– Пантя, не смей пока трогать его!
– Я ему… я его… – каким-то утробным голосом проговорил Пантя. – Я ему…
– Руки вверх! – скомандовала эта милая Людмила. – Отдай гитару и руки вверх!
– С превеликим удовольствием… – ещё подобострастнее пробормотал дылда. – Только больше не кусаться и не портить прическу… Простите, я не могу долго стоять в холодной воде. Опасно для здоровья. – Он отдал гитару Голгофе, поднял руки вверх. – Вы прекрасно кусаетесь… Повторяю: я не могу стоять в холодной воде.
– А человека бросить в яму с холодной водой вы могли? – крикнула Голгофа.
– Бросал не я. Я как раз был искусан вами. Мы как раз с вами пострадавшие…
– Выходи сюда! – приказала эта милая Людмила. – И помалкивай! Сейчас всё будем делать мы!
Едва дылда ступил на сухую землю, Пантя подножкой сбил его, уселся верхом, вывернул дылде руки и предложил девочкам:
– Садитесь. Милиция ведь велела.
Девочки сели на дылду, Голгофа, перебирая струны, спросила серьёзно:
– Какую песню споём?
– Раздавите ведь вы меня… – поёрзав под ними, прохрипел дылда. – Поломаете чего-нибудь в организме мне…
– Нам приказано втроём сидеть на тебе, – объяснила эта милая Людмила. – Чтобы исключить всяческую возможность твоего побега. Ну, какую песню желал бы ты послушать?
– Что-нибудь о любви к человеку, – прохрипел дылда, – о хорошем к нему отношении… Между прочим, на земле лежать вредно…
– Идут, идут! – радостно сообщил Пантя.
– Не идут, а ведут их, – поправила Голгофа. – Молодец, Алёша!
По тропе брели двое дылд, а сзади шёл дружинник Алёша Фролов с Голгофиной сумкой в руке.
Когда они приблизились, наша троица разразилась хохотом: с ног до головы, включая физиономии, дылды были мокры, грязны да ещё в траве и тине. Руки они как бы добровольно держали за спиной – дружинник Алёша Фролов на всякий случай связал их. Он сказал озабоченно и даже виновато:
– Пытались, чудаки, оказать сопротивление. Это мне-то! Такие-то! Вот и запачкались, бедненькие.
– С меня-то когда-нибудь слезут?! – взмолился третий дылда. – Искусали да ещё раздавят!
– Вставайте, ребята, – разрешил дружинник Алёша Фролов. – Пожалуйста, ручки назад. – Он связал дылде руки, сел на мотоцикл. – Спешу. Выйдите на дорогу и ждите меня там. Продукты в сумке целы. Вполне успеете поесть, ребята. Их ни в коем случае не развязывать! Чего бы они ни выдумывали! Они должны предстать и предстанут перед судом!
Мотор взревел, мотоцикл исчез за поворотом. Пантя сказал:
– Давайте пряники есть.
Так и сделали: шли, жевали пряники и хохотали.
Дылды, понуро опустив длинноволосые головы, вяло брели друг за другом. Последним шёл гитарист. Он попросил заискивающим тоном:
– И нам бы немножечко… пряничков.
– Я вам таких… пряничков… – пробурчал Пантя. – В яму вас всех надо, в яму!
– Молчите, джентелементы, не унижайтесь, – сказал рыжий дылда. – Всё равно они зря стараются.
– Вот ведь! – возмущённо воскликнула Голгофа. – Простого слова «джентльмен» правильно сказать не могут, а воображают чего-то.
– Вы ещё узнаете, кто мы такие, – сквозь зубы процедил рыжий. – Чихали мы на вас. Понятно?
– Понятно, конечно! – весело ответила эта милая Людмила. Они вышли уже на опушку леса у дороги, и она ещё веселее сообщила: – Сейчас мы будем есть, а вас будут ку-шать ко-ма-ри-ки!
Наша троица с большим аппетитом поела, уничтожила все продукты, Пантя три раза приносил воду в банке. Дылды мрачно молчали, только изредка покряхтывали: комары, видимо, догадались, что кусать надо именно их.
Девочки лакомились земляникой, а Пантя удрученно думал. Ведь на его долю выпал ещё один замечательный день, и вот он подходит к концу. А что будет завтра?.. А завтра или даже сегодня увезут Голгофу, и он в свой шалашик больше уже никогда не пойдёт… Эх, если бы надо было, он бы опять все жигулевские колёса искромсал!.. Что, что с ним будет потом? Как он будет жить, как?.. Пантя словно потерял себя, того, прежнего, которому жилось нудно и одиноко, но привычно…
– Как мне с папой объясняться? – тоскливо спросила Голгофа.
– Очень просто, – авторитетно ответила эта милая Людмила. – Собери всю свою силу воли и настойчиво убеждай отпустить тебя с нами в поход.
– Он ни за что не согласится. Да ещё мама приедет…
– Не куксись раньше времени. Я уверена: завтра что-нибудь придумаем. А вон и милиция возвращается. Дылды, встать!
