«Пора спать!»
– Игорь, родной, милый, возьми себя в руки! Все хорошо, все отлично! Тебе станет легче. Ты выспишься, ты завтра будешь спокойным… Ты будешь здоровым. Все, все будет хорошо!
Он медленно поднял голову и мгновенно, как всякий очень пьяный человек, снова изменился – сделался злым, бледным, перекошенным.
– Что будет хорошо? – садистски медленно спросил Игорь Саввович. – В последний раз спрашиваю: что будет хорошо? – Слова душили, он хрипел от обилия слов. – Валентинов – знаменитость, Николаев – сволочь и карьерист, Прончатов – герой нашего времени, Савков – совесть и честь, а кто такой Игорь Саввович Гольцов? Хороший, плохой, умный, глупый? Отвечайте! Ну, отвечайте! Добрый, злой, смелый, трусливый? Ага, не знаете! – вопил он. – Не знаете! Так я вам скажу. Гольцов – никакой. Мыльный пузырь, арифмометр, приставка к Валентинову и письменному столу – вот что такое Гольцов. – Игорь Саввович театрально раскланялся. – Прошу любить и жаловать… Молчите? Ну конечно, вы люди воспитанные, деликатные, добрые. Ха-ха! Не верьте Гольцову! Он болтает… Болтает! Жена, где мои тапочки? Стоп! Я о другом… Да, да, я о другом! – Он качался. – Я о другом… Вы ничего не поймете и понять не мо-о-же-те! Надо быть ребенком, чтобы увидеть голого короля…
Старик Кульманаков крутил ошалело головой, теща замерла в дверях с дымящимися в больших мисках пельменями, Карцев рассматривал рисунок на скатерти, Светлана тихонько плакала, а с Игорем Саввовичем творилось то обычное, что происходит с человеком, когда он впервые за тридцать лет жизни принимает огромную порцию алкоголя и, отравившись, теряет человеческий облик. Игорь Саввович – новая перемена! – вдруг развеселился: заливисто и тонкоголосо хохотал, аплодировал самому себе, кланялся во все стороны, прижимал руку к сердцу. Он схватил плачущую Светлану в охапку, попытался танцевать с ней, но наступил сам себе на ногу и упал бы, если бы Светлана не удержала, а когда выровнялся, объявил, что хочет сделать серьезное заявление и при этом сатанински рассмеялся.
– Девушка, вы мне нравитесь! – страстно сказал он жене. – Разрешите вас проводить. Вы согласны? Спасибо! – Он встал на одно колено. – Я вас люблю! Примите мои поздравления. Что? Вы меня прокатите на автомобиле? Прекрасно! Вы сами водите автомобиль?.. Ах-ах!
Игорь Саввович сделался поразительно деятельным. В мгновение ока он совершил массу поступков: благодарственно пожал руку Карцеву, не узнавая тестя; облобызал тещу, чего никогда не делал; раскланялся со стариком, назвав его уважительно Эдуардом Эдуардовичем; одновременно с этим Игорь Саввович надел пиджак, затянул галстук и начал пятиться, изысканно улыбаясь, раскланиваясь и разговаривая на хорошем английском языке. Кончил он русским языком:
– Это вам сам Игорь Гольцов говорит, сэры, сам Игорь Гольцов! Ах, как жалко, что вы не умеете выговаривать мое отчество! Саввович, сэры, Саввович! Правильнее, конечно, сэры, говорить Саввич, но у Гольцовых говорят Саввович и только Саввович. Каприз, сэры, каприз!
В автомобиле Игорь Саввович продолжал ненасытную деятельность. Для начала он попросил Светлану, называя ее «девушкой», проехаться по главной улице города, чтобы посмотреть праздничную иллюминацию, а когда понял, что никакой иллюминации нет, потребовал, чтобы девушка развила скорость сто шестьдесят километров в час для проверки тормозов. Затем Игорь Саввович долго и пламенно уговаривал Светлану ехать на берег Роми – любоваться пароходами, лунной полосой на темной воде и самой луной.
– Надо, надо прикоснуться к природе, вечной и нетленной! – с пафосом говорил Игорь Саввович. – Почему люди не хотят понять, что природа облагораживает?.. Кстати, знаете, чем я занимаюсь? Уничтожаю природу… А почему мы не едем любоваться золотой полосой лунного света на темной реке?
Все окна автомобиля были открыты, салон продувался насквозь упругим прохладным воздухом, автомобиль двигался, и Игорь Саввович понемножку трезвел, хотя продолжал болтать чепуху, не обращая внимания на хохочущую над ним девушку, которой уже говорил «ты». На середине пути он неожиданно потребовал срочно остановить машину возле первой водоразборной колонки.
– Ты просто обязана, как гуманистка, как человек и женщина, напоить холодной водой умирающего от жажды…
Игорь Саввович прильнул губами к металлическому крану, пахнущему ржавчиной, пил так долго, что Светлана забеспокоилась, но он допил свое, а потом, хохоча и дико вскрикивая, подставил голову под ледяную струю. Мокрый, сел в машину и велел ехать дальше.
