У Панти даже голова болела с каждой минутой всё сильнее от ужаснейшего настроения. Он выполз из шалашика и по полю направился к дороге в посёлок и только недалеко от обочины сообразил, что идёт на четвереньках. Пантя до того рассвирепел, что сразу потерял всякую возможность думать, и вместо того, чтобы подняться на ноги, яростно запрыгал на четвереньках вперёд.
Если вы спросите меня, уважаемые читатели, чем же объясняется странное поведение Панти, я, конечно, постараюсь вам ответить, но недостаточно убеждён, что мое объяснение можно считать исчерпывающим.
Вы только представьте себе, ЧТО творилось в непропорционально маленькой голове злостного хулигана Пантелеймона Зыкина по прозвищу Пантя вчера! А что произошло в его сердце, о свойствах которого он раньше и не подозревал! Он даже на какое-то время перестал ощущать себя злостным хулиганом и рыдал подобно нормальному человеку, и осмыслить всё это ему было просто не под силу. Переживать Пантя мог, но ничего толком понять из происходившего пока ещё был не способен.
А если к этому добавить и острое опасение, что разынтересный и распрекрасный для него вчерашний день больше уже никогда не повторится, – тогда только одно и остается, что прыгать на четвереньках!
Наконец-то устав, просто вымотавшись до изнеможения, Пантя рухнул на землю и услышал над собой голос:
– Что с вами, дяденька?
Пантя глянул одним глазом вверх, увидел что-то очень длинное в брюках и пробурчал:
– А какое тебе дело, тётенька?
– Но вы как-то ужасно странно прыгали на четвереньках, – раздалось в ответ. – Я сначала даже не поверила, что это человек.
– А кто ж я, по-твоему, – сразу разозлившись, пропищал Пантя, – козёл, что ли? Или лягушка?
– Я оценила ваш юмор. Но ведь люди так не прыгают ни с того ни с сего, дяденька.
– Какой я тебе дяденька?! – Пантя вскочил на ноги и увидел, что перед ним стоит вовсе не тётенька, а длиннющая, чуть ли не с него ростом девочка с голубыми волосами, за которой он вчера подглядывал целый день. – Да и ты тоже не тётенька… Ну, чего стоишь? Чего тебе от мене надо?
– Мне от тебя ничего не надо, – грустно ответила девочка. – А что ты так рано в лесу делал? Ведь сейчас, – она взглянула на маленькие ручные часики, – всего-навсего половина седьмого. Многие люди ещё спят.
– Деньги у тебе есть? – вдруг неожиданно даже для самого себя спросил Пантя.
– Немного есть. А что?
– Сколько?
– Рубль с мелочью.
– Давай! – И Пантя протянул свои длиннющие ручища ладонями вверх. – Ну!
– А почему, собственно, я должна отдавать тебе деньги? – удивилась девочка. – Они мне самой могут пригодиться. А тебе для чего деньги нужны? – живо поинтересовалась она. – Да и вообще, прежде чем просить взаймы, надо хотя бы познакомиться. Тебя как зовут?
– Мене зовут Пантя. А ты деньги скорей давай. Некогда мене с тобой тут…
– Так ты и есть тот самый злостный хулиган? – поразилась девочка. – Мне о тебе рассказывали. Меня зовут Голгофа, но ты можешь называть меня Цаплей. Я не обижусь.
– Деньги, деньги, деньги, Цапля, давай!
Голгофа внимательно посмотрела на Пантю и задумчиво ответила:
– Я бы могла отдать тебе деньги. Только помоги мне куда-нибудь спрятаться.
– Это как? Куда спрятаться? Зачем?
– Да хоть куда, но только чтобы никто не знал, где я, хотя бы до вечера. Понимаешь?
– Не, – признался Пантя. – Ты деньги мене скорей давай… А почему ты мене не боишься? – пропищал он обиженно и угрожающе, хотя и пискляво, добавил: – Ведь я могу тебе ухи оторвать. И нос.
– Не болтай глупостей, – отмахнулась Голгофа. – Не такой же ты дурак, чтобы драться с девочкой. Отдам я тебе деньги, только посоветуй мне, пожалуйста, где спрятаться хотя бы до вечера. Понимаешь, меня ищет мой па-па. А нам надо идти в многодневный поход. И если папа меня найдёт, ни в какой поход я не пойду. И жизни мне никакой от папы не будет.
Панте надо было всё это осмыслить, и Голгофа терпеливо ждала, но уж больно долго он соображал, и она спросила недовольно:
– Сколько можно ждать?
А Пантя в это время думал вовсе не о том, куда спрятать эту длинноногую Цаплю в брюках и с голубыми волосами. В его непропорционально маленькой голове возникли, если так можно выразиться, вчерашние мысли, а сердце точно так же, как вчера, сильно забилось. В нём появилась, неизвестно откуда, совсем-пресовсем махонькая надежда, что и сегодня жить будет интересно.
– Айда! – решительно предложил он, быстро зашагал по полю к лесу, а Голгофа, ни о чем не спросив, подхватила свою большую сумку и направилась следом.
Мне, уважаемые читатели, долгое время поведение Голгофы в данном эпизоде было не очень понятно. Действительно, почему она не испугалась Панти? Почему она решила уйти от всех, ни с кем не посоветовавшись, и спрятаться от всех?
Но постепенно мне удалось найти объяснение её поведению.
Всю жизнь Голгофа, начиная с пеленочного возраста и по сей день, была окружена таким неуёмным, беспрерывным, сверхпредельным вниманием, что не обладала никакой, самой маломальской самостоятельностью. Родители и бабушка почти ни на минуту не оставляли её одну. Голгофа была нормальной, здоровой, умной девочкой, а с ней обращались как с больной и, простите, бестолковой, которая будто бы без них ни на что не способна. Взрослые называют это заботой о ребенке, на самом же деле это обыкновенное ОКУКЛИВАНИЕ, то есть воспитание из нормального ребенка живой говорящей куклы.
Однако Голгофа такой вот живой говорящей куклой вырасти не хотела. Она ведь училась в школе, она ведь читала книги, она ведь хоть с бабушкой, да ходила в кино, смотрела телевизор, слушала радио и знала, что жить можно в сто с лишним раз интереснее, чем живёт она.
И мечтала Голгофа не о кукольном существовании, а о настоящей жизни, и уже во втором классе поняла, что голова дана девочке не для того, чтобы на ней несколько раз в день менять банты, а чтобы она, голова, думала как можно больше.
Родители и бабушка имели возможность и право не разрешать несчастной девочке самой размешивать чай ложечкой или самостоятельно отрезать кусок хлеба, но Голгофа мечтала о том, что наступят дни, когда она без посторонней помощи разогреет суп, нальёт его САМА в тарелку, САМА достанет ложку, отрежет кусок хлеба и поест! А потом – скорей бы добиться этого! – она и тарелку, и ложку САМА вымоет.
В глубине души Голгофа давно уже была полна решимости при первой же возможности доказать родителям и бабушке, что в ОКУКЛИВАНИИ она не нуждается, что давно уже пора ей помогать родителям и бабушке, а не сидеть, как говорится, у них на шеях.
И ей давно надоело, что в классе её жалеют. Ей было легче и необиднее, когда над ней смеялись.
Так что ко времени знакомства Голгофы с этой милой Людмилой и Геркой она была достаточно готова доказать, что способна быть сильным, смелым, выносливым, трудолюбивым, самостоятельным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90