Эта запоздавшая милость кажется, по мнению Паньоля, особенно подозрительной, если учесть будто бы мстительный нрав короля — он прощал врагов только тогда, когда они были ему нужны, как это было с лидерами Фронды — Рецем, Конде, Тюренном. Явно с целью опровергнуть распространившиеся слухи об отравлении король приказал выдать тело покойного его семье. Но этот приказ последовал лишь через 16 дней после смерти Фуке, и еще несколько дней потребовалось его сыну де Во, чтобы доехать до Пинероля. Во всяком случае, к этому времени труп должен был разложиться до неузнаваемости. Медицина того времени была бессильна обнаружить следы отравления растительными ядами. Признаки смерти от такого яда или от апоплексии были неразличимы. Да, вероятно, никакого вскрытия тела и не производилось (соответствующая депеша Сен-Мара исчезла), и родные похоронили останки Фуке в Пинероле. (Установление еще в XVIII в. Жакобом факта, что трупа Фуке не было в семейном склепе, и послужило толчком к предположению, что он являлся заключенным в маске.)
К числу многих труднообъяснимых обстоятельств, связанных так или иначе с историей «маски», принадлежат эпизоды, которые относятся к дням, последовавшим за смертью Фуке. Немудрено, что они могли подвергаться самым различным, даже взаимоисключающим истолкованиям, в зависимости от исходной точки зрения, которой придерживался тот или иной исследователь.
Лувуа в ответ на несохранившийся, как уже отмечалось, отчет Сен-Мара о смерти Фуке направил ему 8 апреля 1670 г. очень любопытное письмо. В нем министр упоминает об отверстии, пробитом между камерами Фуке и Лозена, с помощью которого арестанты могли долгое время общаться без ведома тюремщиков. Однако министр не выражает ни малейшего неудовольствия по поводу столь непростительной оплошности Сен-Мара, не сумевшего вовремя обнаружить это отверстие. Напротив, Лувуа выражает полное удовлетворение действиями Сен-Мара, на которого продолжали сыпаться и денежные подарки. Его кузен и посланец Бленвильер получил назначение на должность коменданта крепости Мец, с тем чтобы через несколько лет вновь присоединиться к Сен-Мару на острове Сен-Мар-герит. Министра — так комментирует все это Паньоль — по-видимому, мало волновало то, что герцог Лозен узнал секреты Фуке и его слуги Ла Ривьера. Однако возникает необъяснимый с позиции Паньоля вопрос: каким образом министр мог быть уверен, что Фуке не сообщил Лозену и тайну Доже? Ведь отверстие существовало длительное время, возможно, еще до того, как Фуке получил королевское предписание сообщить, не рассказал ли Доже свои секреты Ла Ривьеру. Не говоря уж о том, что Фуке мог, несмотря на приказ из Парижа, исходивший от его врагов, все же сообщить Лозену то, что узнал от Доже. Если Фуке был отравлен прежде всего потому, что он знал тайну Доже, как можно было несколько позднее освободить Лозена? Его лишь ложно уверили, что Ла Ривьер и Доже выпущены на свободу. По мнению Паньоля, одна из целей, которая преследовалась этим, — убедить Лозена, даже если он узнал от Фуке, кем является Доже, что все рассказанное — нелепая выдумка слуги сюринтенданта.
На деле же слуг продолжали держать в тюрьме, скрывая это от всех. Их поместили в камере в Нижней башне, а прежняя комната, в которой содержали Доже, оставалась демонстративно незанятой. В своей новой камере Доже и Ла Ривьер пробыли до отправки в Экзиль в 1681 г. Перемещение Ла Ривьера и Доже было сделано не только для введения в заблуждение герцога Лозена, а через него (после того как он будет освобожден) и многих лиц в Париже, но и чтобы уверить их, будто Доже действительно слуга, отправленный на все четыре стороны после смерти его господина. Доже и Ла Ривьер были свидетелями кончины Фуке, а перед смертью он мог понять, что отравлен, и сказать им об этом. Между прочим, если Фуке умер естественной смертью, слуги были бы драгоценными свидетелями того, что слухи об отравлении не соответствуют действительности.
Но странные обстоятельства, сопровождавшие кончину Фуке, этим не ограничивались. В переписке Сен-Мара разных лет встречаются глухие упоминания о каком-то мешке, в котором хранились «ядовитые порошки». В ответ на письмо Сен-Мара от 4 июля 1680 г. (оно не сохранилось) Лувуа к депеше, датированной 11 июля, добавил несколько собственноручно написанных строк, явно с целью скрыть их содержание от писцов своей канцелярии. «Уведомите меня, — писал министр, — как стало возможным, что некто, называемый Эсташем, изготовил то, что Вы мне отослали, и где он взял нужные снадобья, чтобы сделать это, поскольку я не могу себе представить, что он получил их от Вас». В зависимости от того, идет ли здесь речь об отраве или нет, можно строить самые различные предположения о роли Доже, и в них действительно нет недостатка в литературе о «маске».
Один из уже упоминавшихся исследователей, М. Дювивье, например, считал, что Фуке был отравлен Доже по наущению… герцога Лозена или Кольбера, который, мол, боялся возвращения Фуке к управлению государственными финансами. Предположение, что Лозен, будучи сам арестантом, мог обещать Доже свободу, столь же невероятно, как то, что Фуке, осужденный за растраты и ненавидимый королем, мог быть вновь назначен на свой прежний высокий пост. Вдобавок Лозен, кажется, никогда не встречался с Доже, и тем более неясно, через кого должен был Кольбер устанавливать контакт с заключенным в Пинероле. Соглашаясь с М. Пань-олем в критике этой гипотезы, нельзя признать сколько-нибудь убедительной и его собственную версию, согласно которой вся эта история — лишь умелое ведение министром «контрпропаганды», призванной отвести подозрение от властей и свалить преступление на слуг Фуке, которые, как утверждалось, были освобождены и исчезли неизвестно куда (а на деле должны были до смерти остаться в тюрьме). Ведь контрпропаганда велась в секретной переписке, при этом в той ее части, которую скрывали даже от писцов, переписывавших набело депеши Лувуа!
Еще ранее, чем возникло в корреспонденции упоминание о «снадобьях», в мае 1680 г., из Парижа последовал приказ, посланный в ответ на опять-таки несохранившуюся депешу Сен-Мара и также породивший различные домыслы. Сен-Мару предписывалось переслать в Париж бумаги, которые он нашел в одежде Фуке, и те бумаги, которые ранее просил отдать ему сын сюринтенданта, если они еще оставались в руках начальника тюрьмы. (Этот приказ, как мы уже знаем, дал основания Аррезу даже предполагать, что Фуке не умер и продолжал писать.) Из ответных писем Лувуа следует, что Сен-Мар отослал требуемые бумаги. Однако в письме министра от 22 июня последовало новое предписание — «отослать в пакете то, что Вы нашли в карманах г-на Фуке, чтобы я мог показать это Его Величеству».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278