Было совершенно очевидно, что Дина Гарифовна не только встревожена, а всеми силами пытается скрыть страх за Карцева; от волнения зыбкая, нетерпеливая, готовая совершить возможное и невозможное, она не отводила глаз от Ивана Ивановича.
– Я жду генерала Попова, – сдержанно сказал Карцев. – Если во время нашей беседы появится Игорь Саввович Гольцов, попросите подождать…
– Поняла.
Первый заместитель председателя облисполкома опустился в удобное кресло, положил руки на преогромный поблескивающий лаком и толстым стеклом стол. За дни короткой командировки он все-таки соскучился по кабинету, по тому самому кабинету, к которому так долго не мог привыкнуть. Стол был огромным, невозможно огромным, но в первые месяцы работы Ивану Ивановичу казалось, что он даже за таким письменным столом затерян в гигантском кабинете, где от дверей до стола нужно долго-долго идти по бесшумной ковровой дорожке. Иван Иванович от коменданта узнал, что до революции здесь располагался малый банкетный зал губернского банка.
– Товарищ Попов! – раздался в динамике голос Дины Гарифовны.
Начальник УВД области Геннадий Георгиевич Попов очень редко надевал генеральскую форму, в штатской одежде любил светлые тона, яркие галстуки, цветную обувь. Сегодня он был – солнечная погода – в молодежном и на строгий взгляд легкомысленном костюме, голубоватом, с зеленой искоркой, с широкими по моде брюками. Костюм на генерале Попове сидел все-таки по-армейски плотно, наверное, его шил тот же портной, который шил военную форму, и казалось, что на прямых и широких плечах Попова поблескивают золотые погоны, хотя галстук был пестрым и босоножки кремового цвета открывали яркие носки.
Первый заместитель председателя облисполкома и генерал молча обменялись рукопожатием, Иван Иванович сделал жест в сторону левого кресла, стоя выждал, пока генерал сядет, а сам незаметно разглядывал тонкое, интеллигентное и умное лицо начальника УВД. Генерал месяц назад вернулся с Черного моря, после этого ежедневно ездил купаться в озере под Ромском, систематически занимался спортом; лицо генерала не потеряло южного загара, а, наоборот, еще больше потемнело. Попову не было еще пятидесяти, генеральский чин он получил в сорок семь лет, академию МВД окончил с отличием. Полковник Попов был замечен начальником штаба МВД СССР, быстро выдвинулся на пост начальника УВД Ромской области. Послужной список генерала Попова был безупречным.
– Плохо? – негромко спросил Карцев.
– Плохо! – негромко ответил генерал.
Веки у Попова были воспаленными, пальцы правой руки, лежащей на подлокотнике кресла, стиснуты так крепко, что побледнели суставы, верхняя пуговица полосатой модной рубахи под галстуком была расстегнута – такого никогда не бывало; может быть, и слишком яркий наряд генерала говорил, что он взволнован, растерян, а главное, не знает, что делать. До сих пор генерал не решился посмотреть в глаза Карцева.
– Рассказывайте, Геннадий Георгиевич! – сказал Иван Иванович и по привычке вынул из подставки цветной карандаш. – С подробностями, пожалуйста…
Генерал Попов позавчера вечером позвонил в отдаленный район области, нашел Карцева и с многозначительными паузами, иносказаниями и недомолвками умудрился рассказать первому заместителю председателя облисполкома о событиях в переулке Пионерском и о председателе райисполкома Малярко – главной, как выясняется, фигуре в чрезвычайном происшествии.
– Так рассказывайте, рассказывайте!
Генерал убрал руку с подлокотника кресла, мельком глянув в лицо Карцева, заговорил по-военному отрывисто и четко.
– Следствие заканчивается, – сказал он. – Сегодня двое свидетелей отказались от обвинений в адрес Гольцова, появилось еще три свидетеля нападения на обвиняемого… Следователь старший лейтенант Селезнев встречался сегодня после обеда с товарищем Малярко. Все подтверждается.
Генерал помолчал.
– Жалоба, подписанная двадцатью семью жильцами дома по переулку Пионерскому, отправлена в обком партии, – осторожно добавил он. – Она находится у Левашева. А в городе…
Они почему-то смотрели в одну точку – на тот клочок голубого неба, который виделся над крышей здания УВД и который из огромного сумрачного кабинета казался неестественно ярким, неправдоподобным островком небесной голубизны.
– Весь город знает о драке, гараже и возбуждении уголовного дела против Гольцова… Шума и треска – с избытком!
