Если бы в городе, а может быть, и в стране проводили конкурс на Лучшую жену, то Светлана Гольцова взгромоздилась бы на вершину пьедестала. Пища, кормление мужа – первое место; уборка помещений, стерильная чистота и зловредный порядок – первое место; безупречный внешний вид во время любой, самой грязной домашней работы – первое место; внешний вид мужа – первое место! Мисс Лучшая жена стояла перед Игорем Саввовичем и весело смотрела на него сквозь длинные рыжеватые ресницы. Красивая такая, веселая такая и любящая такая…
– Это штой-то на вас поднадето? – сделав изумленное лицо, спросил Игорь Саввович, притрагиваясь пальцами к щекочущей гладкости темно-вишневого бархата. – Поди, рублей по шашнадцать за одну сантиметру брали? А где брали? В сельпе или орсе? А сколь метров на платье пошло?
Смеясь, жена взяла Игоря Саввовича за руку, потянула:
– Пошли. Я тебе, Игорек, кое-что покажу! Иди, иди, я не кусаюсь.
Муж и жена Гольцовы занимали вдвоем малогабаритную кооперативную трехкомнатную квартиру, так как кандидату наук Светлане Гольцовой полагалась дополнительная площадь; обстановка была современная, с большим вкусом подобранная, комнаты были оклеены моющимися обоями, тоже со вкусом; кухня была отделана деревом. На первый взгляд ничего бьющего на эффект, показного, удивляющего в квартире не было, но при внимательном знакомстве можно было заметить, что каждая вещь, стена, потолок или кафель ванной, взятые в отдельности, в ромских квартирах встречались не часто. Обои были финскими, кафель разноцветным, паркет собран из различных пород дерева и поэтому похож на ковер. Естественно, что устройством квартиры занималась Светлана, а Игорь Саввович до сих пор не знал, что двери комнат были дубовыми, а не оклеены обоями под дуб.
В спальне – она же была рабочей комнатой жены – Светлана достала из ящика трельяжа небольшую красивую коробочку, раскрыла.
– Подарок вам, гражданин тридцатилетний мужчина! – сказала она. – Вершина технического прогресса.
Он увидел превосходнейшие японские часы, с тысячей стрелок, кнопок, заводных головок, с табло, показывающим число, день недели и даже год. Да, это были такие японские часы, перед которыми японские же часы, которые носил Игорь Саввович, казались деревянным По-2, так называемым «кукурузником», перед реактивным лайнером.
– Спасибо!
Он взял часы, сняв старые, надел на руку, поднес к глазам – прелесть! С такими часами, выставив напоказ кисть, можно было – при джинсах, батнике и мужских туфлях на платформе – сидеть в любой столичной компании, окопавшейся в ресторане «Арагви» или «Арбат». Игорь Саввович с интересом посмотрел на жену: любопытно, откуда она, недавняя барышня районного масштаба, до сих пор любящая кататься в лифте на третий этаж, знала, какие часы надо покупать, чтобы идти в ногу с ненавистной Игорю Саввовичу модой на «фирменные» вещи? «Растет, развивается!» – насмешливо подумал Игорь Саввович и повторил:
– Спасибо! – Он сделал алчное лицо. – Подарок – закачаешься! Клевый подарок! Зеркально! Фирмачи – с катушек долой…
Он говорил на языке, принятом среди некоторых молодых людей, считающих себя избранными и поэтому смешными для Игоря Гольцова, который терпеть не мог одного только упоминания о высоком положении отчима и матери.
– Игорь, послушай, Игорь, – прижав маленькие кулачки к бархатной груди торжественного платья, страстно проговорила Светлана. – Призываю тебя к добру и снисходительности. Ну сколько можно сердиться на маму и папу, которые тебе ровно ничего плохого не сделали? Вся вина папы перед тобой в том, что он Карцев! А мама вообще ни при чем! – От волнения она побледнела. – Пожалей меня. Поедем к родителям. Они любят тебя, соскучились, и что… Что ты прикажешь делать папе?
Светлана вдруг заулыбалась.
– Прикажешь папе рас-кар-це-ва-ть-ся!
По одному только бархатному платью жены Игорь Саввович сразу понял, что в доме Ивана Ивановича Карцева накрыт праздничный стол. Теща, наверное, уже надела сарафан учительницы тридцатых годов, тесть гуляет по участку в сатиновой рубашке, темных брюках и мягких вельветовых туфлях.
– Игорь, не молчи, не стискивай зубы!
Вот новость! Он-то думал, что на его лице цветет благодарственная улыбка, а жена говорила о стиснутых зубах! Ах, как нехорошо, дорогой Игорь Саввович! Не умеете вы еще владеть собой, своим лицом, выражением глаз, чтобы быть взрослым тридцатилетним человеком.
– Игорь, не молчи! Скажи: «Ладушки!»
– Ладушки! – Он подумал. – Как меня оденем?
– Серый костюм. Я приготовила.
Сдерживая детскую радость, Светлана пошла в кабинет мужа за серым костюмом, а Игорь Саввович опустился на пуфик, что стоял возле кровати Светланы, задумался… Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Светлана, тесть и теща Карцевы решили воспользоваться тридцатилетием Игоря Саввовича, чтобы наконец-то установить с зятем хотя бы формально сносные отношения. В этом был свой резон, так как год назад муж единственной горячо любимой дочери Карцева без всякой причины стал искусно и безупречно-вежливо уклоняться от встреч с родителями жены и коротких телефонных разговоров с ними. «Сердитесь на нас, Игорь?» – «Что вы, что вы, Людмила Викторовна! За что можно сердиться на такого доброго человека, как вы!.. Передаю трубку Светлане. До свидания!» Если же звонил тесть, Игорь Саввович сразу говорил: «Здравствуйте! Передаю трубку Светлане».
– Вот костюм!
Игорь Саввович сидел неподвижно и думал.
– Тридцать лет, между нами, девочками, говоря, – это лучшая половина жизни позади! – медленно сказал он, но, как ожидалось, не улыбнулся. – Благополучные и жизнелюбивые французы, правда, считают, что мужчина начинает жить в сорок, но они ложатся спать в девять вечера и не знакомы с управляющим Николаевым.
– Игорь!
– Ладушки! Я же сказал: ладушки! – Игорь Саввович лениво поднялся, – Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно… Давай-ка сюда мой серый костюм!
С костюмом в руках Игорь Саввович прошел в свой кабинет, заклиненный, как теперь выражаются, на зеркалах, принялся с костюмом в руках разглядывать свое изображение, подмигивая и театрально улыбаясь. «Вам тридцать лет? – мысленно спросил у изображения Игорь Саввович. – Вы изобрели порох, открыли Америку, провели по реке Коло-Юл большегрузный плот? Посажено дерево, написана книга?»
– Ладушки!
Занудное, постное лицо, тусклые рыбьи глаза, лениво опущенные плечи. Интересно все-таки, почему, увидев такого унылого гражданина, девушки на улице нередко останавливались, мужчины морщились неприязненно, дамы без возраста зазывали беспомощными глазами? Может быть, нынче опять, как в начале века, пошла мода на бледных декадентствующих меланхоликов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118