Вон отсюда! Возвращайся к своим дружкам-убийцам. И скажи им: если они вздумают наведаться на мою землю, охотясь на волчецов, я встречу их смертью и огнем.
У него отвисла челюсть.
— Ты совсем рехнулась? Это же наши соседи, а ты собралась убивать их.
Бет отошла к дальней стене и сняла длинноствольное ружье исчадий. Потом посмотрела на сына и увидела не высокого широкоплечего мужчину, каким он стал, а маленького мальчика, который боялся темноты и плакал, когда грохотал гром. Она вздохнула. Вырос он настоящим красавцем: светлые коротко подстриженные волосы, сильный подбородок. Но и теперь, как тогда, он легко подчинялся другим. По природе не ведущий, а ведомый.
— Передай им, Самюэль, все, что я сказала. Слово в слово. А если кто-нибудь засомневается в моем слове, ты ему втолкуй. Первый, кто вздумает охотиться на моих друзей, умрет.
— Тебя соблазнил Дьявол! — сказал он, повернулся и гневно вышел за дверь.
Когда топот его лошади затих в темноте, из кухни выскользнула маленькая фигурка и встала за спиной у Бет. Она обернулась и вынудила себя улыбнуться.
Протянув руку, она потрепала мягкий мех на плече волченки.
— Жаль, что ты его слышала, Пакья, — сказала Бет со вздохом. — Он всегда был мягким, точно глина в руках гончара. Я виню себя. Я была слишком строга с ним. Никогда не позволяла ему поступать по-своему. И теперь он, будто камышинка, сгибается туда, куда подует ветер.
Маленькая волченка наклонила голову набок. Лицо у нее было совсем человеческое, но заросшее шерстью и вытянутое. Глаза — широкие, овальные, коричневато-золотистые с красными крапинками.
— Когда вернется Пастырь? — спросила она, смазывая слова, потому что язык у нее был длиннее человеческого.
— Не знаю, Пакья. Возможно, что и никогда. Он так старался быть истинным христианином, терпеливо сносить все насмешки и издевательства. — Бет вернулась к столу и села. Теперь тоненькая Пакья положила длинные пальцы на плечо женщины. Бет подняла руку и накрыла ладонью теплый мягкий мех. — Знаешь, я любила его, когда он был настоящим мужчиной. Но, клянусь Богом, любить святого невозможно! — Она покачала головой. — Двадцать лет его жизни обращены в пепел и прах.
— Но они не были потрачены зря, — сказала Пакья. — И они не пепел и прах. Он дал нам гордость и показал нам истинность Божьей любви. Это не малость, Бет.
— Может быть, и так, — сказала Бет без всякой убежденности. — А теперь ты должна сказать своим, что вам надо уйти глубоко в горы. Боюсь, и месяца не пройдет, как начнутся кровавые бесчинства. Поговаривают о новых охотах.
— Бог защитит нас, — сказала Пакья.
— На Бога уповай, а пистолеты держи заряженными, — негромко сказала Бет.
— У нас пистолетов нет, — возразила Пакья.
— Это присловье, малютка. И означает, что… иногда Бог хочет, чтобы мы сами о себе заботились.
— За что они нас ненавидят? Разве Диакон не сказал, что мы все — Божьи дети?
Такой простой вопрос, но у Бет не было на него ответа. Она посмотрела на волченку. Не выше пяти футов, фигура почти человеческая, только спина согнута, а длинные с тремя суставами пальцы завершаются темными когтями. Серебристо-серый мех покрывал ее с головы до ног.
— Не могу сказать почему, Пакья. И не знаю, почему Диакон переменил свое мнение. Единенцы теперь говорят, что вы мерзость. Я думаю, они просто считают, что вы иные. Однако я по опыту знаю, что людям для ненависти особые предлоги не нужны. Она просто присуща их природе. Теперь тебе лучше уйти, и пока не возвращайся. Я скоро приду в горы, принесу кое-какие припасы, когда они тут чуть поостынут.
— Я бы хотела, чтобы Пастырь был здесь, — сказала Пакья.
— Аминь. Но я предпочла бы того человека, каким он был когда-то.
Нестор пересчитал последние бумажки, засунул их в конверт, конверт запечатал и положил на уже готовую кипу. Сегодня предстояло заплатить ста сорока шести лесорубам и семи возчикам, а обменные банкноты привезли из Единства только накануне поздно вечером. Нестор поглядел на вооруженного охранника за открытой дверью сараюшки.
— Все готово, — крикнул он ему.
Закрыв расчетную книгу, Нестор встал и распрямил спину. Старший охранник, сутулый Лимис, который прежде был лесорубом, вошел внутрь и прислонил ружье к стене. Нестор смел пакеты в холщовую сумку и отдал ее Лимису.
— Долгая для тебя выдалась ночка, малый, — сказал охранник.
Нестор кивнул. Свет резал ему глаза, невыносимо хотелось спать.
