Эта женщина совершенно не представляла той опасности, которую в ней видели.
Ложное представление об исходящей от нее опасности способствовало тому, что создавалось неправильное мнение, будто красотку Лолу поносит и преследует не столько народ, сколько духовенство и партия ультрамонтанов. Может быть, эта уверенность поддерживалась еще и тем, что многие граждане считали, что связь короля с этой чужачкой является несчастьем для страны. И вполне естественно, что осуждение духовенством моральной стороны проблемы находило широкий отклик. Но мысль о том, что ультрамонтаны или даже иезуиты выбрали Лолу в качестве своего орудия, является следствием переоценки ею своей личности и пустым тщеславием. «Лола сама рассказывала, что иезуиты еще во время ее пребывания в Париже устами русского графа Медема пытались обратить ее на путь истинный.
Лола не только отклонила предложение, но и доложила об этом Гизо, у которого деятельность некоторых русских дворян в Париже уже и так вызывала подозрения, что и послужило одной из первопричин для изгнания Ор– дена иезуитов из Франции» (Хайгель, «Людвиг I», Лейпциг, 1872). Она и в самом деле была уверена в своем влиянии на ход событий в государстве и со временем попыталась убедить своего друга короля в этом невероятном положении вещей. Ее способность логически мыслить явно была не на высшем уровне. Она хвалилась, что может выслать иезуитов из Баварии. Повсюду видела она угрозу: не только на улице, но и в темных углах своей комнаты. Этот совершенно враждебный ей мир в ее воображении принимал гигантские размеры. На каждом шагу она находила опасные для жизни происки вражеских агентов. Она явно перегибала палку, когда заявляла в открытую, что она противница Абеля, и этим только подливала масла в огонь...
И что совершенно немыслимо, вылетевшее в пылу споров слово пошло гулять дальше и разожгло в народе дух недовольства и сопротивления. Вскоре существовало одно всеобщее мнение: красотка Лола виновата в достойном сожаления упадке нравственности! Однако пока на нее распространялось благоволение короля, подступиться к ней было невозможно, и уязвить ее пытались с помощью невероятных сплетен и публичного презрения. Свара не ограничилась только стенами Мюнхена.
Слухи о ней быстро расходились по всей стране. К ним уже стали прислушиваться и за пределами княжества. Газеты ежедневно приносили читателям сногсшибательные известия об отступлении баварского двора под натиском Лолы, которая превратила стареющего короля в своего раба...
По всей вероятности, ее собственное положение при дворе выглядит очень сомнительно, так как она продолжает переоценивать себя. В действительно принадлежащих ее руке и появившихся в Париже в прошлом веке «Мемуарах Лолы Монтес» она пишет:
«Со мной говорили о политике, о католицизме, об ультрамонтанах, об иезуитах. Я показала себя хорошей католичкой и плохой иезуиткой. Тогда мне предложили стать лучше. Я спросила, как же я могу это сделать? „Вы должны перейти в нашу веру“.– „В вашу веру, господа хорошие?! Ладно, я попытаюсь, но я хотела бы только знать, к чему это приведет. Итак, вы говорите, что иезуиты хорошие люди... Но за дело религии, которая есть также и дело короля, за законный порядок, что то же самое для короля, вы принесли неисчислимые жертвы. Хорошо, я вам верю. Что я еще должна делать? Есть что-либо еще насчет веры?“– „Конечно, было бы неплохо, если бы вы и других заставили верить“.– „Других? Но что для меня вера других? Было бы смешно – беспокоиться еще и об этом. Да я совершенно не создана для этого, я в своей жизни многих сделала, скорее, язычниками, чем верующими“. „Не стоит глумиться, красотка,– было мне ответом,– речь не идет о чем-нибудь незначительном, вспомните о положении, которое вы занимаете!“– „Мое положение?“– „Ведь вы возлюбленная короля“.– „Но какое это имеет отношение к делу?“– „Вы идете с нами или вы уходите“.– „Подождите минуточку, господа, моего ответа не придется ждать долго: я не пойду с вами, а вот вы – уйдете!“
Тщеславие и переоценка собственной роли, которые явно просматриваются в приведенном отрывке, побудили Лолу обратиться к королю с новыми повышенными требованиями, так как она знала, что он был готов выполнить любое ее желание.
