– Но это не твоя вина, а твоя беда! Ты давно живешь так, словно не просыпаешься. Прости, но ты похож на автомат, запрограммированный для самых элементарных действий – сон, работа, еда… И это тоже не твоя вина, а твоя беда.
Сигарета Игоря Саввовича давно догорела, он не знал, куда деть окурок, и машинально протянул его Светлане, а сам медленно повторил про себя: «Сколько лет мы прожили под одной крышей чужими людьми». Было от чего собирать на лбу морщины и опускать тяжелую, гудящую от напряжения голову.
– Ладушки!
Третий решающий день
Вскоре после назначения начальником отдела новой техники треста Ромсксплав, на второй день ноябрьских праздников, Игорь Саввович шел к Валентинову домой, приглашенный главным инженером на чашку чая и ванильный торт особого вкуса и полезности, который умела печь только мать Валентинова. С опозданием на час по обледеневшей узкой тропинке на Воскресенскую гору поднимался столичного вида пижон: дубленка расписная, туфли-шлюпки, костюм из самой настоящей английской шерсти, галстук с французской этикеткой.
Двери открыла веселая и шустрая старуха – мать главного инженера, радостно и шумно приветствовала Игоря Саввовича, строго велела не снимать «чеботы», то есть проходить в кабинет сына без всякого стеснения в туфлях-шлюпках. Повеселев от шума, учиненного бабушкой Надеждой Георгиевной, он специальной, вьющейся, легкомысленной походкой вошел в большой кабинет главного инженера. Народу было с гулькин нос: сидела в глубоком кресле маленькая и тоненькая девчушка, напротив устроился Володечка Лиминский, приглашенный вместе с Игорем, и, видимо, уже давно стрелял глазами в девчушку, «кадрил» напропалую, что видел Валентинов и в ответ улыбался особой – антиплебейской, как называл ее Игорь Саввович, – улыбкой, одновременно разговаривая с отчаянно веселым толстяком. Два других гостя, видимо, муж и жена, с достойным видом занимали два простых венских стула. Валентинов радостно представил девушке, толстяку и супругам своего молодого коллегу.
– Прошу любить и жаловать! Игорь Саввович Гольцов… Светлана Ивановна Карцева. – Он показал на девчушку. – Софья Арсентьевна и Петр Петрович Бережковы – гордость советской биологии. Михаил Григорьевич Семенов – мой полковой командир и друг детства… Игорь Саввович, прошу быть как дома…
Фирменные посудины для коктейлей, облепленная медалями бутылка водки, сандвичи, накрахмаленные тонкие салфетки с монограммами, фамильное столовое серебро декабристского рода; всегдашнее принципиальное отсутствие на столе черной икры, истребляемых и вымирающих осетров и стерляди. Взамен этого было все необходимое для сибирского деликатеса – пельменей: уксус в хрустальном графине, масло – для любителей есть пельмени с маслом, сметана – для любителей есть пельмени со сметаной, красный перец и черный – для любителей пельменей с перцем.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, Игорь Саввович!
Он живенько присел на скамеечку для ног – седая старина! – и принялся наблюдать за биологами, супружеской парой лет за сорок, так как дамская часть «гордости советской биологии», уважаемая Софья Арсентьевна, выкаблучивалась, словно столичная манекенщица, гостящая в родной деревне. С ног до головы заграничная, в туго обтягивающем брючном костюме, она возлежала на стуле, заводила глаза под лоб, изображая светскость, чтобы соответствовать аристократичности валентиновского дома, то есть салфеткам с монограммами и фамильному серебру, вещей естественных для Валентинова и поэтому незамечаемых. Софья Арсентьевна серебристо смеялась или держала на лице ослепительную улыбку. На всякий случай Игорь Саввович посмотрел на Софью Арсентьевну одобрительно и как бы пораженно: «Вы прекрасны! Вы удивительно прекрасны!» Поймав его взгляд и приняв за чистую монету, «гордость советской биологии» с утроенной силой бросилась в светскость.
– Мы говорили об экологических проблемах, – сказал Валентинов. – Петр Петрович совершенно неожиданно для меня одинаково сильно обеспокоен вырубкой кедровников и лиственниц, осин, кустарников типа чернотала, ивняка и ветельника… Натурально, истребление осинников опасно для спичечного производства, но вырубка кедровников, или как мы, сибиряки, говорим, кедрачей, – многоважная потеря, равносильная катастрофе.
Только-только привыкающий к валентиновской манере говорить, Игорь Саввович посмеивался над тем, что в праздничный день хозяин и его почтенные гости говорили об экологических проблемах, что Валентинов употреблял слова «натурально» и «многоважно», что веселый толстяк и даже Володечка Лиминский слушали ученый разговор с деятельным вниманием.
