— По объявлениям вы обращались?
— Да, но моя хозяйка позаботилась о том, чтобы меня нигде не брали.
Она опустила голову, но через миг подняла: глаза ее горели.
Орвил и Агнесса переглянулись.
— Мы не слышали этой истории, — сказал Орвил. — И все-таки… как вы нашли нас, откуда узнали, что в нашем доме есть дети? Вам кто-то сказал?! Извините за допрос, но нам не все равно, кому доверить детей.
Френсин согласно кивнула.
— Одна дама сказала мне: «Иди к миссис Лемб, там-то для тебя наверняка место найдется!»
— Но сама отказала?
— Да.
— Интересные подробности, — заметил Орвил. Агнесса видела, как он помрачнел. — Все, я не могу больше задерживаться. Проводи меня до крыльца, дорогая.
Он надел перчатки.
Они вышли, оставив девушку в холле.
— Не думаю, что она нам подойдет, — сказал Орвил Агнессе. — Я бы предпочел няню пообразованнее и постарше. И потом эти сомнительные детали…
— А я бы наняла на пробу. Она, по-моему, хорошая девушка.
— Поспешные выводы. Хотя, кто знает. Может, женское чутье тебя не обманывает. Что ж, если хочешь, возьмем на пробу. Одну с ребенком не оставляй, ладно? Пусть пока помогает тебе. Так подавать объявление?
— Не надо пока.
Они простились. Агнесса стояла на широком крыльце и смотрела вслед мужу. Она подумала о том, что из всех ее знакомых только Орвил умеет одеваться с такой скромной элегантностью, только его манеры отличаются таким потрясающим сочетанием совершенства и простоты. Она улыбалась, а холодный ветер трепал подол ее платья и концы длинной шали, придерживаемой на груди. Она его любит!
Агнесса вернулась к Френсин.
— Оставляем вас на время, — объявила она. — Если подойдете, примем на постоянную работу.
Девушка впервые улыбнулась. Агнесса провела ее наверх, велела Полли приготовить комнату и одежду, объяснила Френсин ее обязанности. Родные девушки жили далеко, здесь она была одинока, и ей удобно было поселиться у новых хозяев.
А после Агнесса сидела с Джерри в качалке и опять улыбалась, думая о том, насколько она сейчас счастлива. Все прежние проблемы казались незначительными и мелкими, буря новых восторгов назревала в душе, она желала только любви, бесконечной любви и смеялась от счастья, потому что это у нее было. Любимый, семья, дети, дом… Да что там, ей верилось в этот миг, что и звезда упадет с неба — стоит только захотеть. Что нашло на нее вдруг, Агнесса не знала сама, но уверена была, свято уверена в том, что все трудности и несчастья, если и явятся теперь, то не иначе как в кошмарном ночном сне, а в настоящей жизни ее ждут только радость, счастье и свет.
ГЛАВА III
Серые травы шелестели в тумане, по бесцветному небу плыли темные клочья облаков. Тревожные сумерки северного края вобрали в себя остатки света, и оттого осенний холод казался еще нестерпимее; как-то до боли одиноко, мрачно было в пустом пространстве равнины; ни единого деревца, ни зверя, ни птицы, ни одного живого существа.
Вдруг послышался шорох, словно внезапно налетевший ветер с усилием перебирал упавшие наземь гниющие листья. Вскоре из тумана показались, как в бредовом сне, трое неизвестных — ужасного облика существа, отдаленно напоминающие людей; туманный воздух странно искажал линии их тел. Они были до уродливости худы, сквозь изодранную одежду проглядывали посиневшие тела, а землистый оттенок кожи на лицах в самом деле придавал им больше сходства с восставшими из могил мертвецами, чем с живыми людьми. Но одна из этих полутеней сжимала в руке револьвер.
Они почти не переговаривались между собой.
Один из беглецов казался моложе остальных, ему было лет восемнадцать, двум другим — лет на десять больше; впрочем, точно определить их возраст не взялся бы сейчас никто. Лицо того, что нес оружие, сохраняло оттенок сосредоточенности; похоже, он лучше всех знал свою цель, взгляд же второго рассеянно блуждал в пространстве равнины; пальцы ежеминутно сжимались в кулаки, он словно сгорал в судорожном желании задушить первого встречного, включая и своих спутников.
Самый молодой шел, спотыкаясь, часто отставал, и тогда двое других поворачивались и набрасывались на него в приступе бессильной злобы, заставляя идти.
Они бежали так уже много миль, тяжело дыша, изнемогая от усталости и страха, животного страха погони.
Впереди их ждал огромный овраг. Они скатились по его склону, проползли по дну и стали карабкаться наверх, до крови обдирая руки о торчащие там и сям сучья и острые камни. Выбравшись, отдышались и побрели дальше.
Вдруг самый молодой, который шел, спотыкаясь, как тростинка на ветру, упал и никак не мог подняться. Первый, с револьвером, подошел к нему, а второй остановился в отдалении, поджидая.
— Вставай, скотина! — в бешенстве закричал первый и несколько раз пнул ногой лежащего на земле, а тот, морщась от боли, проговорил:
— Я не могу идти дальше, оставьте меня.
— Ну, нет! Тебя схватят… потом нас… Вставай!
— Пристрели, — предложил второй.
Первый навел дуло на лежащего, а тот смотрел на своих спутников с ужасом и тоской, не в силах вымолвить ни слова.
Последовало еще несколько жестоких ударов.
— Да пристрели ты его! — повторил второй. По лицу его было видно: как бы сильно ему этого ни хотелось, сам он выстрелить в упор, да еще в безоружного и лежащего на земле, не решился бы. Но казнь чужими руками его вполне устраивала.
Первый, казалось, колебался.
— Патронов мало, всего четыре штуки, — сквозь зубы процедил он. В это время несчастный беглец приподнялся из последних сил и встал на ноги. Первый остервенело хлестнул его рукой по лицу.
— Еще раз упадешь — убью!
Они поплелись дальше.
— Да что за жизнь такая! — ни к кому не обращаясь, произнес второй. — Мне, если поймают, точно дадут пожизненное… А это уж крышка!
— Заткнись! — огрызнулся первый. — А меня схватят — повесят сразу! Хотя, черт с ним, лучше уж смерть! Или я сдохну где-нибудь в болоте, или пулю себе в лоб пущу, но не вернусь, не вернусь туда!
Он шел, повторяя эти слова, как заклинание, в каком-то диком исступлении. Глаза его горели лихорадочным огнем.
Некоторое время хранили молчание. Второй уже не раз поглядывал на револьвер (который раньше был у него) и однажды, выбрав удобный момент, набросился на своего спутника, стремясь вновь завладеть оружием.
Ему не удалось свалить противника одним ударом, и вскоре они, сцепившись, покатились по земле. Они колотили, душили друг друга, рыча, как дикие звери, а третий испуганно смотрел на них. Они оба могли его убить, и он не осмелился никому помогать, хотя ему нужно было, чтобы кто-то из дерущихся остался жив — сам он не знал дороги.
Это были арестанты, беглые каторжники. Вместе они оказались случайно, друг друга не знали. В ту ночь бежало несколько заключенных, а среди них, по стечению обстоятельств, и эти трое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116