Ему еще не приходилось видеть белой женщины, и он решил, что она – уродливейшее существо в мире, а ее голубые глаза, излучавшие непривычный свет летнего неба, могли принадлежать только дьяволу в человеческом облике. Судя же по светлым, почти белым волосам, ей можно было, на его взгляд, дать, по меньшей мере, сто лет.
– Добро пожаловать, младший брат, – проговорил хозяин дома, обращаясь исключительно к Лаи Цину и как бы не замечая Фрэнси. – Ты увидишь, что храм предков Лилин тщательно подметен и содержится в чистоте. К сожалению, позолоту местами сорвало из-за сильных зимних ветров, и мне пришлось потратить определенные средства, чтобы ее заменить. Каждую неделю моя жена ходит в храм твоих предков и в молитве отдает им дань уважения. Сходи, и ты увидишь все собственными глазами.
– Спасибо за сообщение, старший брат, – ответил Лаи Цин. Затем он повернулся к Фрэнси и сказал по-английски: – Это второй сын Ки Чанг Фена от первой жены. Другие уже давно разбрелись по городам в поисках работы, но этот – слишком ленив, да и пьет много. Его молодая жена – добрая женщина, и ей жилось бы гораздо лучше без него, но она – китаянка и, согласно традициям, будет подчиняться своему мужу и никогда не осмелится его бросить, хотя он бьет ее и относится к ней хуже, чем к любой служанке. Такова судьба женщины в Китае.
Фрэнси дружелюбно улыбнулась женщине, и та стыдливо юркнула за спину мужа. Лаи Цин протянул старшему брату небольшой кожаный кошелек, и тот опять принялся низко кланяться и благодарить, а хищное, выжидающее выражение на его лице сменилось масленой льстивой улыбкой.
Жители деревни давно уже собрались и тихо стояли в почтительном отдалении, наблюдая за встречей братьев, но стоило Мандарину и Фрэнси направиться к ним, как они стали отворачиваться и прятать лица, опасаясь, что женщина, которую привел с собой Мандарин, является самым настоящим дьяволом.
По дороге к храму Лаи Цин и Фрэнси повстречали кучку веселых ребятишек, которые, в отличие от взрослых, не испугались «белой дьяволицы», поскольку с ней вместе был Лаи Цин, а он всегда раздавал им монетки и маленькие подарки, доставая их из необъятных карманов широкого синего халата.
Так они добрались до храма Лилин, расположенного, на холме. Увидев его вблизи, Фрэнси едва не вскрикнула от восторга. Алые стены храма блестели, словно обитые атласом, – такой эффект достигался тем, что каждый слой краски после просушки полировали мелкой наждачной бумагой, затем наносили новый слой краски, на него – слой лака, и операция повторялась вновь. Декоративная сквозная резьба по дереву отличалась особенной изысканностью, а загнутые к небу острые законцовки крыши были окрашены в зеленый цвет. Изнутри стены храма украшали мраморные плиты с вырезанными на них иероглифами, обозначавшими имена Лилин и ее двух погибших детей. Иероглифы были покрыты толстым слоем позолоты, которую время от времени подновляли.
Лаи Цин зажег ароматические палочки и, вложив их в небольшие бронзовые держатели, многократно простерся ниц, а затем сказал, обращаясь к Фрэнси:
– Я привел тебя сюда, потому что не могу более жить, отягощая свое сознание грехами. Прошу тебя с терпением и вниманием выслушать мой рассказ. Я поведаю тебе о двух истинах, а после – предоставлю тебе право судить меня по своему усмотрению. – Он глубоко вздохнул и добавил: – Давай присядем в доме моей матери, и я поведаю тебе секреты своей души.
Фрэнси взглянула на мраморную плиту с отливающими золотом иероглифами – все, что осталось от Лилин и ее детей, – потом перевела взгляд на доброе лицо Мандарина и проговорила:
– Мой добрый друг, чтобы ни хранилось в твоей душе, знай, что ты можешь поделиться этим со мной. Не опасайся моего суда, поскольку кто я такая, чтобы судить других? И помни – нет ничего под небом, что могло бы разрушить нашу дружбу и ту любовь, которую я питаю к тебе.
– Посмотрим, – тихо сказал Мандарин.
Рассказ Лаи Цина оказался длинным, и, когда он закончил, в глазах Фрэнси стояли слезы. Ее сердце было переполнено сочувствием к другу. Она раскинула руки и приняла Лаи Цина в свои любящие объятия.
– Спасибо тебе, – прошептала она. – Все, что ты когда-либо совершил, имело своей целью одно только добро. Для меня большая честь иметь такого друга, как ты.
