Как и вид ее прекрасной обнаженной кожи, не до конца скрытой под дрожащими пальцами. С таким телом она могла бы получить целое состояние в течение одной только ночи в кровати.
Черт побери, неужели он всего лишь возбужденный самец? Сжав челюсти, Сент-Сир боролся с огнем, опаляющим кровь.
– Кто это сделал? – спросил он. – Скажи мне только – кто это сделал?
Какой-то отблеск колебания промелькнул на ее лице, когда она остановилась у дверного косяка.
– Я уже говорила тебе: я не знаю. Я даже не знаю, что именно сделали со мной. Я не могу вспомнить ничего, ты понимаешь? Совершенно ничего!
Она отвернулась, задыхаясь от рыданий. Тонкими ручейками горячие соленые слезы текли по щекам. Пэйджен немедленно оказался рядом и, прежде чем она успела оттолкнуть его, с грубоватой нежностью привлек ее к своей груди. Она была настолько измучена болью, что уже не сопротивлялась, только напряженно застыла. Он вздрогнул, когда почувствовал прикосновение ее освободившихся грудей к его обнаженному телу. И точно так же опаляли его кожу горячие тяжелые слезы. Каждая заставляла его сердце сжиматься и сожалеть о том, что произошло между ними.
За всю свою долгую и беспорядочную жизнь Деверил Пэйджен никогда не позволил женщине принудить его сожалеть о чем-то хотя бы на одну секунду. И вот всего за несколько часов эта рыжеволосая искусительница сумела перевернуть весь его мир вверх ногами! Она пошевелилась, и Пэйджен услышал свой собственный вздох.
– Черт побери, женщина, почему ты не сказала мне об этом раньше?
Она оставалась неподвижной, так как была слишком слаба, чтобы бороться с ним, но слишком сильна, чтобы позволить ему думать, что ее тронула его забота.
– Я уже не один раз пыталась объяснить тебе это, недоумок! – Ее голос зазвучал громче, хотя она все еще задыхалась от боли. – Уйди! Оставь меня одну!
Ее ресницы, похожие на крошечные рыжевато-коричневые шипы, опустились на щеки.
Как было бы прекрасно коснуться легкими поцелуями этих покрасневших век, подумал Пэйджен. И матово-бледных щек, а еще лучше опьяняюще красивой груди, увенчанной коралловыми сосками. Его пальцы инстинктивно сжались, как только он снова ощутил волну жара в паху.
Она вздохнула:
– Прекрати... пожалуйста!
Черт побери, что с ним творится? Как она сумела до такой степени проникнуть в его тело? Это новое свидетельство его потери контроля опять привело его в ярость.
– Не волнуйся, женщина, это не означает ничего, совсем ничего. То, что я чувствую сейчас, просто реакция мужчины, долго прожившего в джунглях. Сейчас любая шлюха заставила бы меня почувствовать то же самое. – Он постарался, чтобы его голос звучал ровно и безразлично.
Она подняла лицо, приковав взгляд Пэйджена к своим изменчивым темным глазам.
– Кто это сделал? Ревнивый любовник? Или неожиданно вернувшийся домой муж, заставший тебя в постели с его лучшим другом? Или это был сам Ракели, недовольный твоими успехами в изучении его приемов?
Пэйджен говорил с холодной решимостью и мог бы порадоваться, видя, что каждое его слово заставляло ее все больше бледнеть. Но это не доставило ему никакого удовольствия. Вместо этого его сердце дрогнуло от жалости. Она отпрянула и прислонилась спиной к стене.
– Это был мужчина – вот все, что я знаю. Мужчина, похожий на тебя. Большой, громогласный и высокомерный.
– Я собираюсь промыть твои раны, Циннамон. Тебе будет очень больно.
Она покачнулась. Уголки ее губ опустились, а пальцы побелели.
– Не волнуйтесь обо мне, мистер Пэйджен. Вы бы лучше побеспокоились о самом себе!
«Ты храбрая, Циннамон. Но неровные удары пульса на твоем виске говорят мне, что в любую минуту ты можешь рухнуть на пол».
А карболовая кислота – чертовски неприятное снадобье. Затаив дыхание, Пэйджен наблюдал и ждал. Он дал ей приблизительно тридцать секунд. Ее глаза закрылись, и ресницы упали золотым занавесом на щеки. Она уже почти лишилась сознания.
Секунды шли. Пэйджен беззвучно подошел ближе. Двадцать секунд... Ее пальцы слегка расслабились. Ресницы распахнулись. Он был уже достаточно близко, чтобы слышать ее прерывистое дыхание. Десять... Он ждал, похожий на затаившегося в кустарнике хищника, его мощные руки были напряжены. Он знал о ее слабости лучше, чем она сама.
И когда ее дыхание резко прекратилось и колени подогнулись, Пэйджен нагнулся вперед, чтобы подхватить ее. Одна его широкая ладонь обняла ее плечи, а другая поддержала колени. Мрачно улыбаясь, он поднял ее на руки и прижал к груди, борясь с огнем, опалявшим его кожу в том месте, где ее сосок коснулся его ребра.
