Дженна пообещала себе, что нипочем не даст стражникам оглянуться и увидеть идущую за ними Скаду, не выдаст ее ни словом, ни движением.
Лестница сходила винтом все ниже и ниже. Когда она выпрямилась, Дженна поняла, что они спустились с башни в собственно замок. С каждым пролетом воздух становился все более холодным и затхлым. По обе стороны тянулись двери, каждая с зарешеченным окошком. В окошках мелькали какие-то пятна, и лишь на третий раз Дженна поняла, что это лица. Тогда она подняла голову, чтобы люди за решетками могли видеть ее и узнать. Она не желала, чтобы ее замуровали здесь тайно.
Но вот лестница уперлась в тяжелую дверь, и понадобились три ключа, чтобы отпереть засовы. Дженну бесцеремонно втолкнули внутрь, и дверь снова заперли. За все время, что они сходили вниз, никто не произнес ни слова.
Темница вполне оправдывала свое название – здесь было темно, сыро и пахло, точно в стойле больного поносом вола. Дженна никогда в таком стойле не бывала, но запах узнала сразу.
Чтобы не задохнуться, Дженна повернулась и закричала вслед уходящим стражникам:
– Чтоб вас повесили на волосах Альты. Чтоб она вплела ваши кишки в свои косы, а ваши черепа…
– Никогда еще не слышал, как ты ругаешься, – сказал голос, почти неузнаваемый от усталости. – Могла бы по крайней мере выдумать что-нибудь поновее.
– Карум! – прошептала Дженна, оборачиваясь и пытаясь найти его в темноте. – Так нас посадили вместе?
– Это особое местечко, девушка, – сказал второй голос. – Хуже уже не бывает.
Здесь было не так уж темно – кое-какой свет просачивался в окошко на двери. Скоро Дженна стала различать какие-то тени, хотя не могла угадать, которая из них Карум. Скада исчезла, но Дженна и не ожидала увидеть ее при таком скудном свете. И не желала своей темной сестре той боли, которую ей самой причиняли связанные руки.
Чьи-то пальцы коснулись ее плеча, спустились ниже и принялись распутывать веревки.
– Вообще-то полагается говорить, – прошептал ей на ухо Карум, – «чтоб вас повесили на воротах Альты». А не на длинных, как у тебя, волосах. Я вычитал это в Приюте Бертрама. Но я люблю твои волосы, и ты никогда не должна стричься. Мне не терпится распустить их опять, уже при свете.
Ему было трудно развязывать веревки, и Дженна стояла смирно, чтобы облегчить ему работу, несмотря на внезапную дрожь в ногах. От него пахло совсем не так, как ей помнилось, – впрочем, вряд ли и она сама благоухала.
Наконец он развязал узлы и растер ее онемевшие запястья.
– Ну вот. Теперь моя правая рука свободна.
– Свободна? – устало отозвалась она. – Это здесь-то? Но теперь я хотя бы знаю, что ты жив. Я намеревалась ткнуть Каласа ножом в пасть и вышибить его желтые зубы.
– Ты его видела? – насторожился вдруг Карум.
– Видела ли? Эта жаба поймала меня – запросто, как ребятишки ловят головастиков.
– Он… он тебя трогал? – Карум бережно обнял ее. Она мягко высвободилась.
– Он сказал, что, раз я взялась играть в мужскую игру, он поступит со мной как с мужчиной.
– Благодарю твою Альту за это.
– Разве его постель хуже этой темницы? – небрежно бросила Дженна.
Вместо Карума из мрака ответил кто-то другой:
– Гораздо хуже, девушка, если ты родом из Долин. Гарунийских женщин он боготворит и только их обходит своими гнусными ласками.
Дженна испустила сухими губами тихий протяжный вздох. Карум шепнул ей совсем тихо, чтобы никто больше не слышал:
– Ты одна?
– Пока темно – да.
– Я не про Скаду. Я знаю, что без света она не появится. Но где другие? Неужели все…
– Нет, они живы. Вот только твой брат… о, Карум, ты теперь король. Мне очень жаль. – И она повернулась к свету, чтобы он увидел, что ей и правда жаль.
– Я так и думал, – прошептал он. – Калас намекал на это. И пророчество, увы, предвещало то же самое. Ты ведь должна стать королевой, а я больше никому не позволил бы жениться на тебе. Право же, я не удивлен.
– Пока мы в темнице, королем тебе не бывать. Но клянусь мечом, которого я лишилась, и кинжалом, который… – Она пошарила за голенищем, зная уже, что ничего там не найдет. – Клянусь всем святым – я не могу думать в темноте.
– Ты не могла бы думать со связанными руками, – сказал Карум. – А темнота тебе как раз не мешает.
