..
Когда король в июле 1769 г. отправился в военный лагерь в Компьене, Жанна поехала вместе с ним в его свите в запряженной шестеркой карете. И точно так же, как для Людовика, на всех почтовых станциях для нее были подготовлены сменные лошади.
Вместе с королем она принимала парад войск, стала настоящей королевой лагеря, и командир полка полковник Бос приветствовал ее точно так же, как членов королевской семьи, за что Шуазель потребовал у него объяснений. За это король сделал министру замечание, этим дело и закончилось. Точно так же, как в Компьене, Жанну чествовали в Шантайи, куда она в следующем месяце сопровождала Людовика, и все тот же Парис, который на выставке в Лувре увидел два ее портрета кисти известного портретиста Друэ, мог только констатировать, что у нее другой тип красоты, чем у Помпадур, однако прелести в ней нисколько не меньше, чем у прежней великой куртизанки короля...
Жанна начала также привлекать внимание иностранцев. Когда англичанин Уолпол, который оставил нам такие интересные мемуары, прибыл в Версаль, в первую очередь стал искать встречи с новой фавориткой. Он даже не смог посмотреть в Париже ее портреты, потому что перед ними постоянно толпился народ. Здесь он нашел ее в сопровождении неразлучной безобразной, но очень умной свояченицы «Шон» (Фаншон) в капелле у подножия алтаря. Она была без грима и в весьма скромном туалете. Она вообще предпочитала кокетливые неглиже пышным официальным туалетам. В основном носила платья из мягких струящихся тканей и достаточно легкомысленного покроя, и к праздничному столу являлась в простых нарядах по сравнению с другими дамами в глубоко декольтированных туалетах. Жанна носила также придуманную ею самой довольно легкомысленную прическу, вскоре ставшую повсеместно известной как «шиньон а ля дю Барри».
Шуазель, который теперь прямо говорил, что «бабенка вызывает у него прямо-таки ненависть», чувствовал, что его до сих пор абсолютно прочное положение становится все более шатким, и он теперь очень жалел, что вначале препятствовал сближению короля с новой фавориткой...
Тогда Шуазель понадеялся, что сможет решить свои проблемы с помощью жены дофина Марии-Антуанетты, и попытался вынудить Жанну на некоторое время покинуть Версаль. Однако ее верные друзья Ришелье и Эгийон предупредили ее о кознях Шуазеля, так как они хотели заменить его. И графиня сумела настроить короля против жены дофина, так что Шуазель должен был оставить и эту последнюю надежду. Вообще-то Жанну политика интересовала меньше всего, и против Шуазеля она ничего не имела. Однако противники министра так обработали ее, что она стала видеть в нем своего злейшего врага, который во что бы то ни стало хочет ее устранить. Прежде всего Эгийон сумел так вкрасться к ней в доверие, что вскоре даже пошли слухи, будто он делит с королем ее благосклонность...
После того как она вмешалась в его пользу в один судебный процесс, где Эгийон подозревался в растрате общественных денег, он отблагодарил ее роскошным подарком – великолепно отделанной каретой. На ней можно было увидеть новые фамильные цвета Жанны и ее девиз: «Нападает первой!», окаймленный ветками роз, на которых были изображены голуби, пронзенные стрелами сердца, факелы и другие символы любви. К Эгийону примкнули другие противники Шуазеля, и рождественским вечером 1770 г. он получил отставку. Через полгода Эгийон заступил на его место и безжалостно обрушился на друзей и ставленников Шуазеля. Началась новая эра. «Шуазель стоит на стороне янсенистов, философов и защитников парламентских прав. Он за реформы церкви и государства и приветствует первые ростки свободы и приближающуюся революцию. Эгийон же следует традициям своей семьи, взглядам своего внучатого дяди кардинала Ришелье и духу прошедших времен. Он выступает за укрепление абсолютизма и всех устоев этого общества, заявил он о своей приверженности теории, согласно которой монархическое правление является благом, то есть все решения принимаются по усмотрению Его Величества и корректируются стоящей рядом с ним теократией...»
