Предпоследняя буква «и». Забавно!
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел. Разгладились морщины, посвежела кожа у глаз, и, даже глубокие волевые складки возле губ смягчились. Добрым, славным, простецким и моложавым был сейчас Валентинов, и Игорь Саввович совершил неожиданный поступок – приподнял тяжелую голову и раздельно спросил:
– Скажите, Сергей Сергеевич, почему вы назвали катер «Леной»? Это женское имя или название реки?
Как и ожидалось, улыбка медленно сползла с лица главного инженера, словно ее, улыбку, стянули за кончики, брови сдвинулись, бородка превратилась в пику. Сейчас он был страшным, этот интеллигентный добряк и душка Валентинов. Наверное, таким бывал главный инженер на войне, когда зарабатывал раны, ордена и медали. От такого человека можно было ожидать всего – удара в челюсть, выстрела, взмаха ножа. Ого-го, какие дремлющие силы и скрытые возможности вскрыл в родном отце Игорь Саввович Гольцов!
– Извольте не совать нос не в свои дела! – медленно и жестко сказал Валентинов. – Простите за резкость!
Игорь Саввович был так удивлен, что позабыл обидеться и в ответ нахамить главному, что в любой другой обстановке непременно сделал бы… Пять лет назад катер главного инженера треста Ромсксплав ранним утром лихо пришвартовался к деревянному причалу плотбища Коло-Юл, а встречающий начальство руководитель сплавного участка Гольцов на искреннее приветствие Валентинова не ответил, так как впервые узнал, что скоростной катер главного называется «Леной». Это слово было написано с двух сторон носовой части, на корме и на шести спасательных кругах. Молодому начальнику сплавного участка Гольцову пришлось отвернуться от удивленного этим главного инженера, чтобы Валентинов не прочел в глазах: «Я знаю, почему вы так назвали катер. В честь моей матери и вашей бывшей жены. Я – ваш сын!»
Теперь Валентинов сидел в поролоновом кресле такой, что казалось, брось в него камешком – раздастся металлический звон, и неизвестно, что произошло бы дальше, если бы на палубу не взлетел из трюма матрос-радист.
– Игорь Саввович, вас зовут до рации. Чей-то производственный отдел запрашивает. Срочно!
Никакой производственный отдел ничего не запрашивал, а просто Володечка Лиминский, бесясь от безделья после отъезда Валентинова, интересовался бесценной жизнью и здоровьем своего дружка Гольцова. В ответ на «Иди к черту!», произнесенному энергично, Володечка не смутился, а передал еще и поклон от полковника Митрия Микитича. «Ты хоть и чертыхаешься, – сказал он, – а без тебя скучно. Пулька не состоится… Слушай, есть анекдот: Ах не хотите! Тогда будьте здоровы!»
Обливаясь потом, с огромным трудом поднявшись на палубу, Игорь Саввович сразу заметил, что с Валентиновым произошло еще что-то новенькое. Ноги у него были не скрещенными, а вытянутыми, руки – такое наблюдалось впервые! – беспомощно лежали на коленях, голова опустилась на грудь, глаза были закрыты, и даже сомбреро наползало на лоб.
Игорь Саввович нервно зевнул. В постаревшем лице Валентинова, в сомкнутых веках, в подбородке, во всей согбенной фигуре было такое, что глаз от главного инженера отрывать не хотелось… В далекое-далекое прошлое, в молодость ушел Валентинов. Школьные звонки, старинные танго и вальсы, запах черемухи в саду на Воскресенской горе, лодка на темной реке, Ленка Веселовская с косой ниже пояса, страх и боль войны, и опять Елена Веселовская, одна только она – разная: новая и старая, в бриллиантах и бархате, в телогрейке и кимоно. Лена, Лена, Лена! Счастливым было постаревшее лицо, нежно подрагивали губы, нежность таилась в раздвоенном подбородке…
«Валентинов до сих пор любит мать! – сквозь головную боль и вертящуюся муть с жалостью и нежностью думал Игорь Саввович. – От него можно ожидать всего… Любит! Он любит маму!..» Игорь Саввович осторожно лег, сдерживая тошноту и обморочное головокружение, думал теперь о том, что он – как это ни горько и ни обременительно – тоже любит главного инженера, тянется к нему, хочет всегда видеть и слышать, гордиться Валентиновым, подражает ему. «Проклятые гены! Яблоко от яблони… Черт возьми, отваливается голова! Идиот несчастный – захотелось напиться!»