На миг она разозлилась на него за то, что он смеется над их любовью. Но смех заплескался в темноте, как вода по иссохшим камням, и она поняла, что эти мужчины смеются впервые за много дней. Они издавали эти звуки почти вопреки себе самим, но все-таки смеялись. Дженна почему-то знала, что мужчинам в таких обстоятельствах смех необходим – он перебарывает чувство беспомощности, которое иначе вконец сокрушило бы их. Она отбросила гордость и добавила от себя:
– Да и ты в темноте неплох, Карум Длинный Лук. – И тут же спросила – скорее себя, чем его: – Но почему тут так черно? Почему нет света?
Раздался шорох, и одна из теней встала.
– Шутка лорда Каласа, Анна. Он настоящий Гарун. Он говорит, что врагов надо хранить в темноте.
Запястья, натертые веревкой, болели, и Дженна покрутила ими, чтобы унять боль.
– А еду вам приносят тоже без света?
– Это бывает раз в день, – сказал Карум. – По-моему, утром – хотя тут не поймешь, ночь теперь или день.
– Я пришла сюда ночью, – сказала Дженна и добавила, как бы между прочим: – Когда светила полная луна.
– Скада? – шепнул Карум, но Дженна, не отвечая прямо, спросила:
– Ведь они же светят себе, когда сюда приходят?
– Они приносят факел, Анна, – сказал кто-то у нее за плечом, а другой добавил:
– И вставляют его в кольцо на стене, вон там, у двери.
– Не без пользы для себя, – с коротким гневным смешком сказал Карум. – При свете становится видно, до чего мы дошли за эти несколько дней – не знаю, за три или за десять. Не странно ли, что немного грязи, темноты и сырости да легкая пища способны довести мужчину до такого состояния?
– Карум, от тебя ли я это слышу? – свирепым шепотом бросила Дженна.
– Погоди, ты меня еще не видела. Ох, Джен… король, настоящий король.
– Я видела тебя во всяких видах, Карум Длинный Лук. И не всякий раз ты был красавцем. Помнишь того мальчишку, который убегал от Гончего Пса, перепуганного и любопытного в то же время? Или того, в хейме, в девичьем шарфе на голове? Или мокрого крысенка из реки Халлы?
– Насколько я помню, крысенком-то была ты, а я тебя спасал, – почти, что прежним своим голосом заметил Карум. Но тут же снова приуныл: – И зачем я только дал Горуму уговорить себя…
Кто-то из мужчин тронул Дженну за руку.
– Они добавляют что-то в еду, Анна. Какую-то колдовскую ягоду. Она отнимает у человека волю. Мы все переживаем приступы такого вот отчаяния – а что делать, есть-то надо. Не суди его по его речам. Мы все такие – то полны надежд, то пребываем в унынии. Скоро и ты такой станешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Лестница сходила винтом все ниже и ниже. Когда она выпрямилась, Дженна поняла, что они спустились с башни в собственно замок. С каждым пролетом воздух становился все более холодным и затхлым. По обе стороны тянулись двери, каждая с зарешеченным окошком. В окошках мелькали какие-то пятна, и лишь на третий раз Дженна поняла, что это лица. Тогда она подняла голову, чтобы люди за решетками могли видеть ее и узнать. Она не желала, чтобы ее замуровали здесь тайно.
Но вот лестница уперлась в тяжелую дверь, и понадобились три ключа, чтобы отпереть засовы. Дженну бесцеремонно втолкнули внутрь, и дверь снова заперли. За все время, что они сходили вниз, никто не произнес ни слова.
Темница вполне оправдывала свое название – здесь было темно, сыро и пахло, точно в стойле больного поносом вола. Дженна никогда в таком стойле не бывала, но запах узнала сразу.
Чтобы не задохнуться, Дженна повернулась и закричала вслед уходящим стражникам:
– Чтоб вас повесили на волосах Альты. Чтоб она вплела ваши кишки в свои косы, а ваши черепа…
– Никогда еще не слышал, как ты ругаешься, – сказал голос, почти неузнаваемый от усталости. – Могла бы по крайней мере выдумать что-нибудь поновее.
– Карум! – прошептала Дженна, оборачиваясь и пытаясь найти его в темноте. – Так нас посадили вместе?
– Это особое местечко, девушка, – сказал второй голос. – Хуже уже не бывает.
Здесь было не так уж темно – кое-какой свет просачивался в окошко на двери. Скоро Дженна стала различать какие-то тени, хотя не могла угадать, которая из них Карум. Скада исчезла, но Дженна и не ожидала увидеть ее при таком скудном свете. И не желала своей темной сестре той боли, которую ей самой причиняли связанные руки.
Чьи-то пальцы коснулись ее плеча, спустились ниже и принялись распутывать веревки.
– Вообще-то полагается говорить, – прошептал ей на ухо Карум, – «чтоб вас повесили на воротах Альты». А не на длинных, как у тебя, волосах. Я вычитал это в Приюте Бертрама. Но я люблю твои волосы, и ты никогда не должна стричься. Мне не терпится распустить их опять, уже при свете.