Друзьям Жанны удалось также привлечь на ее сторону всех принцев крови, за исключением старого Конти. Теперь ее господство значительно упрочилось. Ей никогда не приходило в голову заняться политикой, как это было с Помпадур. Ее борьба с Шуазелем была всего лишь эпизодом в жизни королевской куртизанки, которую интересовали только роскошь и мотовство, и не без оснований было сказано, что заказы, доставания и доставки, оплата счетов заполняли всю ее жизнь. И из ее бухгалтерских книг мы узнаем о множестве подробностей живущей в роскоши молодой женщины, которая мановением руки приводила в движение целый штат портных, модисток, вышивальщиц, мастеровых. Так, например, у знаменитого Лепота она купила костюмы из сукна, расшитого незабудками, с рисунком мозаикой, украшенные золотой тесьмой и обшитые бахромой из мирта; платья для верховой езды из белого индийского муслина, стоившие 6000 ливров штука. Ее вышивальщик Даво по эскизам Мишеля де Сент-Обена вышил суконное платье прекрасными разноцветными рисунками. Ремонт, который время от времени требовался всем туалетам, с богатой фантазией осуществлял для нее знаменитый модный закройщик Пажель с рю Сент-Оноре. Кроме того, огромные суммы постоянно приходилось тратить на заколки. Таким образом, можно встретить принадлежащие ей платья ценой от 1000 до 15000 ливров.
На фабрике в Севре она покупала великолепный фарфор, в том числе столовую посуду в китайском стиле, над живописным оформлением которого лучший художник часто работал месяцами. Ротье поставлял ей для туалетов и убранства стола все изделия из золота и серебра, и его самый опытный подмастерье месяцами тратил дни и ночи, чтобы успеть только отполировать их. Она заказала столовый сервиз из чистого золота с ручками из кроваво-красной яшмы, а также золотой туалетный столик, который так и не был закончен, так как это требовало совсем уж небывалых расходов.
Таким же роскошным, как и все, что ее окружало, был построенный за три месяца архитектором Леду «дворец-будуар» Люсьенн, который являлся настоящим памятником искусства и ремесел этой эпохи. Столовую этого воистину сказочного замка, заполненного блестящей и веселящейся публикой, мы еще и сегодня можем увидеть на прекрасной акварели Моро Младшего, которому Жанна сначала назначила ежемесячную пенсию в 30000 ливров, однако вскоре эта сумма была удвоена.
Ко всему прибавлялись еще богатые подарки и подношения. Благодаря бесконечно преданному ей генеральному ревизору Террею, Жанна имела возможность неограниченного доступа в государственную казну, так как он проводил все ее счета под видом королевских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Когда король в июле 1769 г. отправился в военный лагерь в Компьене, Жанна поехала вместе с ним в его свите в запряженной шестеркой карете. И точно так же, как для Людовика, на всех почтовых станциях для нее были подготовлены сменные лошади.
Вместе с королем она принимала парад войск, стала настоящей королевой лагеря, и командир полка полковник Бос приветствовал ее точно так же, как членов королевской семьи, за что Шуазель потребовал у него объяснений. За это король сделал министру замечание, этим дело и закончилось. Точно так же, как в Компьене, Жанну чествовали в Шантайи, куда она в следующем месяце сопровождала Людовика, и все тот же Парис, который на выставке в Лувре увидел два ее портрета кисти известного портретиста Друэ, мог только констатировать, что у нее другой тип красоты, чем у Помпадур, однако прелести в ней нисколько не меньше, чем у прежней великой куртизанки короля...
Жанна начала также привлекать внимание иностранцев. Когда англичанин Уолпол, который оставил нам такие интересные мемуары, прибыл в Версаль, в первую очередь стал искать встречи с новой фавориткой. Он даже не смог посмотреть в Париже ее портреты, потому что перед ними постоянно толпился народ. Здесь он нашел ее в сопровождении неразлучной безобразной, но очень умной свояченицы «Шон» (Фаншон) в капелле у подножия алтаря. Она была без грима и в весьма скромном туалете. Она вообще предпочитала кокетливые неглиже пышным официальным туалетам. В основном носила платья из мягких струящихся тканей и достаточно легкомысленного покроя, и к праздничному столу являлась в простых нарядах по сравнению с другими дамами в глубоко декольтированных туалетах. Жанна носила также придуманную ею самой довольно легкомысленную прическу, вскоре ставшую повсеместно известной как «шиньон а ля дю Барри».
Шуазель, который теперь прямо говорил, что «бабенка вызывает у него прямо-таки ненависть», чувствовал, что его до сих пор абсолютно прочное положение становится все более шатким, и он теперь очень жалел, что вначале препятствовал сближению короля с новой фавориткой...
