– Это мой народ, а не его.
Карум прочистил горло.
– Горум, в этих старых книгах, которые ты так презираешь, говорится, что малое войско не раз побивало большое с помощью хитрости. Не забывай же об этом и не полагайся на одну только грубую силу. Помнишь сказку о коте и мышке, которую рассказала нам моя мать в тот день, когда этот скот Варну разбил тебе нос?
– Варну теперь мертв, – улыбнулся король.
– И убила его Дженна
– Он мертв, а я жив. И из нас двоих хитростью наделен я, а не ты, братец. Не забывай об этом. Все эти сказки о победе слабых над сильными выдуманы побежденными народами. Твоя мать из Долин, и в тебе половина ее крови, я же чистокровный Гарун.
– Ты… – сердито начал Карум.
– Нет, братец, поговорим о тебе. Ты для меня – открытая книга. Люди – вот книги, которые читаю я. Когда я верну себе трон, ты станешь моим придворным философом, моим сказочником, моим дураком – и уж тогда будешь мудрствовать вволю. Тогда-то ты вспомнишь все сказки, которые рассказывала нам твоя мать, и все сказки из твоих книжек, украшенных картинками кошек и мышек. Но теперь мы солдаты и хотим слышать только истории о великих победах. – Король потрепал Карума по плечу – так ласкают животное или малого ребенка – и крикнул своим воинам: – По коням. Мы едем в Новую Усадьбу, чтобы показать Анну народу. – Он вскинул руку, и солдаты взревели:
– АННА! АННА! – Удовлетворенный король кивнул, подмигнул Каруму, словно желая подчеркнуть свою власть над людьми, и резко опустил руку. Воины сели на коней.
Последним в седло поднялся Карум, едва сдерживавший свою ярость. Дженна направила коня к нему.
– Он прав в одном, – шепнула она. – Твое лицо – это чистая доска, на которой все твои мысли пишутся большими буквами.
– Он не видит во мне никакой пользы, – горестно прошептал в ответ Карум, – и ни от кого этого не скрывает. Даже от тебя.
– Нет. Правда за тобой, а он на наших глазах превращается в такое же бессердечное чудовище, как та жаба на троне. Ты должен рассказать мне свою сказку.
– Какую сказку?
Дженна, протянув руку, погладила шелковистую шею его коня.
– О коте и мышке. Если слабый правда может победить сильного, мне нужно знать, как это делается, прежде чем я попытаюсь.
– Прежде чем мы попытаемся, – просияв улыбкой, сказал он.
Пока Дженна держала руку на шее его коня, Карум вкратце рассказал ей сказку. Она кивнула, и он, с силой стиснув коня каблуками, послал его вперед.
На следующий день к вечеру они въехали с юга в Новую Усадьбу. День был рыночный, и на лотках вперемешку, без всякого порядка, еще продавались фрукты, хлеб и шелка. На мощеных улицах, полных народа, звенели зазывные крики торговцев. Дженна даже сквозь топот копыт различала: «А вот кому свежую пикшу… Хлеб, горячий хлеб… Целебные корешки, только-только из леса… Покупайте мои ткани, мои узорные ткани…»
Дженна, никогда еще не видевшая такого многолюдства, беспокойно оглянулась на своих друзей. У Петры глаза стали круглые от удивления, Марек с Сандором разинули рты. Только Джарет сохранял спокойствие, заключенный в кокон своего молчания.
Войско ровными рядами двигалось по главной улице. Солдаты на ходу кидали взгляды в переулки, где громоздились высокие узкие дома, но никто не отставал. Король был доволен – и народом, и своими людьми, и стройностью своего въезда. Это отражалось у него на лице.
Долг, шедший впереди, вдруг заплясал, и Дженна никак не могла с ним справиться – оказавшись перед многочисленной публикой, он, как видно, вспомнил былую выучку. Дженна чуть не свалилась, когда он прянул вбок. Она натянула поводья, а конь выгнул шею, едва не упершись мордой в грудь. Дженна что было сил стиснула его бока, но Долг в ответ стал еще выше задирать ноги.
Дженна чувствовала себя крайне глупо, ерзая на глазах у всех по широкой конской спине, но народ подбадривал коня криками, а король улыбался во весь рот. Никто, похоже, не считал прыжки Долга смешными или опасными, и Дженна угрюмо вцепилась в поводья, сжимая конские бока что есть силы, – лишь бы удержаться в седле и сохранить достоинство. Солдаты позади нее снова завели: «АННА! АННА! АННА!» – и эхо запрыгало среди каменных фасадов. Дженна дивилась тому, что простое эхо создает такой шум, – но после увидела, что горожане, высовываясь из окон, машут руками и тоже кричат:
– АННА! АННА! АННА!
