Роберт поймал удивленный взгляд Симмонса, не привыкшего видеть своего босса столь оживленным, беспечно-веселым не только в часы обсуждения дел, а вообще, в повседневной жизни, и широко улыбнулся.
— Вы можете лично проследить за его работой, Симмонс?
— Конечно, сэр.
— Потом доложите результаты.
— Хорошо, сэр.
Когда Симмонс ушел, Роберт выдвинул верхний ящик стола и вынул лежавшую там вещь. Вещь? Нет, нечто большее, в его представлении — то, что странным, непостижимым образом вдруг обрело собственную душу.
Примерно полгода назад, случайно оказавшись на крупном аукционе, он увидел выставленное там украшение, вид которого поверг Роберта в совершенное изумление и растерянность. Это был золотой медальон с портретом Одри. Роберт купил его, обойдя всех претендентов, и не без суеверного страха взял в руки. Одри, юная и прекрасная, смотрела на него с миниатюры своими чудесными глазами, очарование взгляда которых оказалось бессильно победить даже время. Роберт знал: медальон хранил Конрад, и он даже в самой безвыходной ситуации не продал бы эту реликвию. Значит, что-то случилось, не иначе!
Много ночей не спал Роберт, размышляя над этим, в тревоге терзался сомнениями и… раскаивался в том, что когда-то делал и говорил.
Теперь, вопреки гордости и самолюбию, он хотел снова увидеться с сыном. Как ни тяжела была обида, он должен простить Конрада, как старший и более мудрый.
Скоро состоится банкет, посвященный тридцатилетию создания компании, — нужно будет послать Конраду приглашение.
Роберт улыбнулся. Возможно, время еще принесет счастливые перемены и жизнь обретет новый смысл? Может быть… Почему бы и нет?
В тот же час Элеонора Дуган сидела перед трехгранным зеркалом в своей роскошной серебристо-голубой спальне и ленивыми движениями расчесывала густые белокурые волосы. Она недавно встала и, пребывая в несколько расслабленном состоянии, ожидала, когда горничная принесет утренний кофе.
Служанка вошла, но без подноса, и Элеонора недовольно повела тонкой бровью. Девушка присела в реверансе.
— К вам пришли, мэм.
— Кто? — спросила Элеонора, по-прежнему глядя в зеркало.
Горничная подала визитку.
— Что?! — удивлено произнесла Элеонора, прочитав имя. — Проси в гостиную, скажи, я сейчас выйду!
Она вышла через четверть часа, одетая в желтое, струящееся по телу декольтированное платье с золотистым поясом. Волосы были зачесаны наверх и скреплены янтарной заколкой. Элеонора вытянула вперед обнаженные руки и улыбнулась гостю.
— Господи! Вот кого не ожидала увидеть… Однако сколько же прошло лет?!
Гость не ответил на улыбку, но Элеонора не смутилась.
— Лет семь, не меньше… А ты стал настоящим красавцем, Конрад. Мужчина, что и говорить! Ну, рассказывай же! И садись.
Но он продолжал стоять и смотреть на нее, по-прежнему красивую, с хитровато прищуренными голубыми глазами и легкомысленной улыбкой на тонких губах.
— Нечего рассказывать, — сказал он, храня невозмутимость, — к тому же у меня не так уж много времени.
— Однако ты нашел его для того, чтобы навестить меня.
— Да, конечно…— Он сел на мягкий диван, не снимая верхней одежды.
Элеонора засмеялась.
— Ну не сердись! Давно ты в Сиднее?
— Больше года.
— О! И до сих пор не зашел? Значит, я была неправа.
Конрад пожал плечами.
— Заходить к тебе? Зачем? К тебе заходят те, у кого есть деньги, и те, кому что-то нужно от тебя.
Она лукаво улыбнулась.
— А тебе ничего не надо? Нет?
— Да, — сказал он, — надо, потому я и пришел.
Элеонора села рядом, положив ногу на ногу и играя висевшей на шее серебряной цепочкой.
— Я заинтригована. Говори!
Он смотрел на нее черными глазами — так скользят взглядом по поверхности дорогой красивой вещи, прикидывая, стоит ли ее купить.
— Предлагаю заключить сделку: я плачу по назначенной тобой цене, а ты делаешь все, что я захочу.
Элеонора от неожиданности отпрянула и рассмеялась, и Конрад почувствовал: за смехом таится растерянность. Впрочем, эта женщина путем многолетней практики притворства научилась владеть собой.
— Хочешь выпить? — спросила она, вставая. Он не сводил с нее глаз.
— Сначала твой ответ.
Элеонора прошлась по комнате — легкое платье обвивалось вокруг стройных ног.
— Признаться, я польщена тем, что через столько лет ты все еще жаждешь моей любви!
На этот раз она увидела улыбку — насмешливую, жестковатую, поразительно холодную.
— Я хочу спать с тобой, — уточнил Конрад, — а не любить. Это не одно и то же.
Ее пепельные брови приподнялись — она раздумывала над его словами. Потом сказала:
— Что ж… Не терпится узнать, чего ты пожелаешь.
Услышав это, Конрад встал и скинул дорогой темный плащ.
— Денег у меня хватит, так что не беспокойся. Спальня там, где и раньше?
— Как, ты хочешь прямо сейчас? — с изумленным смешком задала вопрос Элеонора. Ситуация забавляла ее и одновременно сбивала с толку. Конрад был совсем другим, чем прежде; ее пугали его отчужденный взгляд, тягучий, мрачный, обжигающий, как адская смола, и резковатые манеры. Элеонора знала — люди меняются, но она не любила этого, может быть потому, что не всегда успевала вовремя приспособиться к переменам.
— Да, сейчас. Потом у меня будут кое-какие дела. Элеонора подавила еще один смешок.
— Я только что встала с постели.
— Ничего, ляжешь снова. — Он обернулся. — Это же привычно для тебя, так?
И, не оглядываясь больше, прошел в дальние комнаты.
В затемненной спальне Элеонора разделась, скользнула в еще теплую постель и прильнула к нему.
— Ну?..
Но Конрад не спешил. Он налил в бокалы шампанское, ее любимый напиток, и они выпили — раз и другой.
— За новую встречу? — спросила Элеонора, с последним глотком откидываясь на спину. По груди, животу и ногам побежало расслабляющее тепло. Женщина не прикрылась простыней, и Конрад смотрел на ее красивое тело — без жадности и возбужденного нетерпения.
— Помню, это я научила тебя всяким хитростям, нежности и умению любить женщину.
Он засмеялся.
— Нет, Элеонора, не ты. Это приходит само собой или не приходит — в зависимости от человека. Научить такому нельзя.
В ответ она вкрадчиво обвила руками шею Конрада и припала губами к его губам.
Но, к ее удивлению, все произошло не так, как можно было ожидать: Конрад напрямую, без всяких околичностей устремился к цели. То, что он делал, походило не на ласку горячего, легкого, чистого ветра, а на все сметающий черный ураган.
Элеонора долго лежала, не двигаясь, рядом с ним. Потом, встав с постели, сказала:
— Ты изменился.
Накинула пеньюар из ниспадающих до пола кружев цвета слоновой кости, подошла к комоду, на котором стояла бутылка коньяка, и, наполнив рюмку, залпом выпила.
— Изменился? В чем?
Она усмехнулась.
— Где тот романтичный мальчик, где его тонкая душа, юная пылкость и робкая нежность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155