Тогда Шуазель понадеялся, что сможет решить свои проблемы с помощью жены дофина Марии-Антуанетты, и попытался вынудить Жанну на некоторое время покинуть Версаль. Однако ее верные друзья Ришелье и Эгийон предупредили ее о кознях Шуазеля, так как они хотели заменить его. И графиня сумела настроить короля против жены дофина, так что Шуазель должен был оставить и эту последнюю надежду. Вообще-то Жанну политика интересовала меньше всего, и против Шуазеля она ничего не имела. Однако противники министра так обработали ее, что она стала видеть в нем своего злейшего врага, который во что бы то ни стало хочет ее устранить. Прежде всего Эгийон сумел так вкрасться к ней в доверие, что вскоре даже пошли слухи, будто он делит с королем ее благосклонность...
После того как она вмешалась в его пользу в один судебный процесс, где Эгийон подозревался в растрате общественных денег, он отблагодарил ее роскошным подарком – великолепно отделанной каретой. На ней можно было увидеть новые фамильные цвета Жанны и ее девиз: «Нападает первой!», окаймленный ветками роз, на которых были изображены голуби, пронзенные стрелами сердца, факелы и другие символы любви. К Эгийону примкнули другие противники Шуазеля, и рождественским вечером 1770 г. он получил отставку. Через полгода Эгийон заступил на его место и безжалостно обрушился на друзей и ставленников Шуазеля. Началась новая эра. «Шуазель стоит на стороне янсенистов, философов и защитников парламентских прав. Он за реформы церкви и государства и приветствует первые ростки свободы и приближающуюся революцию. Эгийон же следует традициям своей семьи, взглядам своего внучатого дяди кардинала Ришелье и духу прошедших времен. Он выступает за укрепление абсолютизма и всех устоев этого общества, заявил он о своей приверженности теории, согласно которой монархическое правление является благом, то есть все решения принимаются по усмотрению Его Величества и корректируются стоящей рядом с ним теократией...»
Друзьям Жанны удалось также привлечь на ее сторону всех принцев крови, за исключением старого Конти. Теперь ее господство значительно упрочилось. Ей никогда не приходило в голову заняться политикой, как это было с Помпадур. Ее борьба с Шуазелем была всего лишь эпизодом в жизни королевской куртизанки, которую интересовали только роскошь и мотовство, и не без оснований было сказано, что заказы, доставания и доставки, оплата счетов заполняли всю ее жизнь. И из ее бухгалтерских книг мы узнаем о множестве подробностей живущей в роскоши молодой женщины, которая мановением руки приводила в движение целый штат портных, модисток, вышивальщиц, мастеровых. Так, например, у знаменитого Лепота она купила костюмы из сукна, расшитого незабудками, с рисунком мозаикой, украшенные золотой тесьмой и обшитые бахромой из мирта; платья для верховой езды из белого индийского муслина, стоившие 6000 ливров штука. Ее вышивальщик Даво по эскизам Мишеля де Сент-Обена вышил суконное платье прекрасными разноцветными рисунками. Ремонт, который время от времени требовался всем туалетам, с богатой фантазией осуществлял для нее знаменитый модный закройщик Пажель с рю Сент-Оноре. Кроме того, огромные суммы постоянно приходилось тратить на заколки. Таким образом, можно встретить принадлежащие ей платья ценой от 1000 до 15000 ливров.
На фабрике в Севре она покупала великолепный фарфор, в том числе столовую посуду в китайском стиле, над живописным оформлением которого лучший художник часто работал месяцами. Ротье поставлял ей для туалетов и убранства стола все изделия из золота и серебра, и его самый опытный подмастерье месяцами тратил дни и ночи, чтобы успеть только отполировать их. Она заказала столовый сервиз из чистого золота с ручками из кроваво-красной яшмы, а также золотой туалетный столик, который так и не был закончен, так как это требовало совсем уж небывалых расходов.
Таким же роскошным, как и все, что ее окружало, был построенный за три месяца архитектором Леду «дворец-будуар» Люсьенн, который являлся настоящим памятником искусства и ремесел этой эпохи. Столовую этого воистину сказочного замка, заполненного блестящей и веселящейся публикой, мы еще и сегодня можем увидеть на прекрасной акварели Моро Младшего, которому Жанна сначала назначила ежемесячную пенсию в 30000 ливров, однако вскоре эта сумма была удвоена.
Ко всему прибавлялись еще богатые подарки и подношения. Благодаря бесконечно преданному ей генеральному ревизору Террею, Жанна имела возможность неограниченного доступа в государственную казну, так как он проводил все ее счета под видом королевских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79