лба, сердца, пупка и лона. Затем девочки повторяли за жрицей слова клятвы и называли ей свой выбор. И как они сказали, так и будет, столь сильны эти слова: Селинда пойдет в сад, Альна на кухню, Пинта в лес.
Пинта сошла вниз с широкой ухмылкой на лице и дернула Дженну за руку, шепнув:
– У нее изо рта плохо пахнет.
После этого Дженне трудновато было сохранить серьезность, делая первый шаг. Губы так и разъезжались, хотя она долго училась плотно сжимать их. Но на второй ступени все изменилось. Дженна приближалась к своему выбору. Когда она поднялась на третью, ее охватила дрожь. Не из страха перед жрицей или трепета перед Книгой – такую дрожь лисенок, подобранный и выращенный Амальдой, испытывал при виде кур. Даже не будучи голодным, он дрожал от предвкушения – то же чувствовала и Дженна.
Положив руку на Книгу Света, она удивилась холоду, который ощутила. Буквы были выпуклыми, и ей казалось, что они отпечатываются у нее на ладони. Левой рукой она коснулась лба, холодного и сухого. Сердце придало ей уверенности своим ровным биением, и она быстро завершила обряд.
Жрица заговорила – от нее пахло не столько плохо, сколько чуждо: возрастом, достоинством, обязанностями ее сана.
– Повторяй за мной, Джо-ан-энна, общая наша дочь.
– Хорошо, Мать Альта, – прошептала Дженна внезапно надломившимся голосом.
– Я, дитя семи весен… – начала жрица.
– Я, дитя семи весен…
– Я выбираю, и я избрана.
Дженна перевела дух.
– Я выбираю, и я избрана.
Жрица улыбнулась, и Дженна увидела, что улыбка у нее не столько холодная, сколько печальная, и что жрица не привыкла улыбаться.
– Путь, который я избираю, это…
– Путь, который я избираю, это… – повторила Дженна.
Жрица кивнула. Она смотрела странно-выжидающе.
Дженна снова перевела дух. Сколько дорог открывалось перед ней в этот миг. Она закрыла глаза, чтобы осознать это, открыла их снова, и хищный взгляд жрицы поразил ее. Дженна слегка повернула голову и, обращаясь к темной сестре, сказала громче, чем намеревалась:
– Путь воительницы. Охотницы. Хранительницы леса. – И она вздохнула, радуясь, что все позади.
Жрица помолчала немного с почти сердитым видом. Потом она и ее сестра наклонились и обняли Дженну, шепча ей:
– Ты хорошо выбрала, воительница. – В этих словах не было тепла.
Дженна сошла вниз, еще слыша эхо слов, которые шепнула ей одна только жрица. Вот бы знать, говорила это жрица другим девочкам или нет. Дженне почему-то казалось, что нет – жрица добавила, одолеваемая странной дрожью: «Избранное дитя самой Альты».
На следующее утро уроки начались всерьез. Лес и раньше не был местом для игр, но настоящее учение – вопросы, ответы, запоминание и, наконец, игра – начиналось только после Выбора.
– Вот это наперстянка, – сказала мать Пинты Амальда, опускаясь на колени около тускло-зеленого растения. – Скоро она зацветет маленькими пурпурными колокольчиками.
– Почему бы ее тогда не назвать колокольчиком? – пробурчала Дженна, но Амальда только улыбнулась в ответ.
– Она красивая! – сказала Пинта и хотела погладить листок, но Амальда шлепнула ее по руке и сказала, видя, что Пинта обиделась:
– Запомни, дитя: «Лучше воду пролить, чем кувшин разбить». Не трогай ничего, если не знаешь твердо, что можешь это сделать. Чертополох и шиповник колются, крапива жалит, а есть и более хитрые растения, вред от которых сказывается долгое время спустя.
Пинта поднесла неосторожную руку ко рту.
По знаку Амальды обе девочки опустились на колени рядом с ней – Дженна близко, а все еще обиженная Пинта чуть подальше. Но солнечный нрав скоро победил обиду, и Пинта пододвинулась к Дженне.
– Понюхайте сперва, – сказала Амальда, указывая на листья растения.
Девочки вдохнули едва ощутимый терпкий запах.
– Если бы я дала вам попробовать эти листья, вы бы их тут же выплюнули. – Амальда передернулась, и девочки повторили за ней, Пинта с улыбкой до ушей. – Но если тело наливается водой, которая не находит выхода, или сердце начинает стучать слишком часто и громко, то Кадрин сделает отвар из этих листьев, и больной полегчает. Однако… – Амальда предостерегающе вскинула руку. Девочки уже усвоили, что этот знак гласит «молчи и слушай», – однако остерегайтесь этой «красивой» травы. В малых количествах она полезна, но если сделать со злым умыслом слишком крепкий настой, выпивший его умрет.
Дженна вздрогнула, а Пинта кивнула.
