Кроме того,
_______________
43 Витгенштейн Людвиг. Философские работы / Пер. М. С. Козловой
и Ю. А. Асеева.Ч. 1. М.: Логос, 1994. С. 296-297.
Окно 63
МиР составляют согласную основу слова "Мир", о котором у Хармса есть
рассказ. Рассказ называется "Мыр" и еще будет рассматриваться мной в ином
контексте. В данном случае, однако, следует привести некоторые цитаты из
этого текста, непосредственно связанные с алфавитной фрагментацией и
дефигурацией. Текст этот вновь вводит мотив невидимого "предмета":
Я говорил себе, что я вижу мир. Но весь мир был недоступен моему
взгляду, и я видел только части мира. И все, что я видел, я называл только
частями мира. <...> И вдруг я перестал видеть их, а потом и другие части. И
я испугался, что рухнет мир. Но тут я понял, что я не вижу частей по
отдельности, а вижу все зараз. Сначала я думал, что это НИЧТО. Но потом
понял, что это мир, а то, что я видел раньше, был не мир. <...> Но только я
понял, что вижу мир, как я перестал его видеть (ПВН, 313--314).
В самом общем смысле речь идет об исчезновении "предмета" в момент
обретения им имени. Но рассказ существует на нескольких уровнях, один из
которых -- алфавитный. Видеть части означает также видеть буквы. Первая
стадия зрения -- чередование частей (М и Р), затем эти части начинают
пониматься как части целого, как части "МиРа". Но поскольку части вытесняют
друг друга, мир воспринимается как "ничто", как чистый продукт
"дефигурации". Поэтому увидеть "Мир" означает осуществить взаимную
аннигиляцию чередующихся частей, его первоэлементов. Фигура, возникающая в
итоге этого странного процесса, не может быть видна -- она результат
стирания составляющих ее частей, она амнезическая фигура. Но именно в
виде стертой амнезической неназываемой фигуры и предстают мир, бог, звезда.
Они фигуры невидимого, возникающие в результате дефигурации.
То, что Р и М являются "частями" имени Хармса, вводит внутрь самого
имени такой же процесс дефигурации, отчасти отражающийся в постоянной,
навязчивой смене писательских псевдонимов, заставляющей вспомнить об
аналогичной практике дефигурации и стирания у Кьеркегора.
Смена псевдонимов у Хармса означает, что он сам в данный момент не
присутствует в тексте, что он "стерт", что он замещен иным лицом. Речь, по
сути дела, идет о включении автора в затеянную им самим игру перестановок.
Кьеркегор объяснял необходимость псевдонимов тем, что никто не в состоянии
достичь того, что он называл состоянием "актуальности". Иными словами, речь
идет о невозможности выражать себя "здесь и теперь" в качестве собственного
"я". Кьеркегор пояснял:
...человек не существует целиком как личность, актуальность не может
полностью овладеть им. Никто не говорит "я". Один человек говорит от лица
столетия, другой -- от лица публики, третий -- от лица науки, иной говорит с
точки зрения официальной, и всюду жизни их гарантированы традицией, согласно
которой "другие" делают то же самое44.
_______________
44 Kierkegaard Seren. Papers and Journals: A Selection / Ed. by
Aiastair Harmay. Harmondsworth: Penguin Books, 1996. P. 407.
64 Глава 2
Человек постоянно замещается другим. И это замещение фиксируется в
смене имен. По мнению Валерия Подорога, такая смена имен позволяет
Кьеркегору занимать нейтральную позицию, сохранять дистанцированность по
отношению к себе самому. В результате события, описанные в тексте,
отторгаются от индивидуальной психологии и удерживаются "в качестве
идеальной экзистенциальной формы". В пределе речь идет о повествовании, в
которое вписана смерть:
Псевдонимия была бы невозможна без нового понимания смерти.
Действительно, разве не об этом говорит запрет Киркегора на произнесение
собственного имени: имя не может быть произнесено, поскольку оно принадлежит
экзистенциальному переживанию события, где не существует субъекта
переживания. Поэтому знак смерти есть знак, который относим к субъекту,
вступающему в экзистенциальные измерения события, и смерть более не
понимается как "конец всего", но как знак, указывающий на возможность
перехода в иную интенсивность жизни. Киркегор говорит об "идеальности"
смерти...45
У Хармса перестановки букв, смена псевдонимов, чехарда смертей его
персонажей и легкость их взаимозаменяемости, безусловно, взаимосвязаны.