Сильная дрожь волной сотрясла ее слабое тело.
– Я не плачу. Я н-никогда не плачу, – пробормотала она. В следующую секунду ее голова упала ему на плечо и водопад золотых волос разметался по его груди.
Глава 16
Пэйджен стонал, страдая от ударов тысячи ножей, поражающих его живот. Огонь все еще был там, только теперь он сочетался с пронизывающей болью.
– Тигр-сагиб? – Слова звучали мягко и неуверенно. – Выпейте, мой господин.
– Что, черт побери...
Холодный фарфор коснулся его сухих губ, и горькая жидкость попала в горло. Он закашлялся и нехотя проглотил ее. Хинин, противный, но дьявольски эффективный.
– Еще, пожалуйста, Тигр-сагиб.
Мягкие пальцы коснулись его головы. Мита, понял Пэйджен. Не Angrezi, женщина с огнем в волосах и яростью в глазах. Мита – индийская красотка, которая не скрывала своей любви к нему, светившейся в ее блестящих бархатных глазах. Женщина, которой он никогда бы не коснулся, потому что это доставило бы ей больше страданий, чем пребывание в лондонском публичном доме, откуда Пэйджен вызволил ее.
Но что делает здесь Мита? Он оставил ее в Виндхэвене. Нахмурясь, Пэйджен проглотил еще порцию отвратительной микстуры и откинулся на подушки. Он с трудом понял, что лежал на кровати под небольшим навесом, который он использовал как контору. Он вспомнил, что добрался сюда в ту ночь, когда лихорадка валила его с ног.
– Какой сегодня день, Мита? – пробормотал он на хинди.
– Четверг, сагиб, раннее утро. Вы проспали весь день и всю ночь. Теперь лихорадка проходит, я думаю.
Ее пациент недовольно заворчал.
– Утро? – рассеянно повторил он. И более резко спросил: – Четверг? А где Angrezi-мэм-сагиб?
Возникла небольшая пауза.
– Желтоволосая?
Пэйджен услышал напряженность в голосе Миты.
– Да, желтоволосая.
– В комнате сагиба. Она просыпалась однажды, и я дала ей кокосового молока. Но она только сказала что-то сердитое и вытолкнула меня из комнаты.
Губы Пэйджена изогнулись в улыбке. Он мог себе представить, что именно его сердитая нарушительница высказала о чашке прохладного кокосового молока.
– Мэм-сагиб еще спит?
– Да, Тигр. Вы хотите, чтобы я...
Пэйджен отбросил покрывало и неуверенно поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Черт побери, неужели он всего лишь возбужденный самец? Сжав челюсти, Сент-Сир боролся с огнем, опаляющим кровь.
– Кто это сделал? – спросил он. – Скажи мне только – кто это сделал?
Какой-то отблеск колебания промелькнул на ее лице, когда она остановилась у дверного косяка.
– Я уже говорила тебе: я не знаю. Я даже не знаю, что именно сделали со мной. Я не могу вспомнить ничего, ты понимаешь? Совершенно ничего!
Она отвернулась, задыхаясь от рыданий. Тонкими ручейками горячие соленые слезы текли по щекам. Пэйджен немедленно оказался рядом и, прежде чем она успела оттолкнуть его, с грубоватой нежностью привлек ее к своей груди. Она была настолько измучена болью, что уже не сопротивлялась, только напряженно застыла. Он вздрогнул, когда почувствовал прикосновение ее освободившихся грудей к его обнаженному телу. И точно так же опаляли его кожу горячие тяжелые слезы. Каждая заставляла его сердце сжиматься и сожалеть о том, что произошло между ними.
За всю свою долгую и беспорядочную жизнь Деверил Пэйджен никогда не позволил женщине принудить его сожалеть о чем-то хотя бы на одну секунду. И вот всего за несколько часов эта рыжеволосая искусительница сумела перевернуть весь его мир вверх ногами! Она пошевелилась, и Пэйджен услышал свой собственный вздох.
– Черт побери, женщина, почему ты не сказала мне об этом раньше?
Она оставалась неподвижной, так как была слишком слаба, чтобы бороться с ним, но слишком сильна, чтобы позволить ему думать, что ее тронула его забота.
– Я уже не один раз пыталась объяснить тебе это, недоумок! – Ее голос зазвучал громче, хотя она все еще задыхалась от боли. – Уйди! Оставь меня одну!
Ее ресницы, похожие на крошечные рыжевато-коричневые шипы, опустились на щеки.
Как было бы прекрасно коснуться легкими поцелуями этих покрасневших век, подумал Пэйджен. И матово-бледных щек, а еще лучше опьяняюще красивой груди, увенчанной коралловыми сосками. Его пальцы инстинктивно сжались, как только он снова ощутил волну жара в паху.
Она вздохнула:
– Прекрати... пожалуйста!
Черт побери, что с ним творится? Как она сумела до такой степени проникнуть в его тело? Это новое свидетельство его потери контроля опять привело его в ярость.
