.
Агнесса покачала головой.
— Нет, я плохая мать своим детям. Я никогда не смогу объяснить им того, что случилось, и никто мне их не отдаст!
— Но Джессика — наша с тобой дочь.
— Она уже много понимает и в немалой степени принадлежит не другим, а самой себе. Я не знаю, как объяснить тебе…— Агнесса умолкла, не в силах больше говорить спокойно.
Несколько минут Джек стоял молча, глубоко задумавшись, потом произнес:
— Я тебя понимаю.
Агнесса много раз слышала эту фразу от другого человека, совсем другого, но, как ни странно, эти слова прозвучали сейчас точно так же. Она прислонилась к плечу стоящего рядом.
— Ты женщина, — снова заговорил Джек, — и тебе, конечно, трудно так сразу привыкнуть. Но Джессика никогда тебя не разлюбит, я уверен, и плохой матерью не будет считать. А потом, может быть, с твоей помощью так же полюбит меня… Агнес! — Он обнял ее. — Если я в чем-то виноват перед тобою…
— Нет! — перебила она. — В своей жизни я совершала только такие поступки, в которых некого винить, кроме себя, самой!
Джек очень надеялся, что в ближайшие дни, которые они проведут уже по-настоящему вместе, ему удастся склонить Агнессу к нужному решению. Он говорил себе, что подождет, если потребуется, день-два, неделю, даже месяц — неважно; он чувствовал себя так, словно долго боролся и победил, непостижимым чудом вырвал свое, кровное, в обход всех законов принадлежавшее только ему, отобрал у судьбы, у людей, у жизни. Орвил оказался прав: о нем Джек почти не вспоминал, он мало думал и о детях Агнессы, даже о Джессике; все это вдруг разом отдалилось, близко было только одно — безраздельное счастье от сознания того, что Агнесса вернулась. На редкость эгоистичное счастье: попав из мрака в свет, человек закрывает глаза, ослепленный сиянием солнца, часто кажущимся куда более сильным, чем на самом деле.
Однако его связанные со счастливым уединением планы были досадным образом нарушены уже на следующее утро: проснувшись раньше Агнессы и глядя в окно, Джек увидел идущую к крыльцу женщину лет сорока пяти, судя по всему, приехавшую издалека.
Агнесса плохо спала ночью, часто вздрагивала и просыпалась в испуге; по-видимому, ей снились плохие сны, и Джеку жаль было будить ее сейчас. Он смотрел на нее, свернувшуюся калачиком под покрывалом, такую хрупкую, как казалось, и беззащитную. Джек улыбнулся: она не отослала его вчера вечером назад в гостиную, не осыпала обвинениями и упреками… Она сказала, что любит его, и доказала это! Ему доставляло тайное наслаждение сознавать, что, просыпаясь ночью от кошмаров, она успокаивается только потому, что он рядом, затихает в его объятиях. Неповторимая, страстная, прекрасная… Его Агнесса!
Он тихонько дотронулся до ее плеча со словами:
— Агнес, проснись, там приехала какая-то женщина…
Агнесса встрепенулась, мгновенно пробудившись, и протянула руку за платьем.
— Женщина? Ты знаешь ее? Видел когда-нибудь?
— Нет, Агнес.
— Молодая?
— Я бы не сказал. Спустись, сама посмотришь.
Агнесса быстро оделась, соображая, кто бы это мог быть. Еще с лестницы она заметила приезжую: та стояла с небольшим чемоданом в руках неподалеку от входной двери. На вид ей было больше сорока; черты ее простого лица показались Агнессе очень знакомыми.
— Терри? — нерешительно произнесла она, приближаясь. — Вы?!
Женщина поставила, нет, пожалуй, наполовину уронила чемоданчик.
— Барышня! Агнесса! — прозвучало непривычное и в то же время родное, не слышанное столько лет.
И если Агнесса не знала, как держать себя в первые минуты встречи с Амандой, то ее служанку сразу заключила в объятия.
— Да откуда вы?..
— Погодите, расскажу, мисс… то есть, ведь уже миссис!.. Господи! Совсем запуталась! — со слезами радости на глазах говорила женщина.
Агнесса провела ее в гостиную и окружила таким вниманием, каким не почтила бы, наверное, никакую другую гостью.
Пришла Стефани, и Агнесса отправила ее на кухню, а сама села рядом с Терри, взяв женщину за руку и обратив к ней просветлевшее лицо.
Терри постарела. Это сразу резко бросилось в глаза, сделав ее чуточку незнакомой, но минуту спустя Агнесса уже привыкла к произошедшим переменам, и Терри снова казалась ей близким человеком. Агнесса и сама не знала, почему до сих пор не забыла эту женщину, с которой общалась, в общем, так мало; может быть, потому, что Терри была первым человеком, встретившим ее по-дружески, с теплотой по выходе из пансиона в новый мир, в новую жизнь.
