...если в мелодии означаемым считать направление интервала (вверх,
вниз), то два звука, обозначающих этот интервал, при слушании неотделимы от
самого интервала; может, поэтому Введенский так часто упоминает в своих
вещах музыку, музыкантов и певцов, звуки -- ведь он хотел, чтобы поэзия
производила не только словесное чудо, но и реальное: он называет это
превращением слова в предмет, одного состояния в другое20.
Речь здесь идет о том, что интервал, определяющий сущность мелодии,
будучи своеобразным тут, разделяющим там и там (верх и
низ -- направления чрезвычайно важные для обэриутов), в результате
производит "нечто" понимаемое как время, но само разделение там и
там носит пространственный характер. Поэтому музыкальность стиха у
Введенского позволяет перейти от чисто числовой гармонии звуков к
"реальному", к "предмету",
За этим разделением миров на тут и там стоит гностическая
традиция, которой Хармс интересовался (см., например, написанный им в 1931
году диалог гностика и Атруна). Согласно гностическому учению, существуют
"этот мир" и "иной мир", принципиально противоположный ему и непостижимый.
Из "иного мира" в этот доходит лишь голос вестников (тема "вестников"
излюбленная у Друскина, Липавского, Хармса).
В одном из произведений 1929 года Хармс подвергает троичному разделению
существо по имени Тарфик (который определяется как "зверь первоначальный";
тема первоначального существа -- типично гностическая). Персонаж Ку
характеризует его совершенно в духе гностического манихейства:
Два в тебе существа.
Одно земное
Тарфик -- имя существу,
а другое легче вздоха
Ку зовется существо
Для отличья от меня
Ананан его названье...
(1, 147)
______________________
20 Друскин Яков. Коммуникативность в творчестве Александра
Введенского // Театр. 1991. No 11. С. 83.
Троица существования 267
Само тело становится результатом разделения. Ку описывает себя как
"восемь третьих человека" -- как нечто возникающее от деления на три. В
другом тексте 1930 года говорится:
...на плечах его висело три десятых головы.
(2, 74)
Три в таком контексте -- принцип существования, производящий немыслимые
цифровые и телесные комбинации.
Вертикальная черта в схеме рассечения сердца у Рабана Мавра вполне
может пониматься как диаграмматическое изображение препятствия. Само
же возникновение троицы из процесса рассечения указывает как раз на "троицу
существования". Сердце не предшествует диаграмме, оно возникает
тогда, когда оно разрезается на две половины, на "то" и на "это". Схема
Мавра, вероятно, означает не только возникновение числа из разрезания тела,
но и схему возникновения тела (как чего-то наделенного существованием) из
разрезания знака.
Но есть в этих "трех восьмых человека" явное нежелание иметь дело с
целыми числами. Деление, как выявление кратности, заключенной в
"пропорциональном" теле, подменяется Хармсом идеей "некратности",
невозможности поделить без остатка, воплощенной все в том же треугольнике21.
Флоренский говорил об арифметически невозможных числах и даже называл
их "трансцендентными", потому что
длина диагонали [треугольника] трансцендентна <...> в отношении
длины стороны. Этот факт впервые открыт еще Пифагором; как известно, сам
геометр ужаснулся глубине открытого им факта...22
По мнению Флоренского, несуществующие числа, возникающие из
"невозможных" делений, -- это иррациональный результат рациональных
операций. Возможности преодоления антиномии рационального и иррационального
он видел в математике Кантора. Как известно, Кантор различал единицу и
бесконечный ряд чисел, заключенных в единицу, который он называл
"иррациональным числом". И хотя в пределе иррациональное число стремится к
единице и даже равно ей, оно фундаментально отличается от единицы. Единица в
такой ситуации оказывается, по выражению Флоренского, "трансцендентной" для
иррационального числа. При этом иррациональное число может
____________
21 Ср. со сходными фантазиями в "Автобиографии трупа" Сигизмунда
Кржижановского:
...с довольно ранних лет меня стал посещать один странный примысел: 0,6
человека. <...> Зажмурил веки и вижу: ровное, за горизонт уползающее белое
поле; поле расчерчено на прямоугольные верстовые квадраты. Сверху вялые,
ленивые хлопья снега. И на каждом квадрате у скрещения диагоналей оно:
сутулое, скудное телом и низко склоненное над нищей обмерзлой землей -- 0,6
человека. Именно так: 0,6. Не просто половина, не получеловек, нет. К
"просто" тут припутывалась еще какая-то мелкая, десимметрирующая дробность.
В неполноту -- как это ни противоречиво -- вкрадывался какой-то излишек,
какое-то "сверх" (Кржижановский Сигизмунд. Возвращение Мюнхгаузена.
Л.: Худлит, 1990. С. 29).
22 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. С. 507.

268 Глава 9
быть транспонировано в единицу, но единица не может быть
транспонирована в него. Между ними устанавливается понятие сходства, "хотя
это "сходство" есть только сходство намека -- не тавтегория"23.
Тот факт, что одно и то же число может заключать в себе совершенно
разные, даже несовместимые понятия, важен для-Флоренского потому, что он
дает "новую" по сравнению с Боэцием перспективу решения вопроса о
триединстве.
Рассуждения Флоренского интересны для меня в той мере, в какой они
увязывают троичность, троицу, "тернер" с бесконечностью, нулем и
постулированием двух несоотносимых миров внутри одного и того же числа. Как
будет видно из дальнейшего, все эти понятия играют в мире Хармса
существенную роль.
5
Тарфик -- двойное существо -- у Хармса раздваивается на два имени и два
телесных состояния. "Мясо", "тела мертвые основы" отваливаются "камнем в
ров", а пальцы тянутся ввысь, как листва (1, 147-- 148).
Раздвоение тела как результат разрезания имени интересовал Хлебникова.
Тема двойничества прежде всего связывалась у него с Египтом и мотивом Ка --
души, отделенной от тела. Примером развития этого мотива может служить цикл
текстов о Степане Разине, в имени которого Хлебников обнаруживал египетский
корень -- "Ра". В стихотворении 1921 года тема разрезания-удвоения получает
одно из наиболее полных своих воплощений:
Pa -- видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде,
Созерцающий свой сон и себя
В мышонке, тихо ворующем болотный злак,
В молодом лягушонке, надувшем белые пузыри в знак мужества,
В траве зеленой, порезавшей красным почерком стан у девушки, согнутой
серпом,
Собиравшей осоку для топлива и дома,
В струях рыб, волнующих травы, пускающих кверху пузырьки,
Окруженный Волгой глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155