— Деньги должны были доставить вчера утром, — сказал он устало. — Мы опасались, что был налет.
— Они выбрали окольный путь через Расселину, — объяснил Лимис. — Думали, что их выслеживают.
— И выслеживали?
— Кто знает? — пожал плечами Лимис. — Но говорят, в наших краях появился Лейтон Дьюк, и никто себя в безопасности не чувствует. Ну, деньги-то все-таки сюда доставили.
Нестор подошел к двери и надел тяжелый плащ. Снаружи горный воздух был ледяным, ветер задувал все сильнее. Перед сараюшкой стояли три фургона с цепями для трелевки бревен. Возчики сгрудились в кучу и болтали, ожидая, когда им заплатят. Обернувшись к Лимису, Нестор попрощался с ним и пошел к загону, где паслись лошади компании. Он взял уздечку из ящика со сбруей и согрел ее под плащом. Сунь холодный мундштук в теплый лошадиный рот, и лошадь тебе покажет! Выбрав серого мерина, он взнуздал его, сел в седло и затрусил вниз по склону, где разминулся с несколькими фургонами, которые везли лесорубов и трелевщиков к месту их дневных трудов.
Когда Нестор свернул с горной дороги к Долине Паломника, солнце уже сияло вовсю. Далеко на севере виднелось кубическое безобразное здание консервного завода, где обрабатывалось мясо для отправки в растущие города, а чуть восточное за отрогом в небо уже поднимался дым литейного завода — темная спираль, будто дальний смерч пятнавшая небо.
Он проехал мимо столба с доской, которая стершимися буквами приглашала путников в «Д…ли… у Пал…ка, с нас. 877». Теперь в Долине жили больше трех тысяч человек, и потребность в бревнах для новых домов грозила оголить окрестные горы.
Низкий рокот заставил его натянуть поводья, и, поглядев вверх, он увидел двукрылую летающую машину, неуклюже ползущую через небесную синеву. Тяжелый мотор помещался спереди, а под крыльями и хвостом виднелись колеса. Нестора захлестнула ненависть к ней за гнусный звук, который вторгся в его мысли. Машина приближалась, и мерин вскинул задом. Нестор торопливо спешился, крепко ухватил поводья и начал ласково поглаживать пегую голову, легонько дуть в ноздри. Мерин весь дрожал, но тут машина пролетела над ними, и ее противный рокот затих вдали.
Нестор забрался в седло и поехал домой.
Въезжая в город, Нестор старался не смотреть в сторону пожарища, где совсем недавно стояла маленькая церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
У него отвисла челюсть.
— Ты совсем рехнулась? Это же наши соседи, а ты собралась убивать их.
Бет отошла к дальней стене и сняла длинноствольное ружье исчадий. Потом посмотрела на сына и увидела не высокого широкоплечего мужчину, каким он стал, а маленького мальчика, который боялся темноты и плакал, когда грохотал гром. Она вздохнула. Вырос он настоящим красавцем: светлые коротко подстриженные волосы, сильный подбородок. Но и теперь, как тогда, он легко подчинялся другим. По природе не ведущий, а ведомый.
— Передай им, Самюэль, все, что я сказала. Слово в слово. А если кто-нибудь засомневается в моем слове, ты ему втолкуй. Первый, кто вздумает охотиться на моих друзей, умрет.
— Тебя соблазнил Дьявол! — сказал он, повернулся и гневно вышел за дверь.
Когда топот его лошади затих в темноте, из кухни выскользнула маленькая фигурка и встала за спиной у Бет. Она обернулась и вынудила себя улыбнуться.
Протянув руку, она потрепала мягкий мех на плече волченки.
— Жаль, что ты его слышала, Пакья, — сказала Бет со вздохом. — Он всегда был мягким, точно глина в руках гончара. Я виню себя. Я была слишком строга с ним. Никогда не позволяла ему поступать по-своему. И теперь он, будто камышинка, сгибается туда, куда подует ветер.
Маленькая волченка наклонила голову набок. Лицо у нее было совсем человеческое, но заросшее шерстью и вытянутое. Глаза — широкие, овальные, коричневато-золотистые с красными крапинками.
— Когда вернется Пастырь? — спросила она, смазывая слова, потому что язык у нее был длиннее человеческого.
— Не знаю, Пакья. Возможно, что и никогда. Он так старался быть истинным христианином, терпеливо сносить все насмешки и издевательства. — Бет вернулась к столу и села. Теперь тоненькая Пакья положила длинные пальцы на плечо женщины. Бет подняла руку и накрыла ладонью теплый мягкий мех. — Знаешь, я любила его, когда он был настоящим мужчиной. Но, клянусь Богом, любить святого невозможно! — Она покачала головой. — Двадцать лет его жизни обращены в пепел и прах.
— Но они не были потрачены зря, — сказала Пакья. — И они не пепел и прах. Он дал нам гордость и показал нам истинность Божьей любви. Это не малость, Бет.