Они покинули храм и начали медленно спускаться вниз по крутой извилистой тропке. Так они и шли вместе – гордый темноволосый китаец в торжественных развевающихся одеждах и светловолосая женщина в простой широкой голубой юбке. Они вернулись к ожидавшему их белоснежному пароходу, который был готов в любой момент отправиться в плавание по маршруту, по которому много лет назад двинулись Лаи Цин и его сестра Мей-Линг, и который Мандарину, после его паломничества в храм предков Лилин с Фрэнси, уже не суждено было никогда повторить.
Глава 36
Фрэнси отплыла из Гонконга в Европу через неделю после путешествия на родину Лаи Цина: Она должна была встретиться в Париже с Энни, а затем они собирались вместе отправиться на поиски стоящей виноградной лозы для прививки своему калифорнийскому винограду. Британский корабль, на котором плыла Фрэнси, был переполнен семьями колониальных чиновников, возвращавшимися в Англию на время отпуска, суровыми пьющими мужчинами, работавшими на каучуковых плантациях в джунглях Малайи, и загорелыми плантаторами с Цейлона, которые занимались выращиванием чайного куста на этой благословенной земле. Кроме того, как обычно, на борту корабля находилась кучка иностранных дипломатов и бизнесменов.
Как тайпан одного из богатейших хонгов, Фрэнси восседала за одним столом с капитаном в окружении наиболее значительных по своему социальному положению пассажиров и вполне справлялась с ролью очень богатой и деловой женщины. Каждый вечер она появлялась в кают-компании одетая скромно, но очень дорого в один из своих парижских туалетов. Волосы она собирала в высокую прическу, куда вкалывала драгоценные булавки из жада, а на шею надевала нитку превосходного жемчуга. И как всегда, ей сопутствовал запах жасминовых духов. Она улыбалась людям, сидевшим с ней за одним столом, и охотно поддерживала беседу, если с ней заговаривали, но никогда не поощряла тех восхищенных взглядов, которыми ее одаривали мужчины, и не задерживалась после обеда ни на минуту. Стоило ей выйти из-за стола и направиться в свою каюту, как оставшиеся тут же начинали судачить о ней и ее богатстве. Впрочем, никто из джентльменов не позволял себе открыто выказывать Фрэнси знаки своего внимания – все знали, что Франческа Хэррисон является наложницей великого тайпана Мандарина Лаи Цина. Фрэнси догадывалась о содержании застольных бесед, но это ее совершенно не волновало – главное, чтобы попутчики не пытались нарушить ее покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
– Добро пожаловать, младший брат, – проговорил хозяин дома, обращаясь исключительно к Лаи Цину и как бы не замечая Фрэнси. – Ты увидишь, что храм предков Лилин тщательно подметен и содержится в чистоте. К сожалению, позолоту местами сорвало из-за сильных зимних ветров, и мне пришлось потратить определенные средства, чтобы ее заменить. Каждую неделю моя жена ходит в храм твоих предков и в молитве отдает им дань уважения. Сходи, и ты увидишь все собственными глазами.
– Спасибо за сообщение, старший брат, – ответил Лаи Цин. Затем он повернулся к Фрэнси и сказал по-английски: – Это второй сын Ки Чанг Фена от первой жены. Другие уже давно разбрелись по городам в поисках работы, но этот – слишком ленив, да и пьет много. Его молодая жена – добрая женщина, и ей жилось бы гораздо лучше без него, но она – китаянка и, согласно традициям, будет подчиняться своему мужу и никогда не осмелится его бросить, хотя он бьет ее и относится к ней хуже, чем к любой служанке. Такова судьба женщины в Китае.
Фрэнси дружелюбно улыбнулась женщине, и та стыдливо юркнула за спину мужа. Лаи Цин протянул старшему брату небольшой кожаный кошелек, и тот опять принялся низко кланяться и благодарить, а хищное, выжидающее выражение на его лице сменилось масленой льстивой улыбкой.
Жители деревни давно уже собрались и тихо стояли в почтительном отдалении, наблюдая за встречей братьев, но стоило Мандарину и Фрэнси направиться к ним, как они стали отворачиваться и прятать лица, опасаясь, что женщина, которую привел с собой Мандарин, является самым настоящим дьяволом.
По дороге к храму Лаи Цин и Фрэнси повстречали кучку веселых ребятишек, которые, в отличие от взрослых, не испугались «белой дьяволицы», поскольку с ней вместе был Лаи Цин, а он всегда раздавал им монетки и маленькие подарки, доставая их из необъятных карманов широкого синего халата.