– Заметьте хорошенько это место, – сказала Амальда. – Ее листья рвут, только когда цветы распустятся, но Кадрин порадуется, что мы нашли для нее целую лощинку наперстянки.
Девочки осмотрелись.
– Какие приметы назовешь ты, Дженна?
Дженна поразмыслила.
– Большое белое дерево с двумя ветками, отходящими от ствола.
– Хорошо. А ты, Пинта?
– Третий поворот тропы, а потом направо, Ама. – Пинта в волнении назвала мать так, как звала в раннем детстве.
– Прекрасно! – улыбнулась Амальда. – У вас обеих острые глазки – но в лесу нужны не только они. Пошли. – Она поднялась и зашагала дальше. Девочки последовали за ней вприпрыжку, держась за руки.
Второй урок не замедлил прийти за первым. Вскоре Амальда вскинула руку, и девочки тут же замерли на месте. Амальда задрала подбородок, и они сделали то же самое. Она дотронулась до своего правого уха, и они стали прислушиваться. Сначала они не услышали ничего, кроме ветра в листве, но потом раздался какой-то странный треск и стрекот.
Амальда указала на поваленное дерево – девочки тихо подошли к нему и посмотрели.
– Ну, что это за зверь? – спросила Амальда наконец.
Пинта пожала плечами, а Дженна отважилась на догадку:
– Заяц?
– Умей слушать, дитя. Уши не менее важны, чем глаза. Разве вы не слыхали этот сердитый цокот? Вот так. – Амальда запрокинула голову и воспроизвела звук языком.
Девочкн в восторге расхохотались, и Амальда показала им, как это делается. Обе попробовали, и первой получилось у Пинты.
– Этот звук издает белка, – сказала Амальда.
– Я знаю! – воскликнула Дженна и сама удивилась – когда имя было названо, она вдруг поняла, что и правда это знает.
– Я тоже! – сказала Пинта.
– Раз белка цокочет, значит, она видит нас и сердится за то, что мы вторглись в ее владения. – Амальда огляделась вокруг, и девочки последовали ее примеру. – Ну-ка, поищем, где тут ее излюбленные местечки. Чаще всего это поваленные стволы, вот как этот.
Девочки поглядели на пень и увидели вокруг него шелуху от шишек и орехов.
– Белка здесь ест, – сказала Амальда, – и оставляет за собой следы, сама того не зная. Попробуйте теперь найти ее кладовые – она любит делать запасы.
Девочки разошлись так тихо, как это только доступно семилетним, и скоро каждая напала на свою ямку. Дженна нашла желудь, а Пинта – только шапочку от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Пинта сошла вниз с широкой ухмылкой на лице и дернула Дженну за руку, шепнув:
– У нее изо рта плохо пахнет.
После этого Дженне трудновато было сохранить серьезность, делая первый шаг. Губы так и разъезжались, хотя она долго училась плотно сжимать их. Но на второй ступени все изменилось. Дженна приближалась к своему выбору. Когда она поднялась на третью, ее охватила дрожь. Не из страха перед жрицей или трепета перед Книгой – такую дрожь лисенок, подобранный и выращенный Амальдой, испытывал при виде кур. Даже не будучи голодным, он дрожал от предвкушения – то же чувствовала и Дженна.
Положив руку на Книгу Света, она удивилась холоду, который ощутила. Буквы были выпуклыми, и ей казалось, что они отпечатываются у нее на ладони. Левой рукой она коснулась лба, холодного и сухого. Сердце придало ей уверенности своим ровным биением, и она быстро завершила обряд.
Жрица заговорила – от нее пахло не столько плохо, сколько чуждо: возрастом, достоинством, обязанностями ее сана.
– Повторяй за мной, Джо-ан-энна, общая наша дочь.
– Хорошо, Мать Альта, – прошептала Дженна внезапно надломившимся голосом.
– Я, дитя семи весен… – начала жрица.
– Я, дитя семи весен…
– Я выбираю, и я избрана.
Дженна перевела дух.
– Я выбираю, и я избрана.
Жрица улыбнулась, и Дженна увидела, что улыбка у нее не столько холодная, сколько печальная, и что жрица не привыкла улыбаться.
– Путь, который я избираю, это…
– Путь, который я избираю, это… – повторила Дженна.
Жрица кивнула. Она смотрела странно-выжидающе.
Дженна снова перевела дух. Сколько дорог открывалось перед ней в этот миг. Она закрыла глаза, чтобы осознать это, открыла их снова, и хищный взгляд жрицы поразил ее. Дженна слегка повернула голову и, обращаясь к темной сестре, сказала громче, чем намеревалась:
– Путь воительницы. Охотницы. Хранительницы леса. – И она вздохнула, радуясь, что все позади.
Жрица помолчала немного с почти сердитым видом. Потом она и ее сестра наклонились и обняли Дженну, шепча ей:
– Ты хорошо выбрала, воительница. – В этих словах не было тепла.