Из «газика» вылез участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, мельком, равнодушно взглянул на дылд, приказал:
– Фролов, развяжи их. Здорово их комары поели.
– Вы ответите за все издевательства над нами! – Тихо крикнул гитарист. – Нас кусали не только комары, но и некоторые особы!
– Все за всё ответим, – сказал участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, долго вытирал лысину платком и обратился к нашей троице: – За помощь спасибо. Но дружиннику Фролову всё-таки немного достанется от меня.
– Яков Степанович! – умоляюще воскликнула эта милая Людмила. – Мы вас очень просим: пусть дружиннику Алёше Фролову ни капельки от вас не достанется!
– Почему же?
– Да потому что он дал нам возможность учиться бороться с хулиганами! Вы понимаете, – убеждённо продолжала она, – что происходит? Хулиганить можно с маленьких лет, а бороться с хулиганами допускают только взрослых! И получается: безобразничать учись хоть с трёх лет, а если хочешь учиться бороться с безобразниками, жди, когда подрастёшь!
Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов и дружинники громко рассмеялись, а он проговорил, тщательно вытерев лысину:
– Есть смысл обдумать твое предложение. Сейчас едем составлять протокол.
Дылды скромно стояли в сторонке и даже пытались невинно и дружелюбно улыбаться.
– А чего они улыбаются? – возмутилась Голгофа.
– Прикидываются, – объяснил дружинник Алёша Фролов. – Потом они попробуют взять нас на жалость, потом они будут каяться и изворачиваться, а уж потом хамить и даже угрожать.
– Чем они могут угрожать?! – ещё больше возмутилась Голгофа.
– Опыт у них на сей счёт есть, – усмехнулся участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, помахав над головой фуражкой. – Дылды наши пока ещё не знают, что их дружки, к которым они шли на озеро, две избы сожгли. Шу-утили. Отправили мы их уже на катере куда следует.
– Мы отвечаем только за себя! – крикнул рыжий. – Вы нам никаких дружков не приписывайте!
– Ответите, ответите, за себя ответите. По машинам!
Когда наша троица устроилась на мотоцикле дружинника Алёши Фролова, он сказал радостно:
– Чувствую я, Людмила, что не попадёт мне от Якова Степановича. А когда автограф Гагарина посмотреть можно?
– Хоть когда.
– Я и тебя на память сфотографирую.
В милиции они пробыли довольно долго. Когда дылд увели, и все вышли из кабинета, и участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов решил немножко отдохнуть, но увидел у дверей Пантю, спросил подозрительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Я ему… я его… – каким-то утробным голосом проговорил Пантя. – Я ему…
– Руки вверх! – скомандовала эта милая Людмила. – Отдай гитару и руки вверх!
– С превеликим удовольствием… – ещё подобострастнее пробормотал дылда. – Только больше не кусаться и не портить прическу… Простите, я не могу долго стоять в холодной воде. Опасно для здоровья. – Он отдал гитару Голгофе, поднял руки вверх. – Вы прекрасно кусаетесь… Повторяю: я не могу стоять в холодной воде.
– А человека бросить в яму с холодной водой вы могли? – крикнула Голгофа.
– Бросал не я. Я как раз был искусан вами. Мы как раз с вами пострадавшие…
– Выходи сюда! – приказала эта милая Людмила. – И помалкивай! Сейчас всё будем делать мы!
Едва дылда ступил на сухую землю, Пантя подножкой сбил его, уселся верхом, вывернул дылде руки и предложил девочкам:
– Садитесь. Милиция ведь велела.
Девочки сели на дылду, Голгофа, перебирая струны, спросила серьёзно:
– Какую песню споём?
– Раздавите ведь вы меня… – поёрзав под ними, прохрипел дылда. – Поломаете чего-нибудь в организме мне…
– Нам приказано втроём сидеть на тебе, – объяснила эта милая Людмила. – Чтобы исключить всяческую возможность твоего побега. Ну, какую песню желал бы ты послушать?
– Что-нибудь о любви к человеку, – прохрипел дылда, – о хорошем к нему отношении… Между прочим, на земле лежать вредно…
– Идут, идут! – радостно сообщил Пантя.
– Не идут, а ведут их, – поправила Голгофа. – Молодец, Алёша!
По тропе брели двое дылд, а сзади шёл дружинник Алёша Фролов с Голгофиной сумкой в руке.
Когда они приблизились, наша троица разразилась хохотом: с ног до головы, включая физиономии, дылды были мокры, грязны да ещё в траве и тине. Руки они как бы добровольно держали за спиной – дружинник Алёша Фролов на всякий случай связал их. Он сказал озабоченно и даже виновато:
– Пытались, чудаки, оказать сопротивление. Это мне-то! Такие-то! Вот и запачкались, бедненькие.
– С меня-то когда-нибудь слезут?! – взмолился третий дылда. – Искусали да ещё раздавят!