– Вы должны понять, Петр Петрович, что гибель кедровников ни с чем не сравнимая катастрофа…
На Валентинове были незнакомый Игорю Саввовичу черный костюм, лакированные туфли, галстук-бабочка и белая рубашка, накрахмаленная до того, что казалась выкованной из белой листовой стали; знаменитая бородка Сергея Сергеевича, естественно, торчала пикой. Сегодня Валентинов казался молодым, было трудно поверить, что он перенес два инфаркта. Наблюдая за ним, Игорь Саввович досадливо слушал протяжный и манерный голос Софьи Арсентьевны.
– Вы одного не учитываете, дорогой и многоуважаемый Сергей Сергеевич. Ирригация, как известно, вызывает приток влаги из близлежащих районов почв, между тем болота…
А чем занималась маленькая, худенькая и – это Игорь Саввович заметил не сразу – по-настоящему красивая девчушка? Выяснилось, что она предельно внимательно, серьезно и уважительно слушала ученую жвачку и была забавна тем, что то и дело меняла выражение лица. Когда говорил Валентинов, девчушка, казалось, думала: «Прав, совершенно прав!», – а когда брали слово Бережковы, на лице девчушки снова можно было прочесть: «Правы, они совершенно правы!» Это значило, что, во-первых, маленькая женщина очень добра и, во-вторых, не имела никакого отношения к лесосплаву и биологии, а по тому, как сидела в глубоком кресле – вместе с ногами, в привычной позе, было понятно, что она – давняя знакомая Валентинова. Поразмыслив, Игорь Саввович быстренько пододвинулся к ней со своим стульчиком, сморщив нос, интимно сказал:
– Если я не опоздал и Володечка Лиминский потерпел крах, то сразу вношу ясность. Я за вами ухаживаю, что значит произвожу закидоны. Вопрос первый: по какому рецепту и где производят таких, как вы? Вопрос второй: нравятся ли вам холостые мужчины моего типа? Третий, то есть последний, вопрос: по какому телефону вам звонить?.. Я ничего не забыл из большого джентльменского набора?
Светлана Ивановна негромко, но весело засмеялась, повернулась к Игорю Саввовичу, без смущения и кокетства посмотрела ему прямо в глаза, и он сразу понял, что перед ним – редкая в наше бурное и переусложненное время женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Сигарета Игоря Саввовича давно догорела, он не знал, куда деть окурок, и машинально протянул его Светлане, а сам медленно повторил про себя: «Сколько лет мы прожили под одной крышей чужими людьми». Было от чего собирать на лбу морщины и опускать тяжелую, гудящую от напряжения голову.
– Ладушки!
Третий решающий день
Вскоре после назначения начальником отдела новой техники треста Ромсксплав, на второй день ноябрьских праздников, Игорь Саввович шел к Валентинову домой, приглашенный главным инженером на чашку чая и ванильный торт особого вкуса и полезности, который умела печь только мать Валентинова. С опозданием на час по обледеневшей узкой тропинке на Воскресенскую гору поднимался столичного вида пижон: дубленка расписная, туфли-шлюпки, костюм из самой настоящей английской шерсти, галстук с французской этикеткой.
Двери открыла веселая и шустрая старуха – мать главного инженера, радостно и шумно приветствовала Игоря Саввовича, строго велела не снимать «чеботы», то есть проходить в кабинет сына без всякого стеснения в туфлях-шлюпках. Повеселев от шума, учиненного бабушкой Надеждой Георгиевной, он специальной, вьющейся, легкомысленной походкой вошел в большой кабинет главного инженера. Народу было с гулькин нос: сидела в глубоком кресле маленькая и тоненькая девчушка, напротив устроился Володечка Лиминский, приглашенный вместе с Игорем, и, видимо, уже давно стрелял глазами в девчушку, «кадрил» напропалую, что видел Валентинов и в ответ улыбался особой – антиплебейской, как называл ее Игорь Саввович, – улыбкой, одновременно разговаривая с отчаянно веселым толстяком. Два других гостя, видимо, муж и жена, с достойным видом занимали два простых венских стула. Валентинов радостно представил девушке, толстяку и супругам своего молодого коллегу.