Непонятно было, знают ли они, что кричат и почему, но шум стоял оглушительный, и кони начали беспокойно шарахаться и фыркать. Всадники натягивали поводья что есть мочи, а иные прибегали к хлысту, что еще пуще горячило лошадей. Один Долг, ничуть не пугаясь, продолжал свое представление.
Главная улица кончилась у широких каменных ступеней, ведущих к зданию наподобие дворца. Долг, вскинув передние ноги на первую ступень, остановился, и Дженна чуть не перелетела ему через голову. В последний раз она сердито рванула поводья, задрав голову коня вверх, а Долг громко заржал и забил передними копытами в воздухе. Дженна удержалась, и детишки, уже собравшиеся на ступенях, восторженно завопили.
Когда Долг угомонился, Дженна спешилась, вся дрожа, и вручила поводья подскочившему к ней мальчонке. Ноги у нее болели так, что она чуть было не упала. Но Дженна чуть не до крови прикусила губу и заставила себя обернуться лицом к народу.
Король тоже спешился, и несколько человек в толпе сразу узнали его, несмотря на потрепанную одежду.
– Это сын старого короля, – крикнул кто-то.
– Стало быть, новый король, – заявила женщина неимоверной толщины.
– Горум! – выкрикнул чернявый парень. Его друзья подхватили имя, а один добавил:
– Пайк.
Весть о прибытии короля привлекла новых горожан, и скоро вся площадь кишела народом, причем все клялись, что сразу признали Горума.
Горум не спешил высказаться – Дженна невольно восхищалась его выдержкой и тем, как медленно он поворачивается лицом то в одну сторону, то в другую, чтобы все могли его рассмотреть. Видя, что толпа растет, он стал плавно подниматься по ступеням, оставляя Дженну по правую руку, Карума по левую, а Пита позади. Так они поднялись к самому дворцу, а солдаты выстроились по сторонам клином, верхушкой которого оказались король и Дженна. Наверное, Горум долго обучал своих солдат такому маневру, если они действуют столь слаженно, подумала Дженна, – или у королей это в крови? Она покосилась на Карума – тот кивнул ей, но не сказал ничего.
Король вскинул руки, и все затихли – но не сразу, а так, словно волна пробежала от верхушки клина к его основанию. Дождавшись полной тишины, Горум заговорил с подъемом, столь несвойственным его обычной речи:
– Ты знаешь меня, добрый мой народ.
– КОРОЛЬ! КОРОЛЬ! – раздалось в тишине. Горум выждал, когда утихнет эхо, и улыбнулся.
– Но не король Калас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Карум прочистил горло.
– Горум, в этих старых книгах, которые ты так презираешь, говорится, что малое войско не раз побивало большое с помощью хитрости. Не забывай же об этом и не полагайся на одну только грубую силу. Помнишь сказку о коте и мышке, которую рассказала нам моя мать в тот день, когда этот скот Варну разбил тебе нос?
– Варну теперь мертв, – улыбнулся король.
– И убила его Дженна
– Он мертв, а я жив. И из нас двоих хитростью наделен я, а не ты, братец. Не забывай об этом. Все эти сказки о победе слабых над сильными выдуманы побежденными народами. Твоя мать из Долин, и в тебе половина ее крови, я же чистокровный Гарун.
– Ты… – сердито начал Карум.
– Нет, братец, поговорим о тебе. Ты для меня – открытая книга. Люди – вот книги, которые читаю я. Когда я верну себе трон, ты станешь моим придворным философом, моим сказочником, моим дураком – и уж тогда будешь мудрствовать вволю. Тогда-то ты вспомнишь все сказки, которые рассказывала нам твоя мать, и все сказки из твоих книжек, украшенных картинками кошек и мышек. Но теперь мы солдаты и хотим слышать только истории о великих победах. – Король потрепал Карума по плечу – так ласкают животное или малого ребенка – и крикнул своим воинам: – По коням. Мы едем в Новую Усадьбу, чтобы показать Анну народу. – Он вскинул руку, и солдаты взревели:
– АННА! АННА! – Удовлетворенный король кивнул, подмигнул Каруму, словно желая подчеркнуть свою власть над людьми, и резко опустил руку. Воины сели на коней.
Последним в седло поднялся Карум, едва сдерживавший свою ярость. Дженна направила коня к нему.
– Он прав в одном, – шепнула она. – Твое лицо – это чистая доска, на которой все твои мысли пишутся большими буквами.
– Он не видит во мне никакой пользы, – горестно прошептал в ответ Карум, – и ни от кого этого не скрывает. Даже от тебя.
– Нет. Правда за тобой, а он на наших глазах превращается в такое же бессердечное чудовище, как та жаба на троне. Ты должен рассказать мне свою сказку.
– Какую сказку?
Дженна, протянув руку, погладила шелковистую шею его коня.
– О коте и мышке. Если слабый правда может победить сильного, мне нужно знать, как это делается, прежде чем я попытаюсь.