Дефигурация -- это процедура, связанная со смертью, вписанной в текст, так
же как и установка Хармса на преодоление временного измерения текста, его
коллапсирование во вневременную точку. Морис Бланшо показал, до какой
степени писательский труд связан с опытом смерти. Писать -- значит
отказываться от себя, забываться, расстворяться в чужом, обрекать себя на
одиночество, в котором исключается временное измерение человеческого
существования46. Все это в той или иной мере проступает в практике забывания
(забывания себя) и работе "алфавитных машин", действующих как бы без воли
автора, вне его психики. Литературное событие, таким образом, не становится
событием индивидуального авторского сознания, но оказывается результатом
внешнего по отношению к нему функционирования вневременного пространства
амнезии. Псевдоним идеально выражает такое безличное функционирование
текста, в котором "мир" возникает через перебор элементов и тут же исчезает
вместе с субъектом.
8
Любопытно, между прочим, что основу ряда слов, которые как бы
автоматически ассоциируются с буквами, составляет чередование Р и М: Разум,
Рама, Ремень... А то, что слово "мир" внутренне монограмматично для Хармса
(оно и читается как "М и Р"), подтверждается и записью в дневнике: "Весь мир
-- окно -- Эстер" (ГББ, 101).
Еще раз вглядимся в отношение имен Эстер и Рая, как они вписаны в
"окно". Эстер -- звезда, в нем звучит некое высказывание, ус-
__________________________
45 Подорога Валерий. Выражение и смысл. М.: Ad Marginem, 1995.
С. 94.
46 См., например: Blanchot Maurice. La solitude essentielle et
la solitude dans le monde // L'Espace litteraire. Paris: Gallimard, 1955. P.
341--344.
Окно 65
кользающее от нас потому, что оно скрыто именем: "есть Р". Эстер
означает утверждение Р, а следовательно, оно содержит в себе и
самоотрицание, потому что Р -- это Рая. Утвердительная форма имени есть
стирание его самого, его замещение.
В слове "мир" или "мыр" мы имеем одновременное соприсутствие или
чередование элементов. При этом существование их дается через соединительный
союз "и" именно как сосуществование, как "бытие с" (Mitsein). Для
Хармса очень существенна эта двойственная форма сосуществования -- "там" и
"тут", "вот и "вут" и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
_______________
43 Витгенштейн Людвиг. Философские работы / Пер. М. С. Козловой
и Ю. А. Асеева.Ч. 1. М.: Логос, 1994. С. 296-297.
Окно 63
МиР составляют согласную основу слова "Мир", о котором у Хармса есть
рассказ. Рассказ называется "Мыр" и еще будет рассматриваться мной в ином
контексте. В данном случае, однако, следует привести некоторые цитаты из
этого текста, непосредственно связанные с алфавитной фрагментацией и
дефигурацией. Текст этот вновь вводит мотив невидимого "предмета":
Я говорил себе, что я вижу мир. Но весь мир был недоступен моему
взгляду, и я видел только части мира. И все, что я видел, я называл только
частями мира. <...> И вдруг я перестал видеть их, а потом и другие части. И
я испугался, что рухнет мир. Но тут я понял, что я не вижу частей по
отдельности, а вижу все зараз. Сначала я думал, что это НИЧТО. Но потом
понял, что это мир, а то, что я видел раньше, был не мир. <...> Но только я
понял, что вижу мир, как я перестал его видеть (ПВН, 313--314).
В самом общем смысле речь идет об исчезновении "предмета" в момент
обретения им имени. Но рассказ существует на нескольких уровнях, один из
которых -- алфавитный. Видеть части означает также видеть буквы. Первая
стадия зрения -- чередование частей (М и Р), затем эти части начинают
пониматься как части целого, как части "МиРа". Но поскольку части вытесняют
друг друга, мир воспринимается как "ничто", как чистый продукт
"дефигурации". Поэтому увидеть "Мир" означает осуществить взаимную
аннигиляцию чередующихся частей, его первоэлементов. Фигура, возникающая в
итоге этого странного процесса, не может быть видна -- она результат
стирания составляющих ее частей, она амнезическая фигура. Но именно в
виде стертой амнезической неназываемой фигуры и предстают мир, бог, звезда.
Они фигуры невидимого, возникающие в результате дефигурации.
То, что Р и М являются "частями" имени Хармса, вводит внутрь самого
имени такой же процесс дефигурации, отчасти отражающийся в постоянной,
навязчивой смене писательских псевдонимов, заставляющей вспомнить об
аналогичной практике дефигурации и стирания у Кьеркегора.