Ему было трудно развязывать веревки, и Дженна стояла смирно, чтобы облегчить ему работу, несмотря на внезапную дрожь в ногах. От него пахло совсем не так, как ей помнилось, – впрочем, вряд ли и она сама благоухала.
Наконец он развязал узлы и растер ее онемевшие запястья.
– Ну вот. Теперь моя правая рука свободна.
– Свободна? – устало отозвалась она. – Это здесь-то? Но теперь я хотя бы знаю, что ты жив. Я намеревалась ткнуть Каласа ножом в пасть и вышибить его желтые зубы.
– Ты его видела? – насторожился вдруг Карум.
– Видела ли? Эта жаба поймала меня – запросто, как ребятишки ловят головастиков.
– Он… он тебя трогал? – Карум бережно обнял ее. Она мягко высвободилась.
– Он сказал, что, раз я взялась играть в мужскую игру, он поступит со мной как с мужчиной.
– Благодарю твою Альту за это.
– Разве его постель хуже этой темницы? – небрежно бросила Дженна.
Вместо Карума из мрака ответил кто-то другой:
– Гораздо хуже, девушка, если ты родом из Долин. Гарунийских женщин он боготворит и только их обходит своими гнусными ласками.
Дженна испустила сухими губами тихий протяжный вздох. Карум шепнул ей совсем тихо, чтобы никто больше не слышал:
– Ты одна?
– Пока темно – да.
– Я не про Скаду. Я знаю, что без света она не появится. Но где другие? Неужели все…
– Нет, они живы. Вот только твой брат… о, Карум, ты теперь король. Мне очень жаль. – И она повернулась к свету, чтобы он увидел, что ей и правда жаль.
– Я так и думал, – прошептал он. – Калас намекал на это. И пророчество, увы, предвещало то же самое. Ты ведь должна стать королевой, а я больше никому не позволил бы жениться на тебе. Право же, я не удивлен.
– Пока мы в темнице, королем тебе не бывать. Но клянусь мечом, которого я лишилась, и кинжалом, который… – Она пошарила за голенищем, зная уже, что ничего там не найдет. – Клянусь всем святым – я не могу думать в темноте.
– Ты не могла бы думать со связанными руками, – сказал Карум. – А темнота тебе как раз не мешает.
На миг она разозлилась на него за то, что он смеется над их любовью. Но смех заплескался в темноте, как вода по иссохшим камням, и она поняла, что эти мужчины смеются впервые за много дней. Они издавали эти звуки почти вопреки себе самим, но все-таки смеялись. Дженна почему-то знала, что мужчинам в таких обстоятельствах смех необходим – он перебарывает чувство беспомощности, которое иначе вконец сокрушило бы их. Она отбросила гордость и добавила от себя:
– Да и ты в темноте неплох, Карум Длинный Лук. – И тут же спросила – скорее себя, чем его: – Но почему тут так черно? Почему нет света?
Раздался шорох, и одна из теней встала.
– Шутка лорда Каласа, Анна. Он настоящий Гарун. Он говорит, что врагов надо хранить в темноте.
Запястья, натертые веревкой, болели, и Дженна покрутила ими, чтобы унять боль.
– А еду вам приносят тоже без света?
– Это бывает раз в день, – сказал Карум. – По-моему, утром – хотя тут не поймешь, ночь теперь или день.
– Я пришла сюда ночью, – сказала Дженна и добавила, как бы между прочим: – Когда светила полная луна.
– Скада? – шепнул Карум, но Дженна, не отвечая прямо, спросила:
– Ведь они же светят себе, когда сюда приходят?
– Они приносят факел, Анна, – сказал кто-то у нее за плечом, а другой добавил:
– И вставляют его в кольцо на стене, вон там, у двери.
– Не без пользы для себя, – с коротким гневным смешком сказал Карум. – При свете становится видно, до чего мы дошли за эти несколько дней – не знаю, за три или за десять. Не странно ли, что немного грязи, темноты и сырости да легкая пища способны довести мужчину до такого состояния?
– Карум, от тебя ли я это слышу? – свирепым шепотом бросила Дженна.
– Погоди, ты меня еще не видела. Ох, Джен… король, настоящий король.
– Я видела тебя во всяких видах, Карум Длинный Лук. И не всякий раз ты был красавцем. Помнишь того мальчишку, который убегал от Гончего Пса, перепуганного и любопытного в то же время? Или того, в хейме, в девичьем шарфе на голове? Или мокрого крысенка из реки Халлы?
– Насколько я помню, крысенком-то была ты, а я тебя спасал, – почти, что прежним своим голосом заметил Карум. Но тут же снова приуныл: – И зачем я только дал Горуму уговорить себя…
Кто-то из мужчин тронул Дженну за руку.
– Они добавляют что-то в еду, Анна. Какую-то колдовскую ягоду. Она отнимает у человека волю. Мы все переживаем приступы такого вот отчаяния – а что делать, есть-то надо. Не суди его по его речам. Мы все такие – то полны надежд, то пребываем в унынии. Скоро и ты такой станешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108