– Не волнуйся, женщина, это не означает ничего, совсем ничего. То, что я чувствую сейчас, просто реакция мужчины, долго прожившего в джунглях. Сейчас любая шлюха заставила бы меня почувствовать то же самое. – Он постарался, чтобы его голос звучал ровно и безразлично.
Она подняла лицо, приковав взгляд Пэйджена к своим изменчивым темным глазам.
– Кто это сделал? Ревнивый любовник? Или неожиданно вернувшийся домой муж, заставший тебя в постели с его лучшим другом? Или это был сам Ракели, недовольный твоими успехами в изучении его приемов?
Пэйджен говорил с холодной решимостью и мог бы порадоваться, видя, что каждое его слово заставляло ее все больше бледнеть. Но это не доставило ему никакого удовольствия. Вместо этого его сердце дрогнуло от жалости. Она отпрянула и прислонилась спиной к стене.
– Это был мужчина – вот все, что я знаю. Мужчина, похожий на тебя. Большой, громогласный и высокомерный.
– Я собираюсь промыть твои раны, Циннамон. Тебе будет очень больно.
Она покачнулась. Уголки ее губ опустились, а пальцы побелели.
– Не волнуйтесь обо мне, мистер Пэйджен. Вы бы лучше побеспокоились о самом себе!
«Ты храбрая, Циннамон. Но неровные удары пульса на твоем виске говорят мне, что в любую минуту ты можешь рухнуть на пол».
А карболовая кислота – чертовски неприятное снадобье. Затаив дыхание, Пэйджен наблюдал и ждал. Он дал ей приблизительно тридцать секунд. Ее глаза закрылись, и ресницы упали золотым занавесом на щеки. Она уже почти лишилась сознания.
Секунды шли. Пэйджен беззвучно подошел ближе. Двадцать секунд... Ее пальцы слегка расслабились. Ресницы распахнулись. Он был уже достаточно близко, чтобы слышать ее прерывистое дыхание. Десять... Он ждал, похожий на затаившегося в кустарнике хищника, его мощные руки были напряжены. Он знал о ее слабости лучше, чем она сама.
И когда ее дыхание резко прекратилось и колени подогнулись, Пэйджен нагнулся вперед, чтобы подхватить ее. Одна его широкая ладонь обняла ее плечи, а другая поддержала колени. Мрачно улыбаясь, он поднял ее на руки и прижал к груди, борясь с огнем, опалявшим его кожу в том месте, где ее сосок коснулся его ребра.
Сильная дрожь волной сотрясла ее слабое тело.
– Я не плачу. Я н-никогда не плачу, – пробормотала она. В следующую секунду ее голова упала ему на плечо и водопад золотых волос разметался по его груди.
Глава 16
Пэйджен стонал, страдая от ударов тысячи ножей, поражающих его живот. Огонь все еще был там, только теперь он сочетался с пронизывающей болью.
– Тигр-сагиб? – Слова звучали мягко и неуверенно. – Выпейте, мой господин.
– Что, черт побери...
Холодный фарфор коснулся его сухих губ, и горькая жидкость попала в горло. Он закашлялся и нехотя проглотил ее. Хинин, противный, но дьявольски эффективный.
– Еще, пожалуйста, Тигр-сагиб.
Мягкие пальцы коснулись его головы. Мита, понял Пэйджен. Не Angrezi, женщина с огнем в волосах и яростью в глазах. Мита – индийская красотка, которая не скрывала своей любви к нему, светившейся в ее блестящих бархатных глазах. Женщина, которой он никогда бы не коснулся, потому что это доставило бы ей больше страданий, чем пребывание в лондонском публичном доме, откуда Пэйджен вызволил ее.
Но что делает здесь Мита? Он оставил ее в Виндхэвене. Нахмурясь, Пэйджен проглотил еще порцию отвратительной микстуры и откинулся на подушки. Он с трудом понял, что лежал на кровати под небольшим навесом, который он использовал как контору. Он вспомнил, что добрался сюда в ту ночь, когда лихорадка валила его с ног.
– Какой сегодня день, Мита? – пробормотал он на хинди.
– Четверг, сагиб, раннее утро. Вы проспали весь день и всю ночь. Теперь лихорадка проходит, я думаю.
Ее пациент недовольно заворчал.
– Утро? – рассеянно повторил он. И более резко спросил: – Четверг? А где Angrezi-мэм-сагиб?
Возникла небольшая пауза.
– Желтоволосая?
Пэйджен услышал напряженность в голосе Миты.
– Да, желтоволосая.
– В комнате сагиба. Она просыпалась однажды, и я дала ей кокосового молока. Но она только сказала что-то сердитое и вытолкнула меня из комнаты.
Губы Пэйджена изогнулись в улыбке. Он мог себе представить, что именно его сердитая нарушительница высказала о чашке прохладного кокосового молока.
– Мэм-сагиб еще спит?
– Да, Тигр. Вы хотите, чтобы я...
Пэйджен отбросил покрывало и неуверенно поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129