— Может быть, и так, — сказала Бет без всякой убежденности. — А теперь ты должна сказать своим, что вам надо уйти глубоко в горы. Боюсь, и месяца не пройдет, как начнутся кровавые бесчинства. Поговаривают о новых охотах.
— Бог защитит нас, — сказала Пакья.
— На Бога уповай, а пистолеты держи заряженными, — негромко сказала Бет.
— У нас пистолетов нет, — возразила Пакья.
— Это присловье, малютка. И означает, что… иногда Бог хочет, чтобы мы сами о себе заботились.
— За что они нас ненавидят? Разве Диакон не сказал, что мы все — Божьи дети?
Такой простой вопрос, но у Бет не было на него ответа. Она посмотрела на волченку. Не выше пяти футов, фигура почти человеческая, только спина согнута, а длинные с тремя суставами пальцы завершаются темными когтями. Серебристо-серый мех покрывал ее с головы до ног.
— Не могу сказать почему, Пакья. И не знаю, почему Диакон переменил свое мнение. Единенцы теперь говорят, что вы мерзость. Я думаю, они просто считают, что вы иные. Однако я по опыту знаю, что людям для ненависти особые предлоги не нужны. Она просто присуща их природе. Теперь тебе лучше уйти, и пока не возвращайся. Я скоро приду в горы, принесу кое-какие припасы, когда они тут чуть поостынут.
— Я бы хотела, чтобы Пастырь был здесь, — сказала Пакья.
— Аминь. Но я предпочла бы того человека, каким он был когда-то.
Нестор пересчитал последние бумажки, засунул их в конверт, конверт запечатал и положил на уже готовую кипу. Сегодня предстояло заплатить ста сорока шести лесорубам и семи возчикам, а обменные банкноты привезли из Единства только накануне поздно вечером. Нестор поглядел на вооруженного охранника за открытой дверью сараюшки.
— Все готово, — крикнул он ему.
Закрыв расчетную книгу, Нестор встал и распрямил спину. Старший охранник, сутулый Лимис, который прежде был лесорубом, вошел внутрь и прислонил ружье к стене. Нестор смел пакеты в холщовую сумку и отдал ее Лимису.
— Долгая для тебя выдалась ночка, малый, — сказал охранник.
Нестор кивнул. Свет резал ему глаза, невыносимо хотелось спать.
— Деньги должны были доставить вчера утром, — сказал он устало. — Мы опасались, что был налет.
— Они выбрали окольный путь через Расселину, — объяснил Лимис. — Думали, что их выслеживают.
— И выслеживали?
— Кто знает? — пожал плечами Лимис. — Но говорят, в наших краях появился Лейтон Дьюк, и никто себя в безопасности не чувствует. Ну, деньги-то все-таки сюда доставили.
Нестор подошел к двери и надел тяжелый плащ. Снаружи горный воздух был ледяным, ветер задувал все сильнее. Перед сараюшкой стояли три фургона с цепями для трелевки бревен. Возчики сгрудились в кучу и болтали, ожидая, когда им заплатят. Обернувшись к Лимису, Нестор попрощался с ним и пошел к загону, где паслись лошади компании. Он взял уздечку из ящика со сбруей и согрел ее под плащом. Сунь холодный мундштук в теплый лошадиный рот, и лошадь тебе покажет! Выбрав серого мерина, он взнуздал его, сел в седло и затрусил вниз по склону, где разминулся с несколькими фургонами, которые везли лесорубов и трелевщиков к месту их дневных трудов.
Когда Нестор свернул с горной дороги к Долине Паломника, солнце уже сияло вовсю. Далеко на севере виднелось кубическое безобразное здание консервного завода, где обрабатывалось мясо для отправки в растущие города, а чуть восточное за отрогом в небо уже поднимался дым литейного завода — темная спираль, будто дальний смерч пятнавшая небо.
Он проехал мимо столба с доской, которая стершимися буквами приглашала путников в «Д…ли… у Пал…ка, с нас. 877». Теперь в Долине жили больше трех тысяч человек, и потребность в бревнах для новых домов грозила оголить окрестные горы.
Низкий рокот заставил его натянуть поводья, и, поглядев вверх, он увидел двукрылую летающую машину, неуклюже ползущую через небесную синеву. Тяжелый мотор помещался спереди, а под крыльями и хвостом виднелись колеса. Нестора захлестнула ненависть к ней за гнусный звук, который вторгся в его мысли. Машина приближалась, и мерин вскинул задом. Нестор торопливо спешился, крепко ухватил поводья и начал ласково поглаживать пегую голову, легонько дуть в ноздри. Мерин весь дрожал, но тут машина пролетела над ними, и ее противный рокот затих вдали.
Нестор забрался в седло и поехал домой.
Въезжая в город, Нестор старался не смотреть в сторону пожарища, где совсем недавно стояла маленькая церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86