– Погибаю во цвете лет! – жалобно простонал Игорь Саввович. – Нет ли в аптечке анальгина, тройчатки или, наконец, синильной кислоты?
Валентинов, не открывая глаз, распорядился:
– Октябрин Васильевич, принесите Игорю Саввовичу две пилюли анальгина и воды…
Выпив лекарство, Игорь Саввович лег на спину. Солнце светило в лицо, небо казалось почти черным, так как не было ни единого облачка; чайки походили на бумажных «птичек», и все это густо и плотно усыпано бордовыми и коричневыми точками – так рябило в глазах. «Князь Болконский на ратном поле! – иронизировал над собой Игорь Саввович. – Высокие философские мысли бороздили его высокое чело!..»
– Сергей Сергеевич, – негромко спросил Игорь Саввович. – Знаете ли вы хоть одну скамейку в нашем городском парке?
Валентинов посмотрел на Игоря Саввовича удивленно.
– Скамейку? В парке? Гм! – Главный инженер пожал плечами. – Извольте! Позади раковины для духового оркестра… Самая тихая и тенистая скамейка! Гм! Почему это вас интересует, Игорь Саввович?
– Утилитарно! Интересуюсь, скоро ли буду водворен на псишку…
– Гм! Бог знает, что вы плетете!
Главный инженер откинулся, опять закрыл глаза, и было ясно, что вспоминает о тихой скамейке в городском парке, на которой когда-то целовался с матерью Игоря Саввовича. Главный инженер не знал, что его сын три дня назад сидел в одиночестве на этой скамейке и думал, идти или не идти к отцу. Валентинов также не знал, что его бывшая жена, рассказывая сыну о тайне его рождения, мельком упомянула о скамейке за раковиной для духового оркестра… «А что, если мать тоже любит Валентинова? – подумал Игорь Саввович и криво улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел. Разгладились морщины, посвежела кожа у глаз, и, даже глубокие волевые складки возле губ смягчились. Добрым, славным, простецким и моложавым был сейчас Валентинов, и Игорь Саввович совершил неожиданный поступок – приподнял тяжелую голову и раздельно спросил:
– Скажите, Сергей Сергеевич, почему вы назвали катер «Леной»? Это женское имя или название реки?
Как и ожидалось, улыбка медленно сползла с лица главного инженера, словно ее, улыбку, стянули за кончики, брови сдвинулись, бородка превратилась в пику. Сейчас он был страшным, этот интеллигентный добряк и душка Валентинов. Наверное, таким бывал главный инженер на войне, когда зарабатывал раны, ордена и медали. От такого человека можно было ожидать всего – удара в челюсть, выстрела, взмаха ножа. Ого-го, какие дремлющие силы и скрытые возможности вскрыл в родном отце Игорь Саввович Гольцов!
– Извольте не совать нос не в свои дела! – медленно и жестко сказал Валентинов. – Простите за резкость!
Игорь Саввович был так удивлен, что позабыл обидеться и в ответ нахамить главному, что в любой другой обстановке непременно сделал бы… Пять лет назад катер главного инженера треста Ромсксплав ранним утром лихо пришвартовался к деревянному причалу плотбища Коло-Юл, а встречающий начальство руководитель сплавного участка Гольцов на искреннее приветствие Валентинова не ответил, так как впервые узнал, что скоростной катер главного называется «Леной». Это слово было написано с двух сторон носовой части, на корме и на шести спасательных кругах. Молодому начальнику сплавного участка Гольцову пришлось отвернуться от удивленного этим главного инженера, чтобы Валентинов не прочел в глазах: «Я знаю, почему вы так назвали катер. В честь моей матери и вашей бывшей жены. Я – ваш сын!»
Теперь Валентинов сидел в поролоновом кресле такой, что казалось, брось в него камешком – раздастся металлический звон, и неизвестно, что произошло бы дальше, если бы на палубу не взлетел из трюма матрос-радист.