Так они добрались до храма Лилин, расположенного, на холме. Увидев его вблизи, Фрэнси едва не вскрикнула от восторга. Алые стены храма блестели, словно обитые атласом, – такой эффект достигался тем, что каждый слой краски после просушки полировали мелкой наждачной бумагой, затем наносили новый слой краски, на него – слой лака, и операция повторялась вновь. Декоративная сквозная резьба по дереву отличалась особенной изысканностью, а загнутые к небу острые законцовки крыши были окрашены в зеленый цвет. Изнутри стены храма украшали мраморные плиты с вырезанными на них иероглифами, обозначавшими имена Лилин и ее двух погибших детей. Иероглифы были покрыты толстым слоем позолоты, которую время от времени подновляли.
Лаи Цин зажег ароматические палочки и, вложив их в небольшие бронзовые держатели, многократно простерся ниц, а затем сказал, обращаясь к Фрэнси:
– Я привел тебя сюда, потому что не могу более жить, отягощая свое сознание грехами. Прошу тебя с терпением и вниманием выслушать мой рассказ. Я поведаю тебе о двух истинах, а после – предоставлю тебе право судить меня по своему усмотрению. – Он глубоко вздохнул и добавил: – Давай присядем в доме моей матери, и я поведаю тебе секреты своей души.
Фрэнси взглянула на мраморную плиту с отливающими золотом иероглифами – все, что осталось от Лилин и ее детей, – потом перевела взгляд на доброе лицо Мандарина и проговорила:
– Мой добрый друг, чтобы ни хранилось в твоей душе, знай, что ты можешь поделиться этим со мной. Не опасайся моего суда, поскольку кто я такая, чтобы судить других? И помни – нет ничего под небом, что могло бы разрушить нашу дружбу и ту любовь, которую я питаю к тебе.
– Посмотрим, – тихо сказал Мандарин.
Рассказ Лаи Цина оказался длинным, и, когда он закончил, в глазах Фрэнси стояли слезы. Ее сердце было переполнено сочувствием к другу. Она раскинула руки и приняла Лаи Цина в свои любящие объятия.
– Спасибо тебе, – прошептала она. – Все, что ты когда-либо совершил, имело своей целью одно только добро. Для меня большая честь иметь такого друга, как ты.
Они покинули храм и начали медленно спускаться вниз по крутой извилистой тропке. Так они и шли вместе – гордый темноволосый китаец в торжественных развевающихся одеждах и светловолосая женщина в простой широкой голубой юбке. Они вернулись к ожидавшему их белоснежному пароходу, который был готов в любой момент отправиться в плавание по маршруту, по которому много лет назад двинулись Лаи Цин и его сестра Мей-Линг, и который Мандарину, после его паломничества в храм предков Лилин с Фрэнси, уже не суждено было никогда повторить.
Глава 36
Фрэнси отплыла из Гонконга в Европу через неделю после путешествия на родину Лаи Цина: Она должна была встретиться в Париже с Энни, а затем они собирались вместе отправиться на поиски стоящей виноградной лозы для прививки своему калифорнийскому винограду. Британский корабль, на котором плыла Фрэнси, был переполнен семьями колониальных чиновников, возвращавшимися в Англию на время отпуска, суровыми пьющими мужчинами, работавшими на каучуковых плантациях в джунглях Малайи, и загорелыми плантаторами с Цейлона, которые занимались выращиванием чайного куста на этой благословенной земле. Кроме того, как обычно, на борту корабля находилась кучка иностранных дипломатов и бизнесменов.
Как тайпан одного из богатейших хонгов, Фрэнси восседала за одним столом с капитаном в окружении наиболее значительных по своему социальному положению пассажиров и вполне справлялась с ролью очень богатой и деловой женщины. Каждый вечер она появлялась в кают-компании одетая скромно, но очень дорого в один из своих парижских туалетов. Волосы она собирала в высокую прическу, куда вкалывала драгоценные булавки из жада, а на шею надевала нитку превосходного жемчуга. И как всегда, ей сопутствовал запах жасминовых духов. Она улыбалась людям, сидевшим с ней за одним столом, и охотно поддерживала беседу, если с ней заговаривали, но никогда не поощряла тех восхищенных взглядов, которыми ее одаривали мужчины, и не задерживалась после обеда ни на минуту. Стоило ей выйти из-за стола и направиться в свою каюту, как оставшиеся тут же начинали судачить о ней и ее богатстве. Впрочем, никто из джентльменов не позволял себе открыто выказывать Фрэнси знаки своего внимания – все знали, что Франческа Хэррисон является наложницей великого тайпана Мандарина Лаи Цина. Фрэнси догадывалась о содержании застольных бесед, но это ее совершенно не волновало – главное, чтобы попутчики не пытались нарушить ее покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177