– Нет, папа, нет! Пожалуйста, нет! – закричала изо всех сил Фрэнси. – Ну я прошу тебя! Умоляю! Я сделаю все, что ты скажешь. Я больше никогда не буду делать плохо. Я обещаю… только, пожалуйста, не убивай собачку! Не убива-а-а-й!..
Гарри Хэррисон снова заткнул уши, когда прогремел выстрел. Словно во сне, мальчик смотрел, как большая, песчаного цвета собака стала медленно заваливаться на землю. В глазах ее застыло недоуменное выражение. Крови оказалось совсем мало, но Гарри почувствовал, что его тошнит. Тем не менее, он все равно знал, что отец прав. Тот объяснил ему, как обстоят дела на самом деле, когда они мерили шагами палубу, пересекая на яхте Атлантический океан на пути домой. Гарри взглянул на сестру – некрасивое рыдающее существо, обнимавшее мертвую собаку, – и не ощутил к ней ни малейшей жалости в эту минуту. Если отец утверждал, что она заслужила наказание, значит, так оно и было.
Происшествие не удалось замолчать. Слуги Хэррисонов растрезвонили о нем по всему городу, и скоро история с собакой стала всеобщим достоянием. В самых модных салонах Сан-Франциско только и говорили о том, как миллионер Гормен Хэррисон держит свою дочь под замком в комнате для прислуги с зарешеченным окном и что он в наказание застрелил ее собаку. Говорили о том, что он бьет дочь, когда та плохо себя ведет, а подобное случается весьма часто, и что он нанял строгую гувернантку, чтобы обучать ее французскому языку и вышиванию, а также для того, чтобы девочка ближе познакомилась с Библией и затвердила благодаря Святой книге основные моральные принципы, необходимые человеку.
– У каждой семьи есть свой крест, – перешептывались близкие и дальние знакомые Хэррисонов, попивая чай. – Слава Богу, что юный Гарри Хэррисон совсем не похож на сестру. Он привлекателен, как и его отец, и обладает прекрасными манерами – настоящий маленький аристократ. Он далеко пойдет, этот мальчик, а в один прекрасный день унаследует все отцовские миллионы.
О Фрэнси Хэррисон скоро позабыли. В последующие десять лет она продолжала жить при тусклом свете ламп четвертого этажа, изучала французский, вышивала аккуратненькие цветочки на скатертях, которыми никто не пользовался, и ходила на ежедневные прогулки в сопровождении своей тюремщицы-гувернантки.
Каждую неделю гувернантка докладывала о ее поведении отцу, и если прегрешений набиралось слишком много, ее приглашали в кабинет хозяина, и он лично бил ее старым поводком, оставшимся от Принцессы.
Гарри послали учиться в привилегированную частную школу на востоке страны, и Фрэнси видела его от случая к случаю, в основном когда он приезжал на каникулы. По отношению к сестре он вел себя грубо и при малейшей возможности старался избегать ее общества, со слугами был невероятно высокомерен и только в свете выглядел настоящим ангелом. Про себя Фрэнси решила, что Гарри похож на червяка и не стоит ее внимания. Он был копией своего отца.
Фрэнси по-прежнему оставалась пленницей в собственном доме и тосковала по матери и Принцессе, вспоминая лишь дни, проведенные когда-то на ранчо, где она была счастлива.
Глава 7
Джош Эйсгарт был задумчивый маленький человечек с русой головкой, немного грустными чистыми серыми глазами и улыбкой, способной завоевать любое сердце. Они с Сэмми Моррисом были не схожи друг с другом, как мел и сыр: у Сэмми волосы темные, у Джоша – светлые; Сэмми отличался полнотой, Джош же был строен, словно тополек; настроение Сэмми менялось с быстротой молнии, энергия из него так и прыскала, а Джоша почти невозможно было рассердить, и он ни в ком не видел зла. Он существовал в собственном вымышленном мире. Но миссис Моррис всегда утверждала, что заводилой во всех школьных шалостях являлся Джош, хотя Энни уверяла, что все происходило как раз наоборот. Тем не менее, она относилась к Сэмми, как к родному, и готова была даже отдать ему часть своего сердца, если бы в нем не царил так безраздельно младший брат.
Оттого-то она так сильно расстроилась, когда узнала, что Фрэнк Эйсгарт решил подняться еще на ступеньку вверх по социальной лестнице и построить себе четырехэтажный дом из красного кирпича с четырьмя спальнями на лесистом холме в удалении от Монтгомери-стрит. Когда дом был построен, к нему присоединили деревянную веранду и насадили вокруг живую изгородь из благородного лавра. Фрэнк назвал свое новое жилище «Вилла, увитая плющом», хотя плющ в этих местах никогда не произрастал. Эйсгарт перевез всю старую мебель и прикупил новый гарнитур, отделанный темно-зеленым бархатом, кроме того, на виллу доставили тяжеленный резной дубовый буфет с зеркалом, массивный стол и шесть мощных дубовых стульев под стать буфету. Вместе с мебелью Фрэнк перевез на «Виллу, увитую плющом» и всех своих домочадцев.
Когда Джош впервые сообщил Сэмми о переезде, последний был буквально ошарашен.
– Мы прожили дверь в дверь столько лет, а теперь ты уезжаешь за целую милю от нас. Это все равно что пятьдесят, – буквально кипел Сэмми от злости, усилием воли пытаясь сдержать слезы ярости. – Уж больше мы не увидимся.
– Конечно, увидимся, – успокаивал приятеля Джош, положив руку ему на плечо. – Разве мы не самые близкие друзья? Ничто не может нас разлучить.
Так и случилось. Большую часть свободного времени Джош проводил у Сэмми дома, что, помимо всего прочего, избавляло его от долгого путешествия в школу на своих двоих, особенно неприятного в дурную погоду, поскольку трамвай от холма Эйсгарта – так стали в городе называть место, где стоял дом Фрэнка, – еще не ходил. В субботу же и в воскресенье Сэмми не вылезал из комнаты Джоша в новом доме.
– Сейчас я точно знаю, что мой Сэмми буквально помешан на твоем Джоше, – сказала однажды миссис Моррис со смехом Энни. Иногда я думаю, что если Джош ему предложит полететь на Луну, то Сэмми с готовностью это выполнит.
Энни улыбнулась в ответ на шутку, но миссис Моррис заметила, что улыбка у нее усталая. Энни исполнилось двадцать. Она была небольшого роста, пухленькая и смотрела на мир красивыми золотисто-карими глазами. Ее каштановые волосы отливали тусклым блеском и были всегда тщательно причесаны. Однако люди замечали, что, несмотря на приятную внешность, личной жизни у Энни нет. Иногда в субботу, если погода стояла теплая, она могла исчезнуть из дома часика на два-три, но все понимали, что она гуляет в одиночестве, поскольку друзей у нее не было. В значительной степени это произошло потому, что она слишком рано покинула школу и в самом юном возрасте превратилась в «маму» для своих младших братьев. Во время подобных уединенных прогулок Энни садилась на трамвай и доезжала до конечной станции, находившейся неподалеку от начинавшегося сразу за городом леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177