– Вставайте, ребята, – разрешил дружинник Алёша Фролов. – Пожалуйста, ручки назад. – Он связал дылде руки, сел на мотоцикл. – Спешу. Выйдите на дорогу и ждите меня там. Продукты в сумке целы. Вполне успеете поесть, ребята. Их ни в коем случае не развязывать! Чего бы они ни выдумывали! Они должны предстать и предстанут перед судом!
Мотор взревел, мотоцикл исчез за поворотом. Пантя сказал:
– Давайте пряники есть.
Так и сделали: шли, жевали пряники и хохотали.
Дылды, понуро опустив длинноволосые головы, вяло брели друг за другом. Последним шёл гитарист. Он попросил заискивающим тоном:
– И нам бы немножечко… пряничков.
– Я вам таких… пряничков… – пробурчал Пантя. – В яму вас всех надо, в яму!
– Молчите, джентелементы, не унижайтесь, – сказал рыжий дылда. – Всё равно они зря стараются.
– Вот ведь! – возмущённо воскликнула Голгофа. – Простого слова «джентльмен» правильно сказать не могут, а воображают чего-то.
– Вы ещё узнаете, кто мы такие, – сквозь зубы процедил рыжий. – Чихали мы на вас. Понятно?
– Понятно, конечно! – весело ответила эта милая Людмила. Они вышли уже на опушку леса у дороги, и она ещё веселее сообщила: – Сейчас мы будем есть, а вас будут ку-шать ко-ма-ри-ки!
Наша троица с большим аппетитом поела, уничтожила все продукты, Пантя три раза приносил воду в банке. Дылды мрачно молчали, только изредка покряхтывали: комары, видимо, догадались, что кусать надо именно их.
Девочки лакомились земляникой, а Пантя удрученно думал. Ведь на его долю выпал ещё один замечательный день, и вот он подходит к концу. А что будет завтра?.. А завтра или даже сегодня увезут Голгофу, и он в свой шалашик больше уже никогда не пойдёт… Эх, если бы надо было, он бы опять все жигулевские колёса искромсал!.. Что, что с ним будет потом? Как он будет жить, как?.. Пантя словно потерял себя, того, прежнего, которому жилось нудно и одиноко, но привычно…
– Как мне с папой объясняться? – тоскливо спросила Голгофа.
– Очень просто, – авторитетно ответила эта милая Людмила. – Собери всю свою силу воли и настойчиво убеждай отпустить тебя с нами в поход.
– Он ни за что не согласится. Да ещё мама приедет…
– Не куксись раньше времени. Я уверена: завтра что-нибудь придумаем. А вон и милиция возвращается. Дылды, встать!
Из «газика» вылез участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, мельком, равнодушно взглянул на дылд, приказал:
– Фролов, развяжи их. Здорово их комары поели.
– Вы ответите за все издевательства над нами! – Тихо крикнул гитарист. – Нас кусали не только комары, но и некоторые особы!
– Все за всё ответим, – сказал участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, долго вытирал лысину платком и обратился к нашей троице: – За помощь спасибо. Но дружиннику Фролову всё-таки немного достанется от меня.
– Яков Степанович! – умоляюще воскликнула эта милая Людмила. – Мы вас очень просим: пусть дружиннику Алёше Фролову ни капельки от вас не достанется!
– Почему же?
– Да потому что он дал нам возможность учиться бороться с хулиганами! Вы понимаете, – убеждённо продолжала она, – что происходит? Хулиганить можно с маленьких лет, а бороться с хулиганами допускают только взрослых! И получается: безобразничать учись хоть с трёх лет, а если хочешь учиться бороться с безобразниками, жди, когда подрастёшь!
Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов и дружинники громко рассмеялись, а он проговорил, тщательно вытерев лысину:
– Есть смысл обдумать твое предложение. Сейчас едем составлять протокол.
Дылды скромно стояли в сторонке и даже пытались невинно и дружелюбно улыбаться.
– А чего они улыбаются? – возмутилась Голгофа.
– Прикидываются, – объяснил дружинник Алёша Фролов. – Потом они попробуют взять нас на жалость, потом они будут каяться и изворачиваться, а уж потом хамить и даже угрожать.
– Чем они могут угрожать?! – ещё больше возмутилась Голгофа.
– Опыт у них на сей счёт есть, – усмехнулся участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов, помахав над головой фуражкой. – Дылды наши пока ещё не знают, что их дружки, к которым они шли на озеро, две избы сожгли. Шу-утили. Отправили мы их уже на катере куда следует.
– Мы отвечаем только за себя! – крикнул рыжий. – Вы нам никаких дружков не приписывайте!
– Ответите, ответите, за себя ответите. По машинам!
Когда наша троица устроилась на мотоцикле дружинника Алёши Фролова, он сказал радостно:
– Чувствую я, Людмила, что не попадёт мне от Якова Степановича. А когда автограф Гагарина посмотреть можно?
– Хоть когда.
– Я и тебя на память сфотографирую.
В милиции они пробыли довольно долго. Когда дылд увели, и все вышли из кабинета, и участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов решил немножко отдохнуть, но увидел у дверей Пантю, спросил подозрительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90