– Хотел бы я знать, – ворчливо спросил он, – почему мы не поехали смотреть лунную полосу на темной воде? А кстати, куда ты меня везешь?
– Домой.
– Домой? Это отличная идея!
За полтораста-двести метров от дома Светлана свернула в хорошо освещенный узкий переулок. С одной стороны вдоль узкого переулка стояли четыре гаража с разноокрашенными дверями – красной, зеленой, синей и желтой. Каменные, прочные, большие гаражи были совершенно одинаковыми, над каждым гаражом горела сильная электрическая лампочка в проволочной сетке.
– Приехали! – объявила Светлана. – Вот и приехали! Игорь, выйди, пожалуйста, я поставлю машину.
Игорь Саввович ловко и привычно быстро – ни разу не покачнувшись – выбрался из кабины, отойдя в сторону, принялся с деятельной дотошностью изучать переулок, в котором никогда не был и который ему понравился: казался веселым и уютным. Маленький такой, игрушечный, чистый. Не зная, как называется переулок, Игорь Саввович окрестил его Гаражным. Напротив гаражей на расстоянии ширины переулка стоял четырехэтажный дом всесоюзно распространенной архитектуры.
Ого! А домик-то, оказывается, не был таким тихим и равнодушным, как показалось поначалу. Как только Светлана со звоном открыла замки и потянула на себя скрипящие двери гаража, в одном из окон второго этажа появились сразу три головы – мужская, женская и детская. На третьем этаже в распахнутое окно выглядывала только одна голова, а в дверях крайнего, первого подъезда темнела загадочная женская фигура в зимней шали. Наконец, вспыхнуло окно на торце третьего этажа, на балкон вышла полуголая женщина, поглядела вниз, сонно потянулась и исчезла. Но больше всего Игоря Саввовича интересовали три горящие неоновые буквы – А, Е и А. Между ними были темные промежутки разной величины. Заинтересовавшись, Игорь Саввович сосредоточенно высчитывал:
– Если «аптека», то почему впереди две погасшие буквы? Я вас спрашиваю, почему… две буквы? Молчите? Хорошо! Начинаем сначала… – Он усердно бормотал: – Сначала, говорю, начинаем. Если не «аптека», то первая или две первые буквы – согласные. Какие?
– Прачечная! – сказала за спиной Светлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Игорь, родной, милый, возьми себя в руки! Все хорошо, все отлично! Тебе станет легче. Ты выспишься, ты завтра будешь спокойным… Ты будешь здоровым. Все, все будет хорошо!
Он медленно поднял голову и мгновенно, как всякий очень пьяный человек, снова изменился – сделался злым, бледным, перекошенным.
– Что будет хорошо? – садистски медленно спросил Игорь Саввович. – В последний раз спрашиваю: что будет хорошо? – Слова душили, он хрипел от обилия слов. – Валентинов – знаменитость, Николаев – сволочь и карьерист, Прончатов – герой нашего времени, Савков – совесть и честь, а кто такой Игорь Саввович Гольцов? Хороший, плохой, умный, глупый? Отвечайте! Ну, отвечайте! Добрый, злой, смелый, трусливый? Ага, не знаете! – вопил он. – Не знаете! Так я вам скажу. Гольцов – никакой. Мыльный пузырь, арифмометр, приставка к Валентинову и письменному столу – вот что такое Гольцов. – Игорь Саввович театрально раскланялся. – Прошу любить и жаловать… Молчите? Ну конечно, вы люди воспитанные, деликатные, добрые. Ха-ха! Не верьте Гольцову! Он болтает… Болтает! Жена, где мои тапочки? Стоп! Я о другом… Да, да, я о другом! – Он качался. – Я о другом… Вы ничего не поймете и понять не мо-о-же-те! Надо быть ребенком, чтобы увидеть голого короля…
Старик Кульманаков крутил ошалело головой, теща замерла в дверях с дымящимися в больших мисках пельменями, Карцев рассматривал рисунок на скатерти, Светлана тихонько плакала, а с Игорем Саввовичем творилось то обычное, что происходит с человеком, когда он впервые за тридцать лет жизни принимает огромную порцию алкоголя и, отравившись, теряет человеческий облик. Игорь Саввович – новая перемена! – вдруг развеселился: заливисто и тонкоголосо хохотал, аплодировал самому себе, кланялся во все стороны, прижимал руку к сердцу. Он схватил плачущую Светлану в охапку, попытался танцевать с ней, но наступил сам себе на ногу и упал бы, если бы Светлана не удержала, а когда выровнялся, объявил, что хочет сделать серьезное заявление и при этом сатанински рассмеялся.
