги вправить. Возьмемся потом за это дело?
Вообще-то в данный момент я как раз давала себе страшную клятву никогда больше не заниматься ничем подобным, и если все обойдется, то до конца дней своих играть только Лису Патрикеевну на утренниках в детском саду. Но предложение Каюмовой было слишком уж привлекательным. Мне ужасно хотелось, чтобы меня спасли. Поэтому голова моя немедленно затряслась, как в нервном тике (что должно было означать серию сдержанных кивков), из горла вырвалось что-то вроде «а-а-а… да-а-а-а… у-у-у».
— Значит, согласна! — констатировала Наталья. — Тогда слушай сюда…
К моему великому огорчению, скоро выяснилось, что «спасатель» она весьма посредственный. Таких планов и я могла бы придумать штук пятьсот, если бы, конечно, сейчас была способна соображать. Оптимистичная Каюмова предлагала всего лишь отсрочку. Но это все же было лучше, чем ничего.
— Тебе надо найти эту бабу! — втолковывала она мне медленно, как полному и законченному олигофрену. — Это твой единственный шанс. Понятно, что ни в театр, ни в кафе она завтра не заявится. Но все равно, постарайся вспомнить еще хоть что-нибудь: может, она какие фамилии называла, или ты случайно документы ее видела…
Я так и представляла себе мою недавнюю гостью, непринужденно сыплющую фамилиями и навязчиво демонстрирующую свой паспорт. Впрочем, представляй не представляй, ситуация от этого не менялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97