вдруг возьмут и отправят их на необитаемый остров, чтобы они тут не заражали людей своим вольным духом.
Он говорил вполне серьезно, даже с горечью. Салли снова и еще пристальнее поглядела на него.
— Все-таки вы мне не сказали, что с вами, дядя Пост, — с тревогой повторила она, заметив, как сильно похудел старик, сколько новых глубоких морщин появилось у него на лице.
— Ровным счетом ничего, — отмахнулся дядя Пост. — Все в порядке, мэм, уверяю вас. Возьмите же деньги, одолжите старика, — настаивал он. — Хочется мне еще поглядеть, как ваш мальчик, и мистер Ричардсон, и Джемс, и остальные пройдут свободно, без конвойных, по городу… И хочется натянуть нос всем этим судьям, честное слово!
И, когда Салли взяла двести долларов, составлявших все богатство старика, и положила их в тот ящик, где хранились деньги, предназначенные для выкупа, дядя Пост ушел со спокойным сердцем.
Старик не хотел огорчать и без того опечаленную женщину и ничего не сказал о себе. Он не сказал, что сейчас же после суда его уволили из почтовой конторы, заявив, что в государственных учреждениях не должно быть людей, защищающих коммунистов. Он не сказал, что продал свой автомобиль какому-то небогатому фермеру и навсегда лишился своего оливкового механизма только для того, чтобы внести пару сотен долларов на выкуп друзей.
Нет, никогда уж не затрубит в свой рожок дядя Пост!
Но этот милый, благородный старик, выброшенный из жизни слугами Большого Босса, наверно, еще встретится нам, не может не встретиться, потому что он тоже солдат мира и справедливости и будет бороться до конца.
44. К берегам свободы
Коробка жевательной резинки подходила к концу. В доме были съедены все печенья, выпито все имбирное пиво, обшарены полки в кладовой. Чего только не придумаешь со скуки!
Молодые джентльмены бродили по комнатам, разглядывали в сотый раз семейный альбом, боксировали, играли даже в бридж, причем Фэйни, как всегда, обыграл Роя, — ничто не помогало: скука продолжала свою разрушительную работу.
Мистера Мак-Магона с самых сумерек не было дома, его жена рано заперлась у себя в спальне (вероятно, опасаясь молодежи). Приятели, таким образом, были предоставлены самим себе. Выходить не имело смысла: дождь хлестал, как из брандспойта; сквозь мрак, как заблудившиеся звезды, мерцали рекламы; груды мокрых, раскисших листьев покрывали тротуары. Даже капли, барабанившие через правильные промежутки времени по железному навесу крыши, и те действовали удручающе на юных джентльменов.
— А… а-а… — Фэйни зевнул во всю челюсть. — Ну и тощища! Хоть бы зашел кто-нибудь…
— Угу, — согласился Рой, — чертовски длинный вечер. Не знаешь прямо, куда себя девать.
— Хоть бы Кэт была дома, и то развлечение (зевок), подразнили бы (зевок) — все-таки не так было бы скучно!
— С тех пор как старик отправил ее в пансион, твоя мать, по-видимому, очень тоскует, — осторожно заметил Рой.
— Она скоро утешится, будь покоен, — отозвался Фэйни. — Кэтрин наверняка вышибут из пансиона и вернут в отчий дом. — Он хлопнул себя по лбу: — Ах я олух! Да ведь ты еще не знаешь наших новостей, Рой!
— А что? Что такое? — слегка оживился южанин.
— — Я забыл тебе сказать: позавчера наш старик получил письмо от начальницы пансиона. Ох, и бесился же он! Начальница написала, что моя обожаемая сестрица — первейшая драчунья и облюбовала себе, по ее выражению, «постоянную жертву» — воспитанницу мисс П. Причард. Но хуже всего, что к старику по следам этого письма явилась мамаша Патриции — помнишь, такое страшное чучело — и стала наступать на па и грозить, что пожалуется самому Большому Боссу. Ну, старик, конечно, здорово струсил и обещал написать Кэт грозное послание, чтобы она там унялась. Но я-то знаю, ее непременно исключат, — добавил убежденно Фэйни. — И чего они там не поделили с Патрицией, понять не могу!
— Сердце женщины — тайна, — с важностью заметил Рой. — А все-таки я скажу: с тех пор как Патриция уехала в пансион, у нас в классе не осталось ни одной хорошенькой девочки. Не считать же за хорошенькую Мери!
— Представь, она еще и важничает, эта уродина! — с негодованием воскликнул Фэйни. — Делает вид, что не замечает нас.
— Ничего, — сказал Рой, — зато ты можешь радоваться, что избавился от Робинсона!
Фэйни шумно вздохнул и зашагал по комнате.