Иван Иванович медленно перевел взгляд с клочка голубого неба на бронзовый чернильный прибор, которым не пользовался и не знал даже, как открываются затейливые крышки увенчанных купидонами чернильниц. Удивительно, но на мраморной подставке отражался тот же самый островок голубого неба. «Надо сказать, чтобы убрали всю бронзу, – подумал Иван Иванович. – Завтра же, не откладывая».
– Какое отношение к делу имеет полковник Сиротин? – спросил Иван Иванович. – Вы его имя не упоминали, но слух о причастности дошел до меня…
Фамилию полковника первому заместителю председателя облисполкома назвал шофер, когда они ехали с аэродрома в город. С большим знанием дела водитель рассказал о Голубкиной и Фалалееве («Это они, Иван Иванович, всю кашу заварили!»), уверенно сообщил, что Игорь Саввович Гольцов драку не начинал, а председатель райисполкома Малярко («Чем он думал, Иван Иванович?») разрешил постройку гаражей на месте детской площадки.
– Стремление помочь всем и каждому не первый раз подводит Сиротина. – Генеральский бас зазвучал гневно. – Полковник Сиротин пытался попридержать Селезнева. Следователь пришел с жалобой ко мне. Каким-то образом вся эта история стала известна прокуратуре.
Иван Иванович почувствовал, что устал до изнеможения. Катера, лодки, тряские «газики», маленькие самолеты, совещания, короткие ночи и длинные дни, комариный смрад болот и речушек, стремительное возвращение – все навалилось разом, когда прошло возбуждение и надежда, что опасность преувеличена, что молва из мухи делает слона. Карцев тяжело полулежал в кресле, прищурившись на отраженный в мраморной подставке голубой клочок неба, отрешенно молчал. «Это – конец!» – подумал он вдруг с таким безразличием, точно речь шла не о самом себе, а о малознакомом человеке.
Карцев почему-то вспомнил, что три дня не менял белье, на костюме расплылось жировое пятно, посаженное на торжественном обеде, вспомнилась и короткая встреча с другом детства Василием Сумовым, теперешним директором средней школы. «Ну, как ты там начальником да еще в большом городе?» Иван Иванович легко ответил, что городская жизнь и высокий посг – это только высокий пост и городская жизнь, и ничего больше, а вот сейчас, сидя за гигантским столом в гигантском кабинете, глядя на побагровевшее лицо генерала, понял, что отвечал другу детства по инерции, формально, собственно, не думая, что говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Я жду генерала Попова, – сдержанно сказал Карцев. – Если во время нашей беседы появится Игорь Саввович Гольцов, попросите подождать…
– Поняла.
Первый заместитель председателя облисполкома опустился в удобное кресло, положил руки на преогромный поблескивающий лаком и толстым стеклом стол. За дни короткой командировки он все-таки соскучился по кабинету, по тому самому кабинету, к которому так долго не мог привыкнуть. Стол был огромным, невозможно огромным, но в первые месяцы работы Ивану Ивановичу казалось, что он даже за таким письменным столом затерян в гигантском кабинете, где от дверей до стола нужно долго-долго идти по бесшумной ковровой дорожке. Иван Иванович от коменданта узнал, что до революции здесь располагался малый банкетный зал губернского банка.
– Товарищ Попов! – раздался в динамике голос Дины Гарифовны.
Начальник УВД области Геннадий Георгиевич Попов очень редко надевал генеральскую форму, в штатской одежде любил светлые тона, яркие галстуки, цветную обувь. Сегодня он был – солнечная погода – в молодежном и на строгий взгляд легкомысленном костюме, голубоватом, с зеленой искоркой, с широкими по моде брюками. Костюм на генерале Попове сидел все-таки по-армейски плотно, наверное, его шил тот же портной, который шил военную форму, и казалось, что на прямых и широких плечах Попова поблескивают золотые погоны, хотя галстук был пестрым и босоножки кремового цвета открывали яркие носки.
Первый заместитель председателя облисполкома и генерал молча обменялись рукопожатием, Иван Иванович сделал жест в сторону левого кресла, стоя выждал, пока генерал сядет, а сам незаметно разглядывал тонкое, интеллигентное и умное лицо начальника УВД. Генерал месяц назад вернулся с Черного моря, после этого ежедневно ездил купаться в озере под Ромском, систематически занимался спортом; лицо генерала не потеряло южного загара, а, наоборот, еще больше потемнело. Попову не было еще пятидесяти, генеральский чин он получил в сорок семь лет, академию МВД окончил с отличием. Полковник Попов был замечен начальником штаба МВД СССР, быстро выдвинулся на пост начальника УВД Ромской области. Послужной список генерала Попова был безупречным.