— Миссис Митчелл уехала за границу. Меня она с собой не берет, оставляет смотреть за домом. Но в этот раз я отпросилась повидать вас: миссис Митчелл сказала мне, что вы этого хотели.
Агнесса кивнула.
— Очень хотела, Терри.
— Я не знала, что вы в отъезде, — продолжала женщина, — но у вас дома меня так хорошо приняли, прямо как члена семьи!
— Вы и есть член семьи, Терри, и близким я много о вас рассказывала.
Терри улыбнулась доброй, внимательной улыбкой. Глаза у нее были все те же, глазами она не постарела. Агнесса подумала: это хорошо, когда у человека не стареют глаза, хранящие чистоту души. С нею самой, наверное, будет по-другому…
— Я всего лишь служанка миссис Митчелл…
— Нет, — сказала Агнесса, — для меня нет. Они с теплотой глядели друг на друга.
Терри тоже замечала перемены в Агнессе. С семнадцати до двадцати шести — это гораздо больший отрезок времени, чем от тридцати пяти до сорока четырех: в этот период жизни внутренняя сущность человека куда более подвержена изменениям. И все же Терри сразу показалось, что Агнесса в чем-то осталась прежней; ей не был присущ свойственный Аманде лоск, всю жизнь доводимый до совершенства. Агнесса была, как считала Терри, намного проще.
Тем более, сейчас она уже не выглядела дамой из общества, какой увидела ее несколькими неделями раньше Аманда.
— Ваш супург понравился мне, — заметила Терри. — Он сказал, что вы в Санта-Каролине и пробудете здесь еще некоторое время. И посоветовал ехать к вам.
— Еще некоторое время? — повторила Агнесса и, машинально оглянувшись на закрытую дверь, спросила тихо: — Орвил… как он?
— Хорошо, — несколько растерявшись, ответила Терри; она сразу почувствовала здесь что-то глубоко личное.
Агнесса опустила глаза.
Он ничего не рассказывал вам?
— Нет…
Терри, если и нашла странным отсутствие Агнессы дома, то истинных причин этого предположить все равно не могла, теперь же в ее душу вторглась тревога: похоже, произошла или же происходит какая-то драма в жизни «барышни Агнессы», о которой она помнила столько лет.
Но она не решалась спросить.
Немного посидели молча; потом Агнесса распрямила свои немного согнувшиеся во время предыдущего разговора плечи и сказала обычным голосом:
— Я после вам все объясню. Расскажите, что и кого вы еще видели там… дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Агнесса покачала головой.
— Нет, я плохая мать своим детям. Я никогда не смогу объяснить им того, что случилось, и никто мне их не отдаст!
— Но Джессика — наша с тобой дочь.
— Она уже много понимает и в немалой степени принадлежит не другим, а самой себе. Я не знаю, как объяснить тебе…— Агнесса умолкла, не в силах больше говорить спокойно.
Несколько минут Джек стоял молча, глубоко задумавшись, потом произнес:
— Я тебя понимаю.
Агнесса много раз слышала эту фразу от другого человека, совсем другого, но, как ни странно, эти слова прозвучали сейчас точно так же. Она прислонилась к плечу стоящего рядом.
— Ты женщина, — снова заговорил Джек, — и тебе, конечно, трудно так сразу привыкнуть. Но Джессика никогда тебя не разлюбит, я уверен, и плохой матерью не будет считать. А потом, может быть, с твоей помощью так же полюбит меня… Агнес! — Он обнял ее. — Если я в чем-то виноват перед тобою…
— Нет! — перебила она. — В своей жизни я совершала только такие поступки, в которых некого винить, кроме себя, самой!
Джек очень надеялся, что в ближайшие дни, которые они проведут уже по-настоящему вместе, ему удастся склонить Агнессу к нужному решению. Он говорил себе, что подождет, если потребуется, день-два, неделю, даже месяц — неважно; он чувствовал себя так, словно долго боролся и победил, непостижимым чудом вырвал свое, кровное, в обход всех законов принадлежавшее только ему, отобрал у судьбы, у людей, у жизни. Орвил оказался прав: о нем Джек почти не вспоминал, он мало думал и о детях Агнессы, даже о Джессике; все это вдруг разом отдалилось, близко было только одно — безраздельное счастье от сознания того, что Агнесса вернулась. На редкость эгоистичное счастье: попав из мрака в свет, человек закрывает глаза, ослепленный сиянием солнца, часто кажущимся куда более сильным, чем на самом деле.
Однако его связанные со счастливым уединением планы были досадным образом нарушены уже на следующее утро: проснувшись раньше Агнессы и глядя в окно, Джек увидел идущую к крыльцу женщину лет сорока пяти, судя по всему, приехавшую издалека.