Она думала, что если она занимает такое высокое положение, ей и надлежит заниматься чем-либо более серьезным. Она хотела не менее как помочь своему другу королю в управлении государством, а для этого ознакомиться с механизмом управления. Она также одолевала короля просьбами прибавить к ее имени и положению титул графини. Она надеялась, что благодаря этому сможет стать одним из советников короля и отрицательное отношение к ней членов правительства сойдет на нет...
Людвиг был готов исполнить и это ее желание. Разве он не подарил своей фаворитке небольшой дворец на Барер-штрассе и не назначил ей ежегодную ренту в 70000 гульденов, а также пожизненную пенсию как артистке придворного театра, а также дорогие платья, изысканные драгоценности, экипаж и небольшую придворную конюшню, а также заказал ее портрет для дворцовой галереи?.. Так пусть же завистники злятся, услышав о ее возвышении, которое будет только венчать все эти сокровища!
Однако перед этим Лоле надо было решить проблему гражданства. И здесь были препятствия, которые требовалось преодолеть. Ведь гражданство, дающее возможность осуществить свои общественные и личные права, получали либо при рождении, либо путем натурализации. Иностранцы тоже могли получить баварское гражданство по особому запросу Государственного Совета, на что в случае положительного решения издавался подписанный королем декрет. Сам Госсовет ничего не решал. Король мог и сам, вопреки даже мнению большинства, в качестве верховной власти пожаловать гражданство. Тогдашний министр иностранных дел Баварии граф Отто фон Брай-Штайноург писал о чрезмерных притязаниях фаворитки монарха:
«Претензии фаворитки возрастают постоянно, тем более что король ни в чем не может отказать ей. Будучи безродной, она потребовала у баварского Госсовета своей натурализации, чтобы получить затем дворянский титул. В феврале 1847 г. министру иностранных дел поступило подписанное королем указание подготовить для сеньоры Лолы Монтес декрет о гражданстве, как это до сих пор делалось в исключительных случаях и в качестве награды отличившимся за особые заслуги на службе Баварии. Прежде всего, у таких людей проверялось наличие прежнего гражданства. Что касается Лолы Монтес, то совершенно неизвестно, свободна она или замужем, испанка или англичанка. У нее же не было никакого другого документа, кроме проездного билета через территорию княжества Рейсс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Ложное представление об исходящей от нее опасности способствовало тому, что создавалось неправильное мнение, будто красотку Лолу поносит и преследует не столько народ, сколько духовенство и партия ультрамонтанов. Может быть, эта уверенность поддерживалась еще и тем, что многие граждане считали, что связь короля с этой чужачкой является несчастьем для страны. И вполне естественно, что осуждение духовенством моральной стороны проблемы находило широкий отклик. Но мысль о том, что ультрамонтаны или даже иезуиты выбрали Лолу в качестве своего орудия, является следствием переоценки ею своей личности и пустым тщеславием. «Лола сама рассказывала, что иезуиты еще во время ее пребывания в Париже устами русского графа Медема пытались обратить ее на путь истинный.
Лола не только отклонила предложение, но и доложила об этом Гизо, у которого деятельность некоторых русских дворян в Париже уже и так вызывала подозрения, что и послужило одной из первопричин для изгнания Ор– дена иезуитов из Франции» (Хайгель, «Людвиг I», Лейпциг, 1872). Она и в самом деле была уверена в своем влиянии на ход событий в государстве и со временем попыталась убедить своего друга короля в этом невероятном положении вещей. Ее способность логически мыслить явно была не на высшем уровне. Она хвалилась, что может выслать иезуитов из Баварии. Повсюду видела она угрозу: не только на улице, но и в темных углах своей комнаты. Этот совершенно враждебный ей мир в ее воображении принимал гигантские размеры. На каждом шагу она находила опасные для жизни происки вражеских агентов. Она явно перегибала палку, когда заявляла в открытую, что она противница Абеля, и этим только подливала масла в огонь...
И что совершенно немыслимо, вылетевшее в пылу споров слово пошло гулять дальше и разожгло в народе дух недовольства и сопротивления. Вскоре существовало одно всеобщее мнение: красотка Лола виновата в достойном сожаления упадке нравственности! Однако пока на нее распространялось благоволение короля, подступиться к ней было невозможно, и уязвить ее пытались с помощью невероятных сплетен и публичного презрения. Свара не ограничилась только стенами Мюнхена.