— Радоваться! А чему тут радоваться? — плаксиво закричал он вдруг. — Старостой-то выбрали все-таки не меня, а этого крикуна — Беннета! Ты тоже хорош! Когда выбирали Беннета, ты даже не явился в класс, чтобы поддержать меня! Эх, ты, а еще собирался стать политическим деятелем, губернатором штата!.. Недаром мой па говорит, что твой дед был пустым болтуном. Ты тоже, оказывается, не лучше!
— Повтори, что ты сказал! — вспыхнул Рой и угрожающе надвинулся на Фэйни.
Тот мгновенно струсил.
— Что я сказал? Ничего я не сказал. Что ты ко мне привязываешься! — заныл он, отступая на всякий случай к дверям. — Почему меня не выбрали старостой?
— Потому что ты не пользуешься популярностью. — Южанин с удовольствием произносил эти «взрослые» слова. — А сказать проще: ты порядочная скотина, Фэйни, и класс тебя не любит. Это факт. Но ты не огорчайся, — миролюбиво добавил Рой, — и поумнее тебя люди проваливаются. Вот, например, старик Миллард…
— Что такое с Миллардом? — насторожился Фэйни.
— А то, что он сел в калошу с этим судом, — насмешливо сказал Рой. — Вот тебе и большой политик! Думал, что упрячет певца и остальных за решетку и все у него пойдет как по маслу, и с красными будет покончено. А вышло совсем наоборот… Я вчера видел Гориллу. Злой, как черт. Говорит, что сейчас в городе еще трудней, чем раньше. Даже те, кто и не думал о политике, теперь, после этого суда, стали сочувствовать красным… И на заводах у Милларда не все благополучно…
— Ага, по-ни-маю, — протянул Фэйни. — Наверно, Босс неспроста вызвал к себе моего старика. Знаешь, Миллард приказал снести домишки Горчичного Рая. Там теперь будут строить парочку небоскребов… Только и это не помогает! — со вздохом добавил он.
Дождь все громче барабанил по железу. Завыл ветер и швырнул горсть мокрых листьев в стекло. За стеклом метнулся свет близких фар, отбросил сноп белого света на стену комнаты и снова пропал в темноте.
— Кажется, старик вернулся, — сказал Фэйни зевая.
Но именно здесь мы оставим директора Мак-Магона и его молодежь. Пусть они остаются в Стон-Пойнте и следуют своей судьбе. Пусть даже Рой Мэйсон станет в будущем губернатором штата, хотя вряд ли это ему удастся: народ в Америке уже начинает разбираться в людях.
Долг, желание, а главное, нежная привязанность давно уже зовут автора к другим героям книги.
* * *
Огромный океанский теплоход привалился к набережной всей своей громадой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Он говорил вполне серьезно, даже с горечью. Салли снова и еще пристальнее поглядела на него.
— Все-таки вы мне не сказали, что с вами, дядя Пост, — с тревогой повторила она, заметив, как сильно похудел старик, сколько новых глубоких морщин появилось у него на лице.
— Ровным счетом ничего, — отмахнулся дядя Пост. — Все в порядке, мэм, уверяю вас. Возьмите же деньги, одолжите старика, — настаивал он. — Хочется мне еще поглядеть, как ваш мальчик, и мистер Ричардсон, и Джемс, и остальные пройдут свободно, без конвойных, по городу… И хочется натянуть нос всем этим судьям, честное слово!
И, когда Салли взяла двести долларов, составлявших все богатство старика, и положила их в тот ящик, где хранились деньги, предназначенные для выкупа, дядя Пост ушел со спокойным сердцем.
Старик не хотел огорчать и без того опечаленную женщину и ничего не сказал о себе. Он не сказал, что сейчас же после суда его уволили из почтовой конторы, заявив, что в государственных учреждениях не должно быть людей, защищающих коммунистов. Он не сказал, что продал свой автомобиль какому-то небогатому фермеру и навсегда лишился своего оливкового механизма только для того, чтобы внести пару сотен долларов на выкуп друзей.
Нет, никогда уж не затрубит в свой рожок дядя Пост!
Но этот милый, благородный старик, выброшенный из жизни слугами Большого Босса, наверно, еще встретится нам, не может не встретиться, потому что он тоже солдат мира и справедливости и будет бороться до конца.
44. К берегам свободы
Коробка жевательной резинки подходила к концу. В доме были съедены все печенья, выпито все имбирное пиво, обшарены полки в кладовой. Чего только не придумаешь со скуки!
Молодые джентльмены бродили по комнатам, разглядывали в сотый раз семейный альбом, боксировали, играли даже в бридж, причем Фэйни, как всегда, обыграл Роя, — ничто не помогало: скука продолжала свою разрушительную работу.
Мистера Мак-Магона с самых сумерек не было дома, его жена рано заперлась у себя в спальне (вероятно, опасаясь молодежи). Приятели, таким образом, были предоставлены самим себе. Выходить не имело смысла: дождь хлестал, как из брандспойта; сквозь мрак, как заблудившиеся звезды, мерцали рекламы; груды мокрых, раскисших листьев покрывали тротуары. Даже капли, барабанившие через правильные промежутки времени по железному навесу крыши, и те действовали удручающе на юных джентльменов.
