Быть может, пробьет двенадцать и ничего не случится. Он еле
удерживает часы в дрожащей руке. Он считает минуты... секунды...
Вдруг часы падают на пол, и он в ужасе вскакивает. -- Зовет! -- шепчет
он и, не мигая, смотрит в окно13.
Нагель выбегает из дома, устремляется к набережной и топится.
4
Нетрудно заметить сходство конструкции Гамсуна с конструкцией Хармса. В
обоих случаях смерть каким-то образом вписана в повествование, отмеряемое
ходом времени и настойчивым упоминанием часов. В обоих случаях временная
прогрессия разрушается провалами -- амнезией, сном, но все же не
останавливается и пронизывает собой все слои наррации.
Чтобы понять темпоральную систему повествований Хармса и Гамсуна
следует сказать несколько слов о психологии существования во времени.
Физическое или математическое время представляется в виде некой линии,
поделенной надвое точкой настоящего. Настоящее лишь условная точка деления
совершенно единообразного и абстрактно членимого потока. Часы с их
циферблатом и монотонным ходом измеряют такое абстрактное время. Для
субъекта же такой темпоральной однородности не существует. Прошлое
совершенно не равнозначно будущему, а настоящее никак не сводится к условной
точке деления, не имеющей протяженности.
Ницше в эссе "О пользе и вреде истории для жизни" воображает себе образ
идиллического счастья в виде стада пасущихся животных. Животные счастливы
потому, что не имеют памяти, то есть прошлого:
Человек может, пожалуй, спросить животное: "Почему ты мне ничего не
говоришь о твоем счастье, а только смотришь на меня?" Животное не прочь
ответить и сказать: "Это происходит потому, что я сейчас же забываю то, что
хочу сказать", -- но тут же оно забывает и этот ответ и молчит, что немало
удивляет человека14.
Животное счастливо потому, что оно "растворено в настоящем" и не знает
бремени истории. Среди разных причин, обусловливающих человеческое
несчастье, Ницше называет неспособность к забвению и предлагает представить
некоего урода, полностью лишенного умения забывать. Ницше называет его
"учеником Гераклита":
Представьте себе как крайний пример человека, который был бы совершенно
лишен способности забывать, который был бы осужден видеть
_______________
13 Там же. С. 417.
14 Ницше Фридрих. О вреде и пользе истории для жизни / Пер. Я.
Бермана // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 161.
Время 113
повсюду только становление: такой человек потерял бы веру в свое
собственное бытие, в себя самого, для такого человека все расплылось бы в
ряд движущихся точек, и он затерялся бы в этом потоке становления:
подобно верному ученику Гераклита, он в конце концов не нашел бы в себе
мужества пошевелить пальцем15.
Счастье животных в стаде связано с тем, что они существуют только в
настоящем. Им дано поэтому переживание полноты бытия. Поскольку "ученик
Гераклита" не может провести различия между настоящим и прошлым, он как бы
множится, распадается на различные временные фазы существования и гибнет под
тяжестью собственного становления.
Ницше, однако, не учитывал одной существенной детали. Счастье, о
котором он говорит, неотделимо от ощущения будущего, от способности
проектировать свою жизнь. Более того, отсутствие полноценной памяти у
животных -- следствие как раз того, что животные не могут проектировать
будущее. То же самое и с детьми. Отсутствие долговременной памяти у детей
связано с тем, что они не могут мыслить будущее. Время не просто исходит из
человека и удаляется в прошлое, оно протекает через человека в бесконечное
будущее. По выражению Эмманюэля Левинаса, "в той же мере, в какой
беспамятство занимает место истока, бесконечное является телеологией
времени"16 .
Вернемся к воображаемому разговору с животными. Животные ничего не
могут сказать Ницше потому, что не имеют памяти. Они не помнят, что,
собственно, они хотели сказать, они забывают "ответ". Такое понимание речи
делает ее продуктом некоего предшествующего намерения. Речь как бы возникает
из прошлого. В терминах Фуко, всякий дискурс традиционно понимается как
"уже-сказанное", как незримо предсуществующий в прошлом.