– Прежде чем мы попытаемся, – просияв улыбкой, сказал он.
Пока Дженна держала руку на шее его коня, Карум вкратце рассказал ей сказку. Она кивнула, и он, с силой стиснув коня каблуками, послал его вперед.
На следующий день к вечеру они въехали с юга в Новую Усадьбу. День был рыночный, и на лотках вперемешку, без всякого порядка, еще продавались фрукты, хлеб и шелка. На мощеных улицах, полных народа, звенели зазывные крики торговцев. Дженна даже сквозь топот копыт различала: «А вот кому свежую пикшу… Хлеб, горячий хлеб… Целебные корешки, только-только из леса… Покупайте мои ткани, мои узорные ткани…»
Дженна, никогда еще не видевшая такого многолюдства, беспокойно оглянулась на своих друзей. У Петры глаза стали круглые от удивления, Марек с Сандором разинули рты. Только Джарет сохранял спокойствие, заключенный в кокон своего молчания.
Войско ровными рядами двигалось по главной улице. Солдаты на ходу кидали взгляды в переулки, где громоздились высокие узкие дома, но никто не отставал. Король был доволен – и народом, и своими людьми, и стройностью своего въезда. Это отражалось у него на лице.
Долг, шедший впереди, вдруг заплясал, и Дженна никак не могла с ним справиться – оказавшись перед многочисленной публикой, он, как видно, вспомнил былую выучку. Дженна чуть не свалилась, когда он прянул вбок. Она натянула поводья, а конь выгнул шею, едва не упершись мордой в грудь. Дженна что было сил стиснула его бока, но Долг в ответ стал еще выше задирать ноги.
Дженна чувствовала себя крайне глупо, ерзая на глазах у всех по широкой конской спине, но народ подбадривал коня криками, а король улыбался во весь рот. Никто, похоже, не считал прыжки Долга смешными или опасными, и Дженна угрюмо вцепилась в поводья, сжимая конские бока что есть силы, – лишь бы удержаться в седле и сохранить достоинство. Солдаты позади нее снова завели: «АННА! АННА! АННА!» – и эхо запрыгало среди каменных фасадов. Дженна дивилась тому, что простое эхо создает такой шум, – но после увидела, что горожане, высовываясь из окон, машут руками и тоже кричат:
– АННА! АННА! АННА!
Непонятно было, знают ли они, что кричат и почему, но шум стоял оглушительный, и кони начали беспокойно шарахаться и фыркать. Всадники натягивали поводья что есть мочи, а иные прибегали к хлысту, что еще пуще горячило лошадей. Один Долг, ничуть не пугаясь, продолжал свое представление.
Главная улица кончилась у широких каменных ступеней, ведущих к зданию наподобие дворца. Долг, вскинув передние ноги на первую ступень, остановился, и Дженна чуть не перелетела ему через голову. В последний раз она сердито рванула поводья, задрав голову коня вверх, а Долг громко заржал и забил передними копытами в воздухе. Дженна удержалась, и детишки, уже собравшиеся на ступенях, восторженно завопили.
Когда Долг угомонился, Дженна спешилась, вся дрожа, и вручила поводья подскочившему к ней мальчонке. Ноги у нее болели так, что она чуть было не упала. Но Дженна чуть не до крови прикусила губу и заставила себя обернуться лицом к народу.
Король тоже спешился, и несколько человек в толпе сразу узнали его, несмотря на потрепанную одежду.
– Это сын старого короля, – крикнул кто-то.
– Стало быть, новый король, – заявила женщина неимоверной толщины.
– Горум! – выкрикнул чернявый парень. Его друзья подхватили имя, а один добавил:
– Пайк.
Весть о прибытии короля привлекла новых горожан, и скоро вся площадь кишела народом, причем все клялись, что сразу признали Горума.
Горум не спешил высказаться – Дженна невольно восхищалась его выдержкой и тем, как медленно он поворачивается лицом то в одну сторону, то в другую, чтобы все могли его рассмотреть. Видя, что толпа растет, он стал плавно подниматься по ступеням, оставляя Дженну по правую руку, Карума по левую, а Пита позади. Так они поднялись к самому дворцу, а солдаты выстроились по сторонам клином, верхушкой которого оказались король и Дженна. Наверное, Горум долго обучал своих солдат такому маневру, если они действуют столь слаженно, подумала Дженна, – или у королей это в крови? Она покосилась на Карума – тот кивнул ей, но не сказал ничего.
Король вскинул руки, и все затихли – но не сразу, а так, словно волна пробежала от верхушки клина к его основанию. Дождавшись полной тишины, Горум заговорил с подъемом, столь несвойственным его обычной речи:
– Ты знаешь меня, добрый мой народ.
– КОРОЛЬ! КОРОЛЬ! – раздалось в тишине. Горум выждал, когда утихнет эхо, и улыбнулся.
– Но не король Калас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108