Слухи о ней быстро расходились по всей стране. К ним уже стали прислушиваться и за пределами княжества. Газеты ежедневно приносили читателям сногсшибательные известия об отступлении баварского двора под натиском Лолы, которая превратила стареющего короля в своего раба...
По всей вероятности, ее собственное положение при дворе выглядит очень сомнительно, так как она продолжает переоценивать себя. В действительно принадлежащих ее руке и появившихся в Париже в прошлом веке «Мемуарах Лолы Монтес» она пишет:
«Со мной говорили о политике, о католицизме, об ультрамонтанах, об иезуитах. Я показала себя хорошей католичкой и плохой иезуиткой. Тогда мне предложили стать лучше. Я спросила, как же я могу это сделать? „Вы должны перейти в нашу веру“.– „В вашу веру, господа хорошие?! Ладно, я попытаюсь, но я хотела бы только знать, к чему это приведет. Итак, вы говорите, что иезуиты хорошие люди... Но за дело религии, которая есть также и дело короля, за законный порядок, что то же самое для короля, вы принесли неисчислимые жертвы. Хорошо, я вам верю. Что я еще должна делать? Есть что-либо еще насчет веры?“– „Конечно, было бы неплохо, если бы вы и других заставили верить“.– „Других? Но что для меня вера других? Было бы смешно – беспокоиться еще и об этом. Да я совершенно не создана для этого, я в своей жизни многих сделала, скорее, язычниками, чем верующими“. „Не стоит глумиться, красотка,– было мне ответом,– речь не идет о чем-нибудь незначительном, вспомните о положении, которое вы занимаете!“– „Мое положение?“– „Ведь вы возлюбленная короля“.– „Но какое это имеет отношение к делу?“– „Вы идете с нами или вы уходите“.– „Подождите минуточку, господа, моего ответа не придется ждать долго: я не пойду с вами, а вот вы – уйдете!“
Тщеславие и переоценка собственной роли, которые явно просматриваются в приведенном отрывке, побудили Лолу обратиться к королю с новыми повышенными требованиями, так как она знала, что он был готов выполнить любое ее желание.
Она думала, что если она занимает такое высокое положение, ей и надлежит заниматься чем-либо более серьезным. Она хотела не менее как помочь своему другу королю в управлении государством, а для этого ознакомиться с механизмом управления. Она также одолевала короля просьбами прибавить к ее имени и положению титул графини. Она надеялась, что благодаря этому сможет стать одним из советников короля и отрицательное отношение к ней членов правительства сойдет на нет...
Людвиг был готов исполнить и это ее желание. Разве он не подарил своей фаворитке небольшой дворец на Барер-штрассе и не назначил ей ежегодную ренту в 70000 гульденов, а также пожизненную пенсию как артистке придворного театра, а также дорогие платья, изысканные драгоценности, экипаж и небольшую придворную конюшню, а также заказал ее портрет для дворцовой галереи?.. Так пусть же завистники злятся, услышав о ее возвышении, которое будет только венчать все эти сокровища!
Однако перед этим Лоле надо было решить проблему гражданства. И здесь были препятствия, которые требовалось преодолеть. Ведь гражданство, дающее возможность осуществить свои общественные и личные права, получали либо при рождении, либо путем натурализации. Иностранцы тоже могли получить баварское гражданство по особому запросу Государственного Совета, на что в случае положительного решения издавался подписанный королем декрет. Сам Госсовет ничего не решал. Король мог и сам, вопреки даже мнению большинства, в качестве верховной власти пожаловать гражданство. Тогдашний министр иностранных дел Баварии граф Отто фон Брай-Штайноург писал о чрезмерных притязаниях фаворитки монарха:
«Претензии фаворитки возрастают постоянно, тем более что король ни в чем не может отказать ей. Будучи безродной, она потребовала у баварского Госсовета своей натурализации, чтобы получить затем дворянский титул. В феврале 1847 г. министру иностранных дел поступило подписанное королем указание подготовить для сеньоры Лолы Монтес декрет о гражданстве, как это до сих пор делалось в исключительных случаях и в качестве награды отличившимся за особые заслуги на службе Баварии. Прежде всего, у таких людей проверялось наличие прежнего гражданства. Что касается Лолы Монтес, то совершенно неизвестно, свободна она или замужем, испанка или англичанка. У нее же не было никакого другого документа, кроме проездного билета через территорию княжества Рейсс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79