Однако можно посмотреть на молчание животных и иначе. Они ничего не
могут говорить еще и потому, что не способны проективно мыслить, потому что
не имеют временной перспективы, в которую могла бы уходить, разворачиваться
речь.
Проективная функция будущего времени в психологическом аспекте была
наиболее полно изучена экзистенциальным психоанализом и феноменологической
психиатрией. Эжен Минковский обратил внимание на то, что в некоторых случаях
отношение пациентов к будущему времени может претерпеть изменения,
оказывающие влияние на всю картину мира. Например, в результате
травматического опыта будущее оказывается блокированным, человек как бы
отказывается от движения в будущее. В результате время, которое для обычного
человека движется как некий жизненный поток, становится иным.
Минковский описал такого пациента, у которого "отказ" от будущего приводит к
тому, что течение времени начинает восприниматься как монотонное, унылое,
неотвратимое:
________________
15 Там же. С. 162.
16 Levinas Emmanuel. Dieu, la mort et le temps. Paris: Grasset,
1993. P. 128.
114 Глава 4
Не было больше ни действий, ни желаний, которые бы исходили из
настоящего и были направлены в будущее и соединяли между собой тоскливые,
однообразные дни. В результате каждый день приобрел необычную независимость
и больше не был погружен в восприятие какого-либо жизненного континуума;
каждый день жизни начинался сначала, как одинокий остров в сером море
проходящего времени17.
Жизнь, таким образом, лишается смысла и становится, по выражению
Людвига Бинсвангера, объектом возобновляющихся вторжений "неожиданного в
неподвижность мировых часов"18.
Навязчивый образ часов -- это как раз образ психологического времени, у
которого блокировано будущее и которое становится однообразно корпускулярным
временем, чрезвычайно похожим на линеарное и равномерное время классических
физики и математики. Это время, которое не может двигаться вперед в виде
потока. Бергсон, наиболее полно сформулировавший концепцию времени как
потока, между прочим, относил смерть, ощущение конечности существования не к
первичному переживанию времени -- длительности, а связывал их с деградацией
жизненной энергии. У Гамсуна очевидна эта связь появления часов с
невозможностью проективного поведения и в конечном счете со смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
удерживает часы в дрожащей руке. Он считает минуты... секунды...
Вдруг часы падают на пол, и он в ужасе вскакивает. -- Зовет! -- шепчет
он и, не мигая, смотрит в окно13.
Нагель выбегает из дома, устремляется к набережной и топится.
4
Нетрудно заметить сходство конструкции Гамсуна с конструкцией Хармса. В
обоих случаях смерть каким-то образом вписана в повествование, отмеряемое
ходом времени и настойчивым упоминанием часов. В обоих случаях временная
прогрессия разрушается провалами -- амнезией, сном, но все же не
останавливается и пронизывает собой все слои наррации.
Чтобы понять темпоральную систему повествований Хармса и Гамсуна
следует сказать несколько слов о психологии существования во времени.
Физическое или математическое время представляется в виде некой линии,
поделенной надвое точкой настоящего. Настоящее лишь условная точка деления
совершенно единообразного и абстрактно членимого потока. Часы с их
циферблатом и монотонным ходом измеряют такое абстрактное время. Для
субъекта же такой темпоральной однородности не существует. Прошлое
совершенно не равнозначно будущему, а настоящее никак не сводится к условной
точке деления, не имеющей протяженности.
Ницше в эссе "О пользе и вреде истории для жизни" воображает себе образ
идиллического счастья в виде стада пасущихся животных. Животные счастливы
потому, что не имеют памяти, то есть прошлого:
Человек может, пожалуй, спросить животное: "Почему ты мне ничего не
говоришь о твоем счастье, а только смотришь на меня?" Животное не прочь
ответить и сказать: "Это происходит потому, что я сейчас же забываю то, что
хочу сказать", -- но тут же оно забывает и этот ответ и молчит, что немало
удивляет человека14.
Животное счастливо потому, что оно "растворено в настоящем" и не знает
бремени истории. Среди разных причин, обусловливающих человеческое
несчастье, Ницше называет неспособность к забвению и предлагает представить
некоего урода, полностью лишенного умения забывать. Ницше называет его
"учеником Гераклита":
Представьте себе как крайний пример человека, который был бы совершенно
лишен способности забывать, который был бы осужден видеть
_______________
13 Там же. С. 417.