– Девушка, вы мне нравитесь! – страстно сказал он жене. – Разрешите вас проводить. Вы согласны? Спасибо! – Он встал на одно колено. – Я вас люблю! Примите мои поздравления. Что? Вы меня прокатите на автомобиле? Прекрасно! Вы сами водите автомобиль?.. Ах-ах!
Игорь Саввович сделался поразительно деятельным. В мгновение ока он совершил массу поступков: благодарственно пожал руку Карцеву, не узнавая тестя; облобызал тещу, чего никогда не делал; раскланялся со стариком, назвав его уважительно Эдуардом Эдуардовичем; одновременно с этим Игорь Саввович надел пиджак, затянул галстук и начал пятиться, изысканно улыбаясь, раскланиваясь и разговаривая на хорошем английском языке. Кончил он русским языком:
– Это вам сам Игорь Гольцов говорит, сэры, сам Игорь Гольцов! Ах, как жалко, что вы не умеете выговаривать мое отчество! Саввович, сэры, Саввович! Правильнее, конечно, сэры, говорить Саввич, но у Гольцовых говорят Саввович и только Саввович. Каприз, сэры, каприз!
В автомобиле Игорь Саввович продолжал ненасытную деятельность. Для начала он попросил Светлану, называя ее «девушкой», проехаться по главной улице города, чтобы посмотреть праздничную иллюминацию, а когда понял, что никакой иллюминации нет, потребовал, чтобы девушка развила скорость сто шестьдесят километров в час для проверки тормозов. Затем Игорь Саввович долго и пламенно уговаривал Светлану ехать на берег Роми – любоваться пароходами, лунной полосой на темной воде и самой луной.
– Надо, надо прикоснуться к природе, вечной и нетленной! – с пафосом говорил Игорь Саввович. – Почему люди не хотят понять, что природа облагораживает?.. Кстати, знаете, чем я занимаюсь? Уничтожаю природу… А почему мы не едем любоваться золотой полосой лунного света на темной реке?
Все окна автомобиля были открыты, салон продувался насквозь упругим прохладным воздухом, автомобиль двигался, и Игорь Саввович понемножку трезвел, хотя продолжал болтать чепуху, не обращая внимания на хохочущую над ним девушку, которой уже говорил «ты». На середине пути он неожиданно потребовал срочно остановить машину возле первой водоразборной колонки.
– Ты просто обязана, как гуманистка, как человек и женщина, напоить холодной водой умирающего от жажды…
Игорь Саввович прильнул губами к металлическому крану, пахнущему ржавчиной, пил так долго, что Светлана забеспокоилась, но он допил свое, а потом, хохоча и дико вскрикивая, подставил голову под ледяную струю. Мокрый, сел в машину и велел ехать дальше.
– Хотел бы я знать, – ворчливо спросил он, – почему мы не поехали смотреть лунную полосу на темной воде? А кстати, куда ты меня везешь?
– Домой.
– Домой? Это отличная идея!
За полтораста-двести метров от дома Светлана свернула в хорошо освещенный узкий переулок. С одной стороны вдоль узкого переулка стояли четыре гаража с разноокрашенными дверями – красной, зеленой, синей и желтой. Каменные, прочные, большие гаражи были совершенно одинаковыми, над каждым гаражом горела сильная электрическая лампочка в проволочной сетке.
– Приехали! – объявила Светлана. – Вот и приехали! Игорь, выйди, пожалуйста, я поставлю машину.
Игорь Саввович ловко и привычно быстро – ни разу не покачнувшись – выбрался из кабины, отойдя в сторону, принялся с деятельной дотошностью изучать переулок, в котором никогда не был и который ему понравился: казался веселым и уютным. Маленький такой, игрушечный, чистый. Не зная, как называется переулок, Игорь Саввович окрестил его Гаражным. Напротив гаражей на расстоянии ширины переулка стоял четырехэтажный дом всесоюзно распространенной архитектуры.
Ого! А домик-то, оказывается, не был таким тихим и равнодушным, как показалось поначалу. Как только Светлана со звоном открыла замки и потянула на себя скрипящие двери гаража, в одном из окон второго этажа появились сразу три головы – мужская, женская и детская. На третьем этаже в распахнутое окно выглядывала только одна голова, а в дверях крайнего, первого подъезда темнела загадочная женская фигура в зимней шали. Наконец, вспыхнуло окно на торце третьего этажа, на балкон вышла полуголая женщина, поглядела вниз, сонно потянулась и исчезла. Но больше всего Игоря Саввовича интересовали три горящие неоновые буквы – А, Е и А. Между ними были темные промежутки разной величины. Заинтересовавшись, Игорь Саввович сосредоточенно высчитывал:
– Если «аптека», то почему впереди две погасшие буквы? Я вас спрашиваю, почему… две буквы? Молчите? Хорошо! Начинаем сначала… – Он усердно бормотал: – Сначала, говорю, начинаем. Если не «аптека», то первая или две первые буквы – согласные. Какие?
– Прачечная! – сказала за спиной Светлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118