ГЛАВА VIII
Рано утром, едва сквозь занавеси стал пробиваться серый рассвет, Орвил встал с постели с намерением спуститься вниз. Агнесса лежала лицом к стене, и Орвил не знал, спит она или нет. Орвил оделся, стараясь по возможности не шуметь; он огляделся кругом: обстановка была довольно убогой, он уже отвык от такой. Они не остановились на ферме, а добрались до ближайшего трактира, где не нашлось ничего лучше, чем эта обшарпанная комната. Но им — и вчера, и сегодня — было совершенно все равно… Орвил вздохнул, вспомнив о том, что предстояло сделать: похоронить Олни, съездить на ферму и забрать экипаж, который фермеры обещали починить, купить пару лошадей взамен потерянных при перестрелке, наверное, еще дать показания полиции…
Орвил посмотрел в висящее над столом зеркало. Он выглядел невыспавшимся и утомленным, да так оно и было. Перед тем, как выйти, он задержался и обычным бережным движением укрыл плечи Агнессы. Она не шевельнулась.
Орвил спустился вниз, в кабачок. Ряды грубо сколоченных столов темнели, ощерившись ножками поднятых на них стульев, сонная служанка, равномерно взмахивая метлой, заканчивала подметать пол, а хозяин только начал расставлять на стойке напитки и посуду.
Однако Джек уже ждал. Не здороваясь, лишь слегка кивнув друг другу, они сели за крайний столик.
Орвил опять вздохнул. Сегодня воистину был судный день; никогда он не думал, что попадет в такое положение! Он решил: единственное, что важно сейчас, — сохранять твердость духа в любом случае, как бы события ни начали развиваться дальше. Он должен быть сильным и… как-то поддержать Агнессу. Агнесса… Она повела себя так, как только и мог повести человек, глубоко потрясенный произошедшим: испугом, вызванным погоней, неожиданной смертью Олни, напряжением бешеной скачки по дороге, невыносимым ожиданием вестей о судьбе мужа и сына и наконец — этим, самым ошеломляющим, событием. Орвил не знал, что может человек на её месте, но это ведь зависело от многого… от многого, что ему, к сожалению, не было известно. Агнесса едва сумела добраться до трактира, они почти не говорили; к счастью, удалось сделать так, что и с Джеком она не перемолвилась ни словом, вернее, Джек не сумел ничего ей сказать.
В ответ на заботливые расспросы в утешения Орвила Агнесса лишь рассеянно кивала, она сразу же ушла глубоко в себя (признаться, Орвил опасался за ее душевное здоровье), позволила уложить себя в постель, отказалась от еды и только попросила принести Джерри. Одно Орвил мог сказать наверняка: глаза Агнессы, ее зеленые, столь любимые им глаза, были несчастными. Он не видел их такими никогда; даже когда встретил ее, одинокую, задавленную немилосердной судьбой, они были другими. Дай Бог, чтобы это прошло; во всяком случае, Орвил очень надеялся, что будет именно так. Ведь когда он, помогая ей раздеться, прошептал ласково и ободряюще: «Я люблю, очень люблю тебя, дорогая», Агнесса ответила тем же.
Это и было главным. Да, только это одно,
— Чего ты хочешь? — спросил Орвил, напряженно глядя на сидящего напротив человека. Джек на мгновение ответил таким же взглядом, но потом словно смахнул его с лица и, усмехнувшись, сказал:
— Стаканчик виски. Думаю, у нас с тобой есть повод немного выпить, верно?
— Нет. Я не буду пить с тобой, Джек. Ни сейчас, ни потом.
— Дело твое. Не хочешь — не будем.
Они замолчали. Орвил смотрел на Джека, пытаясь понять, произошла или нет в нем со вчерашнего дня какая-то перемена. Да, безусловно. В нем угадывалась растерянность, уступившая место тупому отчаянию. Он был ошеломлен, но уже начал оживать; в глазах его, вчера поразивших Орвила своим полумертвым холодом, теперь словно бы полыхало неровное синее пламя. Он будто расправился, что-то сбросив с себя, будто собрался с новыми силами и намеревался снова начать нелегкое дело завоевания жизни. По мнению Орвила, на стороне его могло быть только прошлое, да и то далеко не все, а в настоящем он ничего не имел; даже та жалкая авантюристическая привлекательность, которая еще сохранилась в нем, на взгляд Орвила, ничего, кроме презрения, не вызывала. Сочетание загара с выгоревшими на солнце волосами и голубым блеском глаз как-то скрашивало общее впечатление, но в целом во всем облике Джека чувствовался сильный надлом, будто он был тяжело болен, и не физически, а скорее душевно. Впрочем, Орвил и сам чувствовал себя совершенно разбитым.
— Как ты? — спросил он, заметив на одежде Джека бурые пятна засохшей крови. Повязка была та же самая, что Орвил сделал вчера, и он подумал: «Похоже, ты тоже способен был думать только об одном».
— Спасибо за заботу. Помирать пока не собираюсь, — ответил Джек.
Орвилу его поведение казалось странным: Джек то напускал на себя унылый, подавленный вид, то, напротив, хищнически улыбался, будто показывая скрытые в нем силы, а порой представлялся простым и беззлобным парнем, с которым легко договориться обо всем.
«Он сумасшедший, — подумал Орвил, — от него всего можно ожидать». Взгляд упал на длинный нож Джека: Орвил представил, что такой штукой можно без особых усилий пригвоздить человека к стулу.
— А все-таки ты порядочный человек, Орвил, — сказал Джек, — хотя бы потому, что больше не предлагаешь мне деньги.
— Если б я знал, что это поможет! — вздохнул Орвил и добавил: — Но наш договор остается в силе.
Джек мотнул головой.
— Нет! Мне не нужны твои деньги! Ты спрашиваешь, чего я хочу? Ты знаешь, чего я хочу! — Он рванулся вперед, впившись в Орвила взглядом. — Я потерял ее так давно и столько времени искал! Что теперь скрывать: восемь лет я провел в тюрьме, а потом сбежал, сбежал, чтобы найти ее. Я и сюда-то приехал в надежде что-нибудь узнать. Так что, Орвил, одно могу тебе посоветовать: сдай меня полиции, иным способом ты от меня вряд ли избавишься.
— Ты прекрасно знаешь, что я не смогу этого сделать.
— Да, — сказал Джек, — это верно. Скажи, Орвил, ты ведь сразу понял все, ты узнал меня?
— Не сразу. Так получилось, что я тебя использовал…
— Нет! — быстро перебил Джек. — Можешь считать, я не тебе помогал, а был сам по себе. Ведь речь шла о жизни Агнес…
Орвил вздрогнул. Когда-то в первые дни супружества он пытался называть Агнессу «Агнес», но она сказала, что не любит, когда ее зовут так. Какое у нее было тогда выражение лица, он, конечно, не помнил; кажется, она произнесла это просто и спокойно, может быть, даже глядя ему в глаза. Он выполнил ее просьбу и не придал этому значения и только теперь понял, почему она не хотела слышать от него «Агнес». Так называл ее Джек,
— Что ты сказал? — переспросил он.
— Ге она? Что сказала тебе? — повторил Джек.
— Ничего. Мы почти не говорили. Она очень устала.
— Агнес наверху?
— Миссис Лемб, — поправил Орвил. — Она спит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116