Агнесса плохо спала ночью, часто вздрагивала и просыпалась в испуге; по-видимому, ей снились плохие сны, и Джеку жаль было будить ее сейчас. Он смотрел на нее, свернувшуюся калачиком под покрывалом, такую хрупкую, как казалось, и беззащитную. Джек улыбнулся: она не отослала его вчера вечером назад в гостиную, не осыпала обвинениями и упреками… Она сказала, что любит его, и доказала это! Ему доставляло тайное наслаждение сознавать, что, просыпаясь ночью от кошмаров, она успокаивается только потому, что он рядом, затихает в его объятиях. Неповторимая, страстная, прекрасная… Его Агнесса!
Он тихонько дотронулся до ее плеча со словами:
— Агнес, проснись, там приехала какая-то женщина…
Агнесса встрепенулась, мгновенно пробудившись, и протянула руку за платьем.
— Женщина? Ты знаешь ее? Видел когда-нибудь?
— Нет, Агнес.
— Молодая?
— Я бы не сказал. Спустись, сама посмотришь.
Агнесса быстро оделась, соображая, кто бы это мог быть. Еще с лестницы она заметила приезжую: та стояла с небольшим чемоданом в руках неподалеку от входной двери. На вид ей было больше сорока; черты ее простого лица показались Агнессе очень знакомыми.
— Терри? — нерешительно произнесла она, приближаясь. — Вы?!
Женщина поставила, нет, пожалуй, наполовину уронила чемоданчик.
— Барышня! Агнесса! — прозвучало непривычное и в то же время родное, не слышанное столько лет.
И если Агнесса не знала, как держать себя в первые минуты встречи с Амандой, то ее служанку сразу заключила в объятия.
— Да откуда вы?..
— Погодите, расскажу, мисс… то есть, ведь уже миссис!.. Господи! Совсем запуталась! — со слезами радости на глазах говорила женщина.
Агнесса провела ее в гостиную и окружила таким вниманием, каким не почтила бы, наверное, никакую другую гостью.
Пришла Стефани, и Агнесса отправила ее на кухню, а сама села рядом с Терри, взяв женщину за руку и обратив к ней просветлевшее лицо.
Терри постарела. Это сразу резко бросилось в глаза, сделав ее чуточку незнакомой, но минуту спустя Агнесса уже привыкла к произошедшим переменам, и Терри снова казалась ей близким человеком. Агнесса и сама не знала, почему до сих пор не забыла эту женщину, с которой общалась, в общем, так мало; может быть, потому, что Терри была первым человеком, встретившим ее по-дружески, с теплотой по выходе из пансиона в новый мир, в новую жизнь.
— Миссис Митчелл уехала за границу. Меня она с собой не берет, оставляет смотреть за домом. Но в этот раз я отпросилась повидать вас: миссис Митчелл сказала мне, что вы этого хотели.
Агнесса кивнула.
— Очень хотела, Терри.
— Я не знала, что вы в отъезде, — продолжала женщина, — но у вас дома меня так хорошо приняли, прямо как члена семьи!
— Вы и есть член семьи, Терри, и близким я много о вас рассказывала.
Терри улыбнулась доброй, внимательной улыбкой. Глаза у нее были все те же, глазами она не постарела. Агнесса подумала: это хорошо, когда у человека не стареют глаза, хранящие чистоту души. С нею самой, наверное, будет по-другому…
— Я всего лишь служанка миссис Митчелл…
— Нет, — сказала Агнесса, — для меня нет. Они с теплотой глядели друг на друга.
Терри тоже замечала перемены в Агнессе. С семнадцати до двадцати шести — это гораздо больший отрезок времени, чем от тридцати пяти до сорока четырех: в этот период жизни внутренняя сущность человека куда более подвержена изменениям. И все же Терри сразу показалось, что Агнесса в чем-то осталась прежней; ей не был присущ свойственный Аманде лоск, всю жизнь доводимый до совершенства. Агнесса была, как считала Терри, намного проще.
Тем более, сейчас она уже не выглядела дамой из общества, какой увидела ее несколькими неделями раньше Аманда.
— Ваш супург понравился мне, — заметила Терри. — Он сказал, что вы в Санта-Каролине и пробудете здесь еще некоторое время. И посоветовал ехать к вам.
— Еще некоторое время? — повторила Агнесса и, машинально оглянувшись на закрытую дверь, спросила тихо: — Орвил… как он?
— Хорошо, — несколько растерявшись, ответила Терри; она сразу почувствовала здесь что-то глубоко личное.
Агнесса опустила глаза.
Он ничего не рассказывал вам?
— Нет…
Терри, если и нашла странным отсутствие Агнессы дома, то истинных причин этого предположить все равно не могла, теперь же в ее душу вторглась тревога: похоже, произошла или же происходит какая-то драма в жизни «барышни Агнессы», о которой она помнила столько лет.
Но она не решалась спросить.
Немного посидели молча; потом Агнесса распрямила свои немного согнувшиеся во время предыдущего разговора плечи и сказала обычным голосом:
— Я после вам все объясню. Расскажите, что и кого вы еще видели там… дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116