Смена псевдонимов у Хармса означает, что он сам в данный момент не
присутствует в тексте, что он "стерт", что он замещен иным лицом. Речь, по
сути дела, идет о включении автора в затеянную им самим игру перестановок.
Кьеркегор объяснял необходимость псевдонимов тем, что никто не в состоянии
достичь того, что он называл состоянием "актуальности". Иными словами, речь
идет о невозможности выражать себя "здесь и теперь" в качестве собственного
"я". Кьеркегор пояснял:
...человек не существует целиком как личность, актуальность не может
полностью овладеть им. Никто не говорит "я". Один человек говорит от лица
столетия, другой -- от лица публики, третий -- от лица науки, иной говорит с
точки зрения официальной, и всюду жизни их гарантированы традицией, согласно
которой "другие" делают то же самое44.
_______________
44 Kierkegaard Seren. Papers and Journals: A Selection / Ed. by
Aiastair Harmay. Harmondsworth: Penguin Books, 1996. P. 407.
64 Глава 2
Человек постоянно замещается другим. И это замещение фиксируется в
смене имен. По мнению Валерия Подорога, такая смена имен позволяет
Кьеркегору занимать нейтральную позицию, сохранять дистанцированность по
отношению к себе самому. В результате события, описанные в тексте,
отторгаются от индивидуальной психологии и удерживаются "в качестве
идеальной экзистенциальной формы". В пределе речь идет о повествовании, в
которое вписана смерть:
Псевдонимия была бы невозможна без нового понимания смерти.
Действительно, разве не об этом говорит запрет Киркегора на произнесение
собственного имени: имя не может быть произнесено, поскольку оно принадлежит
экзистенциальному переживанию события, где не существует субъекта
переживания. Поэтому знак смерти есть знак, который относим к субъекту,
вступающему в экзистенциальные измерения события, и смерть более не
понимается как "конец всего", но как знак, указывающий на возможность
перехода в иную интенсивность жизни. Киркегор говорит об "идеальности"
смерти...45
У Хармса перестановки букв, смена псевдонимов, чехарда смертей его
персонажей и легкость их взаимозаменяемости, безусловно, взаимосвязаны.
Дефигурация -- это процедура, связанная со смертью, вписанной в текст, так
же как и установка Хармса на преодоление временного измерения текста, его
коллапсирование во вневременную точку. Морис Бланшо показал, до какой
степени писательский труд связан с опытом смерти. Писать -- значит
отказываться от себя, забываться, расстворяться в чужом, обрекать себя на
одиночество, в котором исключается временное измерение человеческого
существования46. Все это в той или иной мере проступает в практике забывания
(забывания себя) и работе "алфавитных машин", действующих как бы без воли
автора, вне его психики. Литературное событие, таким образом, не становится
событием индивидуального авторского сознания, но оказывается результатом
внешнего по отношению к нему функционирования вневременного пространства
амнезии. Псевдоним идеально выражает такое безличное функционирование
текста, в котором "мир" возникает через перебор элементов и тут же исчезает
вместе с субъектом.
8
Любопытно, между прочим, что основу ряда слов, которые как бы
автоматически ассоциируются с буквами, составляет чередование Р и М: Разум,
Рама, Ремень... А то, что слово "мир" внутренне монограмматично для Хармса
(оно и читается как "М и Р"), подтверждается и записью в дневнике: "Весь мир
-- окно -- Эстер" (ГББ, 101).
Еще раз вглядимся в отношение имен Эстер и Рая, как они вписаны в
"окно". Эстер -- звезда, в нем звучит некое высказывание, ус-
__________________________
45 Подорога Валерий. Выражение и смысл. М.: Ad Marginem, 1995.
С. 94.
46 См., например: Blanchot Maurice. La solitude essentielle et
la solitude dans le monde // L'Espace litteraire. Paris: Gallimard, 1955. P.
341--344.
Окно 65
кользающее от нас потому, что оно скрыто именем: "есть Р". Эстер
означает утверждение Р, а следовательно, оно содержит в себе и
самоотрицание, потому что Р -- это Рая. Утвердительная форма имени есть
стирание его самого, его замещение.
В слове "мир" или "мыр" мы имеем одновременное соприсутствие или
чередование элементов. При этом существование их дается через соединительный
союз "и" именно как сосуществование, как "бытие с" (Mitsein). Для
Хармса очень существенна эта двойственная форма сосуществования -- "там" и
"тут", "вот и "вут" и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155