– Игорь Саввович, вас зовут до рации. Чей-то производственный отдел запрашивает. Срочно!
Никакой производственный отдел ничего не запрашивал, а просто Володечка Лиминский, бесясь от безделья после отъезда Валентинова, интересовался бесценной жизнью и здоровьем своего дружка Гольцова. В ответ на «Иди к черту!», произнесенному энергично, Володечка не смутился, а передал еще и поклон от полковника Митрия Микитича. «Ты хоть и чертыхаешься, – сказал он, – а без тебя скучно. Пулька не состоится… Слушай, есть анекдот: Ах не хотите! Тогда будьте здоровы!»
Обливаясь потом, с огромным трудом поднявшись на палубу, Игорь Саввович сразу заметил, что с Валентиновым произошло еще что-то новенькое. Ноги у него были не скрещенными, а вытянутыми, руки – такое наблюдалось впервые! – беспомощно лежали на коленях, голова опустилась на грудь, глаза были закрыты, и даже сомбреро наползало на лоб.
Игорь Саввович нервно зевнул. В постаревшем лице Валентинова, в сомкнутых веках, в подбородке, во всей согбенной фигуре было такое, что глаз от главного инженера отрывать не хотелось… В далекое-далекое прошлое, в молодость ушел Валентинов. Школьные звонки, старинные танго и вальсы, запах черемухи в саду на Воскресенской горе, лодка на темной реке, Ленка Веселовская с косой ниже пояса, страх и боль войны, и опять Елена Веселовская, одна только она – разная: новая и старая, в бриллиантах и бархате, в телогрейке и кимоно. Лена, Лена, Лена! Счастливым было постаревшее лицо, нежно подрагивали губы, нежность таилась в раздвоенном подбородке…
«Валентинов до сих пор любит мать! – сквозь головную боль и вертящуюся муть с жалостью и нежностью думал Игорь Саввович. – От него можно ожидать всего… Любит! Он любит маму!..» Игорь Саввович осторожно лег, сдерживая тошноту и обморочное головокружение, думал теперь о том, что он – как это ни горько и ни обременительно – тоже любит главного инженера, тянется к нему, хочет всегда видеть и слышать, гордиться Валентиновым, подражает ему. «Проклятые гены! Яблоко от яблони… Черт возьми, отваливается голова! Идиот несчастный – захотелось напиться!»
– Погибаю во цвете лет! – жалобно простонал Игорь Саввович. – Нет ли в аптечке анальгина, тройчатки или, наконец, синильной кислоты?
Валентинов, не открывая глаз, распорядился:
– Октябрин Васильевич, принесите Игорю Саввовичу две пилюли анальгина и воды…
Выпив лекарство, Игорь Саввович лег на спину. Солнце светило в лицо, небо казалось почти черным, так как не было ни единого облачка; чайки походили на бумажных «птичек», и все это густо и плотно усыпано бордовыми и коричневыми точками – так рябило в глазах. «Князь Болконский на ратном поле! – иронизировал над собой Игорь Саввович. – Высокие философские мысли бороздили его высокое чело!..»
– Сергей Сергеевич, – негромко спросил Игорь Саввович. – Знаете ли вы хоть одну скамейку в нашем городском парке?
Валентинов посмотрел на Игоря Саввовича удивленно.
– Скамейку? В парке? Гм! – Главный инженер пожал плечами. – Извольте! Позади раковины для духового оркестра… Самая тихая и тенистая скамейка! Гм! Почему это вас интересует, Игорь Саввович?
– Утилитарно! Интересуюсь, скоро ли буду водворен на псишку…
– Гм! Бог знает, что вы плетете!
Главный инженер откинулся, опять закрыл глаза, и было ясно, что вспоминает о тихой скамейке в городском парке, на которой когда-то целовался с матерью Игоря Саввовича. Главный инженер не знал, что его сын три дня назад сидел в одиночестве на этой скамейке и думал, идти или не идти к отцу. Валентинов также не знал, что его бывшая жена, рассказывая сыну о тайне его рождения, мельком упомянула о скамейке за раковиной для духового оркестра… «А что, если мать тоже любит Валентинова? – подумал Игорь Саввович и криво улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118