— А… а-а… — Фэйни зевнул во всю челюсть. — Ну и тощища! Хоть бы зашел кто-нибудь…
— Угу, — согласился Рой, — чертовски длинный вечер. Не знаешь прямо, куда себя девать.
— Хоть бы Кэт была дома, и то развлечение (зевок), подразнили бы (зевок) — все-таки не так было бы скучно!
— С тех пор как старик отправил ее в пансион, твоя мать, по-видимому, очень тоскует, — осторожно заметил Рой.
— Она скоро утешится, будь покоен, — отозвался Фэйни. — Кэтрин наверняка вышибут из пансиона и вернут в отчий дом. — Он хлопнул себя по лбу: — Ах я олух! Да ведь ты еще не знаешь наших новостей, Рой!
— А что? Что такое? — слегка оживился южанин.
— — Я забыл тебе сказать: позавчера наш старик получил письмо от начальницы пансиона. Ох, и бесился же он! Начальница написала, что моя обожаемая сестрица — первейшая драчунья и облюбовала себе, по ее выражению, «постоянную жертву» — воспитанницу мисс П. Причард. Но хуже всего, что к старику по следам этого письма явилась мамаша Патриции — помнишь, такое страшное чучело — и стала наступать на па и грозить, что пожалуется самому Большому Боссу. Ну, старик, конечно, здорово струсил и обещал написать Кэт грозное послание, чтобы она там унялась. Но я-то знаю, ее непременно исключат, — добавил убежденно Фэйни. — И чего они там не поделили с Патрицией, понять не могу!
— Сердце женщины — тайна, — с важностью заметил Рой. — А все-таки я скажу: с тех пор как Патриция уехала в пансион, у нас в классе не осталось ни одной хорошенькой девочки. Не считать же за хорошенькую Мери!
— Представь, она еще и важничает, эта уродина! — с негодованием воскликнул Фэйни. — Делает вид, что не замечает нас.
— Ничего, — сказал Рой, — зато ты можешь радоваться, что избавился от Робинсона!
Фэйни шумно вздохнул и зашагал по комнате.
— Радоваться! А чему тут радоваться? — плаксиво закричал он вдруг. — Старостой-то выбрали все-таки не меня, а этого крикуна — Беннета! Ты тоже хорош! Когда выбирали Беннета, ты даже не явился в класс, чтобы поддержать меня! Эх, ты, а еще собирался стать политическим деятелем, губернатором штата!.. Недаром мой па говорит, что твой дед был пустым болтуном. Ты тоже, оказывается, не лучше!
— Повтори, что ты сказал! — вспыхнул Рой и угрожающе надвинулся на Фэйни.
Тот мгновенно струсил.
— Что я сказал? Ничего я не сказал. Что ты ко мне привязываешься! — заныл он, отступая на всякий случай к дверям. — Почему меня не выбрали старостой?
— Потому что ты не пользуешься популярностью. — Южанин с удовольствием произносил эти «взрослые» слова. — А сказать проще: ты порядочная скотина, Фэйни, и класс тебя не любит. Это факт. Но ты не огорчайся, — миролюбиво добавил Рой, — и поумнее тебя люди проваливаются. Вот, например, старик Миллард…
— Что такое с Миллардом? — насторожился Фэйни.
— А то, что он сел в калошу с этим судом, — насмешливо сказал Рой. — Вот тебе и большой политик! Думал, что упрячет певца и остальных за решетку и все у него пойдет как по маслу, и с красными будет покончено. А вышло совсем наоборот… Я вчера видел Гориллу. Злой, как черт. Говорит, что сейчас в городе еще трудней, чем раньше. Даже те, кто и не думал о политике, теперь, после этого суда, стали сочувствовать красным… И на заводах у Милларда не все благополучно…
— Ага, по-ни-маю, — протянул Фэйни. — Наверно, Босс неспроста вызвал к себе моего старика. Знаешь, Миллард приказал снести домишки Горчичного Рая. Там теперь будут строить парочку небоскребов… Только и это не помогает! — со вздохом добавил он.
Дождь все громче барабанил по железу. Завыл ветер и швырнул горсть мокрых листьев в стекло. За стеклом метнулся свет близких фар, отбросил сноп белого света на стену комнаты и снова пропал в темноте.
— Кажется, старик вернулся, — сказал Фэйни зевая.
Но именно здесь мы оставим директора Мак-Магона и его молодежь. Пусть они остаются в Стон-Пойнте и следуют своей судьбе. Пусть даже Рой Мэйсон станет в будущем губернатором штата, хотя вряд ли это ему удастся: народ в Америке уже начинает разбираться в людях.
Долг, желание, а главное, нежная привязанность давно уже зовут автора к другим героям книги.
* * *
Огромный океанский теплоход привалился к набережной всей своей громадой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100