– Плохо? – негромко спросил Карцев.
– Плохо! – негромко ответил генерал.
Веки у Попова были воспаленными, пальцы правой руки, лежащей на подлокотнике кресла, стиснуты так крепко, что побледнели суставы, верхняя пуговица полосатой модной рубахи под галстуком была расстегнута – такого никогда не бывало; может быть, и слишком яркий наряд генерала говорил, что он взволнован, растерян, а главное, не знает, что делать. До сих пор генерал не решился посмотреть в глаза Карцева.
– Рассказывайте, Геннадий Георгиевич! – сказал Иван Иванович и по привычке вынул из подставки цветной карандаш. – С подробностями, пожалуйста…
Генерал Попов позавчера вечером позвонил в отдаленный район области, нашел Карцева и с многозначительными паузами, иносказаниями и недомолвками умудрился рассказать первому заместителю председателя облисполкома о событиях в переулке Пионерском и о председателе райисполкома Малярко – главной, как выясняется, фигуре в чрезвычайном происшествии.
– Так рассказывайте, рассказывайте!
Генерал убрал руку с подлокотника кресла, мельком глянув в лицо Карцева, заговорил по-военному отрывисто и четко.
– Следствие заканчивается, – сказал он. – Сегодня двое свидетелей отказались от обвинений в адрес Гольцова, появилось еще три свидетеля нападения на обвиняемого… Следователь старший лейтенант Селезнев встречался сегодня после обеда с товарищем Малярко. Все подтверждается.
Генерал помолчал.
– Жалоба, подписанная двадцатью семью жильцами дома по переулку Пионерскому, отправлена в обком партии, – осторожно добавил он. – Она находится у Левашева. А в городе…
Они почему-то смотрели в одну точку – на тот клочок голубого неба, который виделся над крышей здания УВД и который из огромного сумрачного кабинета казался неестественно ярким, неправдоподобным островком небесной голубизны.
– Весь город знает о драке, гараже и возбуждении уголовного дела против Гольцова… Шума и треска – с избытком!
Иван Иванович медленно перевел взгляд с клочка голубого неба на бронзовый чернильный прибор, которым не пользовался и не знал даже, как открываются затейливые крышки увенчанных купидонами чернильниц. Удивительно, но на мраморной подставке отражался тот же самый островок голубого неба. «Надо сказать, чтобы убрали всю бронзу, – подумал Иван Иванович. – Завтра же, не откладывая».
– Какое отношение к делу имеет полковник Сиротин? – спросил Иван Иванович. – Вы его имя не упоминали, но слух о причастности дошел до меня…
Фамилию полковника первому заместителю председателя облисполкома назвал шофер, когда они ехали с аэродрома в город. С большим знанием дела водитель рассказал о Голубкиной и Фалалееве («Это они, Иван Иванович, всю кашу заварили!»), уверенно сообщил, что Игорь Саввович Гольцов драку не начинал, а председатель райисполкома Малярко («Чем он думал, Иван Иванович?») разрешил постройку гаражей на месте детской площадки.
– Стремление помочь всем и каждому не первый раз подводит Сиротина. – Генеральский бас зазвучал гневно. – Полковник Сиротин пытался попридержать Селезнева. Следователь пришел с жалобой ко мне. Каким-то образом вся эта история стала известна прокуратуре.
Иван Иванович почувствовал, что устал до изнеможения. Катера, лодки, тряские «газики», маленькие самолеты, совещания, короткие ночи и длинные дни, комариный смрад болот и речушек, стремительное возвращение – все навалилось разом, когда прошло возбуждение и надежда, что опасность преувеличена, что молва из мухи делает слона. Карцев тяжело полулежал в кресле, прищурившись на отраженный в мраморной подставке голубой клочок неба, отрешенно молчал. «Это – конец!» – подумал он вдруг с таким безразличием, точно речь шла не о самом себе, а о малознакомом человеке.
Карцев почему-то вспомнил, что три дня не менял белье, на костюме расплылось жировое пятно, посаженное на торжественном обеде, вспомнилась и короткая встреча с другом детства Василием Сумовым, теперешним директором средней школы. «Ну, как ты там начальником да еще в большом городе?» Иван Иванович легко ответил, что городская жизнь и высокий посг – это только высокий пост и городская жизнь, и ничего больше, а вот сейчас, сидя за гигантским столом в гигантском кабинете, глядя на побагровевшее лицо генерала, понял, что отвечал другу детства по инерции, формально, собственно, не думая, что говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118