14 Ницше Фридрих. О вреде и пользе истории для жизни / Пер. Я.
Бермана // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 161.
Время 113
повсюду только становление: такой человек потерял бы веру в свое
собственное бытие, в себя самого, для такого человека все расплылось бы в
ряд движущихся точек, и он затерялся бы в этом потоке становления:
подобно верному ученику Гераклита, он в конце концов не нашел бы в себе
мужества пошевелить пальцем15.
Счастье животных в стаде связано с тем, что они существуют только в
настоящем. Им дано поэтому переживание полноты бытия. Поскольку "ученик
Гераклита" не может провести различия между настоящим и прошлым, он как бы
множится, распадается на различные временные фазы существования и гибнет под
тяжестью собственного становления.
Ницше, однако, не учитывал одной существенной детали. Счастье, о
котором он говорит, неотделимо от ощущения будущего, от способности
проектировать свою жизнь. Более того, отсутствие полноценной памяти у
животных -- следствие как раз того, что животные не могут проектировать
будущее. То же самое и с детьми. Отсутствие долговременной памяти у детей
связано с тем, что они не могут мыслить будущее. Время не просто исходит из
человека и удаляется в прошлое, оно протекает через человека в бесконечное
будущее. По выражению Эмманюэля Левинаса, "в той же мере, в какой
беспамятство занимает место истока, бесконечное является телеологией
времени"16 .
Вернемся к воображаемому разговору с животными. Животные ничего не
могут сказать Ницше потому, что не имеют памяти. Они не помнят, что,
собственно, они хотели сказать, они забывают "ответ". Такое понимание речи
делает ее продуктом некоего предшествующего намерения. Речь как бы возникает
из прошлого. В терминах Фуко, всякий дискурс традиционно понимается как
"уже-сказанное", как незримо предсуществующий в прошлом.
Однако можно посмотреть на молчание животных и иначе. Они ничего не
могут говорить еще и потому, что не способны проективно мыслить, потому что
не имеют временной перспективы, в которую могла бы уходить, разворачиваться
речь.
Проективная функция будущего времени в психологическом аспекте была
наиболее полно изучена экзистенциальным психоанализом и феноменологической
психиатрией. Эжен Минковский обратил внимание на то, что в некоторых случаях
отношение пациентов к будущему времени может претерпеть изменения,
оказывающие влияние на всю картину мира. Например, в результате
травматического опыта будущее оказывается блокированным, человек как бы
отказывается от движения в будущее. В результате время, которое для обычного
человека движется как некий жизненный поток, становится иным.
Минковский описал такого пациента, у которого "отказ" от будущего приводит к
тому, что течение времени начинает восприниматься как монотонное, унылое,
неотвратимое:
________________
15 Там же. С. 162.
16 Levinas Emmanuel. Dieu, la mort et le temps. Paris: Grasset,
1993. P. 128.
114 Глава 4
Не было больше ни действий, ни желаний, которые бы исходили из
настоящего и были направлены в будущее и соединяли между собой тоскливые,
однообразные дни. В результате каждый день приобрел необычную независимость
и больше не был погружен в восприятие какого-либо жизненного континуума;
каждый день жизни начинался сначала, как одинокий остров в сером море
проходящего времени17.
Жизнь, таким образом, лишается смысла и становится, по выражению
Людвига Бинсвангера, объектом возобновляющихся вторжений "неожиданного в
неподвижность мировых часов"18.
Навязчивый образ часов -- это как раз образ психологического времени, у
которого блокировано будущее и которое становится однообразно корпускулярным
временем, чрезвычайно похожим на линеарное и равномерное время классических
физики и математики. Это время, которое не может двигаться вперед в виде
потока. Бергсон, наиболее полно сформулировавший концепцию времени как
потока, между прочим, относил смерть, ощущение конечности существования не к
первичному переживанию времени -- длительности, а связывал их с деградацией
жизненной энергии. У Гамсуна очевидна эта связь появления часов с
невозможностью проективного поведения и в конечном счете со смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155