Дженна сошла вниз, еще слыша эхо слов, которые шепнула ей одна только жрица. Вот бы знать, говорила это жрица другим девочкам или нет. Дженне почему-то казалось, что нет – жрица добавила, одолеваемая странной дрожью: «Избранное дитя самой Альты».
На следующее утро уроки начались всерьез. Лес и раньше не был местом для игр, но настоящее учение – вопросы, ответы, запоминание и, наконец, игра – начиналось только после Выбора.
– Вот это наперстянка, – сказала мать Пинты Амальда, опускаясь на колени около тускло-зеленого растения. – Скоро она зацветет маленькими пурпурными колокольчиками.
– Почему бы ее тогда не назвать колокольчиком? – пробурчала Дженна, но Амальда только улыбнулась в ответ.
– Она красивая! – сказала Пинта и хотела погладить листок, но Амальда шлепнула ее по руке и сказала, видя, что Пинта обиделась:
– Запомни, дитя: «Лучше воду пролить, чем кувшин разбить». Не трогай ничего, если не знаешь твердо, что можешь это сделать. Чертополох и шиповник колются, крапива жалит, а есть и более хитрые растения, вред от которых сказывается долгое время спустя.
Пинта поднесла неосторожную руку ко рту.
По знаку Амальды обе девочки опустились на колени рядом с ней – Дженна близко, а все еще обиженная Пинта чуть подальше. Но солнечный нрав скоро победил обиду, и Пинта пододвинулась к Дженне.
– Понюхайте сперва, – сказала Амальда, указывая на листья растения.
Девочки вдохнули едва ощутимый терпкий запах.
– Если бы я дала вам попробовать эти листья, вы бы их тут же выплюнули. – Амальда передернулась, и девочки повторили за ней, Пинта с улыбкой до ушей. – Но если тело наливается водой, которая не находит выхода, или сердце начинает стучать слишком часто и громко, то Кадрин сделает отвар из этих листьев, и больной полегчает. Однако… – Амальда предостерегающе вскинула руку. Девочки уже усвоили, что этот знак гласит «молчи и слушай», – однако остерегайтесь этой «красивой» травы. В малых количествах она полезна, но если сделать со злым умыслом слишком крепкий настой, выпивший его умрет.
Дженна вздрогнула, а Пинта кивнула.
– Заметьте хорошенько это место, – сказала Амальда. – Ее листья рвут, только когда цветы распустятся, но Кадрин порадуется, что мы нашли для нее целую лощинку наперстянки.
Девочки осмотрелись.
– Какие приметы назовешь ты, Дженна?
Дженна поразмыслила.
– Большое белое дерево с двумя ветками, отходящими от ствола.
– Хорошо. А ты, Пинта?
– Третий поворот тропы, а потом направо, Ама. – Пинта в волнении назвала мать так, как звала в раннем детстве.
– Прекрасно! – улыбнулась Амальда. – У вас обеих острые глазки – но в лесу нужны не только они. Пошли. – Она поднялась и зашагала дальше. Девочки последовали за ней вприпрыжку, держась за руки.
Второй урок не замедлил прийти за первым. Вскоре Амальда вскинула руку, и девочки тут же замерли на месте. Амальда задрала подбородок, и они сделали то же самое. Она дотронулась до своего правого уха, и они стали прислушиваться. Сначала они не услышали ничего, кроме ветра в листве, но потом раздался какой-то странный треск и стрекот.
Амальда указала на поваленное дерево – девочки тихо подошли к нему и посмотрели.
– Ну, что это за зверь? – спросила Амальда наконец.
Пинта пожала плечами, а Дженна отважилась на догадку:
– Заяц?
– Умей слушать, дитя. Уши не менее важны, чем глаза. Разве вы не слыхали этот сердитый цокот? Вот так. – Амальда запрокинула голову и воспроизвела звук языком.
Девочкн в восторге расхохотались, и Амальда показала им, как это делается. Обе попробовали, и первой получилось у Пинты.
– Этот звук издает белка, – сказала Амальда.
– Я знаю! – воскликнула Дженна и сама удивилась – когда имя было названо, она вдруг поняла, что и правда это знает.
– Я тоже! – сказала Пинта.
– Раз белка цокочет, значит, она видит нас и сердится за то, что мы вторглись в ее владения. – Амальда огляделась вокруг, и девочки последовали ее примеру. – Ну-ка, поищем, где тут ее излюбленные местечки. Чаще всего это поваленные стволы, вот как этот.
Девочки поглядели на пень и увидели вокруг него шелуху от шишек и орехов.
– Белка здесь ест, – сказала Амальда, – и оставляет за собой следы, сама того не зная. Попробуйте теперь найти ее кладовые – она любит делать запасы.
Девочки разошлись так тихо, как это только доступно семилетним, и скоро каждая напала на свою ямку. Дженна нашла желудь, а Пинта – только шапочку от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108