– Прошу любить и жаловать! Игорь Саввович Гольцов… Светлана Ивановна Карцева. – Он показал на девчушку. – Софья Арсентьевна и Петр Петрович Бережковы – гордость советской биологии. Михаил Григорьевич Семенов – мой полковой командир и друг детства… Игорь Саввович, прошу быть как дома…
Фирменные посудины для коктейлей, облепленная медалями бутылка водки, сандвичи, накрахмаленные тонкие салфетки с монограммами, фамильное столовое серебро декабристского рода; всегдашнее принципиальное отсутствие на столе черной икры, истребляемых и вымирающих осетров и стерляди. Взамен этого было все необходимое для сибирского деликатеса – пельменей: уксус в хрустальном графине, масло – для любителей есть пельмени с маслом, сметана – для любителей есть пельмени со сметаной, красный перец и черный – для любителей пельменей с перцем.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, Игорь Саввович!
Он живенько присел на скамеечку для ног – седая старина! – и принялся наблюдать за биологами, супружеской парой лет за сорок, так как дамская часть «гордости советской биологии», уважаемая Софья Арсентьевна, выкаблучивалась, словно столичная манекенщица, гостящая в родной деревне. С ног до головы заграничная, в туго обтягивающем брючном костюме, она возлежала на стуле, заводила глаза под лоб, изображая светскость, чтобы соответствовать аристократичности валентиновского дома, то есть салфеткам с монограммами и фамильному серебру, вещей естественных для Валентинова и поэтому незамечаемых. Софья Арсентьевна серебристо смеялась или держала на лице ослепительную улыбку. На всякий случай Игорь Саввович посмотрел на Софью Арсентьевну одобрительно и как бы пораженно: «Вы прекрасны! Вы удивительно прекрасны!» Поймав его взгляд и приняв за чистую монету, «гордость советской биологии» с утроенной силой бросилась в светскость.
– Мы говорили об экологических проблемах, – сказал Валентинов. – Петр Петрович совершенно неожиданно для меня одинаково сильно обеспокоен вырубкой кедровников и лиственниц, осин, кустарников типа чернотала, ивняка и ветельника… Натурально, истребление осинников опасно для спичечного производства, но вырубка кедровников, или как мы, сибиряки, говорим, кедрачей, – многоважная потеря, равносильная катастрофе.
Только-только привыкающий к валентиновской манере говорить, Игорь Саввович посмеивался над тем, что в праздничный день хозяин и его почтенные гости говорили об экологических проблемах, что Валентинов употреблял слова «натурально» и «многоважно», что веселый толстяк и даже Володечка Лиминский слушали ученый разговор с деятельным вниманием.
– Вы должны понять, Петр Петрович, что гибель кедровников ни с чем не сравнимая катастрофа…
На Валентинове были незнакомый Игорю Саввовичу черный костюм, лакированные туфли, галстук-бабочка и белая рубашка, накрахмаленная до того, что казалась выкованной из белой листовой стали; знаменитая бородка Сергея Сергеевича, естественно, торчала пикой. Сегодня Валентинов казался молодым, было трудно поверить, что он перенес два инфаркта. Наблюдая за ним, Игорь Саввович досадливо слушал протяжный и манерный голос Софьи Арсентьевны.
– Вы одного не учитываете, дорогой и многоуважаемый Сергей Сергеевич. Ирригация, как известно, вызывает приток влаги из близлежащих районов почв, между тем болота…
А чем занималась маленькая, худенькая и – это Игорь Саввович заметил не сразу – по-настоящему красивая девчушка? Выяснилось, что она предельно внимательно, серьезно и уважительно слушала ученую жвачку и была забавна тем, что то и дело меняла выражение лица. Когда говорил Валентинов, девчушка, казалось, думала: «Прав, совершенно прав!», – а когда брали слово Бережковы, на лице девчушки снова можно было прочесть: «Правы, они совершенно правы!» Это значило, что, во-первых, маленькая женщина очень добра и, во-вторых, не имела никакого отношения к лесосплаву и биологии, а по тому, как сидела в глубоком кресле – вместе с ногами, в привычной позе, было понятно, что она – давняя знакомая Валентинова. Поразмыслив, Игорь Саввович быстренько пододвинулся к ней со своим стульчиком, сморщив нос, интимно сказал:
– Если я не опоздал и Володечка Лиминский потерпел крах, то сразу вношу ясность. Я за вами ухаживаю, что значит произвожу закидоны. Вопрос первый: по какому рецепту и где производят таких, как вы? Вопрос второй: нравятся ли вам холостые мужчины моего типа? Третий, то есть последний, вопрос: по какому телефону вам звонить?.. Я ничего не забыл из большого джентльменского набора?
Светлана Ивановна негромко, но весело засмеялась, повернулась к Игорю Саввовичу, без смущения и кокетства посмотрела ему прямо в глаза, и он сразу понял, что перед ним – редкая в наше бурное и переусложненное время женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118