— Я Взыскующий Иерусалима, — сказал незнакомец. — И я не лгу.
Он убрал пистолет в кобуру и вышел.
Один за другим мужчины поднимались с пола и подходили к трупу. Пэдлок Уилер, еле держась на ногах, спустился с возвышения. Его брат Сиф оглядел труп и покачал головой.
— И что теперь? — спросил Пэдлок.
— Пошлем сообщение в Единство, — сказал Сиф. — Им придется отрядить сюда другого Клятвоприимца. Пэдлок взял брата под руку и отвел в сторону.
— Он заявил, будто он — Йон Шэнноу.
— Я слышал, что он сказал. Это кощунство! Я съезжу завтра с ребятами к странникам. Поговорим с ними, узнаем, что там было на самом деле.
— Крейн был мерзавцем. Я не собираюсь его оплакивать. Почему не позволить им просто уехать? Сиф покачал головой.
— Он заявил, что он — Взыскующий Иерусалима. Упомянул имя святого всуе. Его все слышали. И он должен ответить за свои слова.
— Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь умер из-за мерзостей, сотворенных Крейном. Даже богохульник.
Сиф улыбнулся, не раздвигая губ.
— Я Крестоносец, Пэд. Что ты хочешь от меня?
— Будь осторожен, брат. Ты видел, как он стреляет. Сам был мишенью, но хладнокровно прицелился и отправил душу Крейна в ад. А если этот паршивец сказал правду, в чем я не сомневаюсь, так он перестрелял еще многих.
— У меня нет выбора, Пэд. Попробую взять его живым.
3
В отдаленном уголке сада крохотный сорнячок воззвал к цветам вокруг. «Почему, — спросил он, — садовник ищет убить меня? Разве я не имею права на жизнь? Разве мои листья не такие же зеленые, как у вас? Я ведь прошу только позволить мне расти и увидеть солнце. Неужели я прошу слишком многого?» Цветы поразмыслили и решили заступиться за сорнячка перед садовником. И он их послушал. День за днем сорнячок рос, становился все сильнее и сильнее, все выше и выше. Его листья затемняли остальные растения, его корни разрастались. И цветы погибали один за другим, пока не осталась одна лишь роза. Она поглядела вверх на гигантский сорняк и спросила:
«Почему ты ищешь убить меня? Разве я не имею права на жизнь? Разве мои листья не такие же зеленые, как у тебя? Я ведь прошу только позволить мне расти и увидеть солнце. Неужели я прошу слишком многого?»
«Да, ты просишь слишком многого», — сказал сорняк.
«Мудрость Диакона», глава VII
К тому времени, когда Шэнноу вернулся, Клару и ее дочку уже похоронили. Иеремия лежал в постели у себя в фургоне. Грудь у него была перебинтована, лицо посерело от скорби и боли. Шэнноу забрался внутрь и сел рядом со стариком.
— Ты его убил? — спросил Иеремия.
— Да. Я предпочел бы другое, но он выстрелил в меня.
— Этим не кончится, мистер Шэнноу, хотя я вас не виню. Не вы навлекли на нас зло, но вы должны уехать.
— Они снова явятся, и я вам понадоблюсь.
— Нет. Я поговорил с вашими пленниками, прежде чем отпустил их. Всему виной Крейн. — Иеремия вздохнул. — Люди, подобные Крейну, были и будут всегда. К счастью, всегда будут люди вроде Мередита и люди вроде вас. Это равновесие, мистер Шэнноу. Божье равновесие, если хотите.
Шэнноу кивнул.
— Зло будет всегда процветать, если люди ему не воспротивятся.
— Зло процветает так или иначе. Алчность, желание, зависть. Мы все прячем в себе семена зла. У некоторых есть сила подавлять их, но такие, как Крейн, лелеют и взращивают их. — Иеремия откинулся на подушку, устремив взгляд на худое лицо Шэнноу. — В тебе нет зла, мальчик мой. Уезжай с Богом.
— Я сожалею, старик, — сказал Шэнноу, вставая. Он выбрался наружу и увидел, что к нему идет Исида с узелком в руках.
— Я собрала патроны с убитых, и тут есть какая-то еда, — сказала она. Он поблагодарил ее и хотел пойти дальше. — Подожди! — Она протянула ему небольшой кисет. — Тут двенадцать обменных монет. Тебе понадобятся деньги.
Иеремия услышал, как скрипнуло седло под Шэнноу, а затем перестук копыт, удаляющийся от фургонов. Боль от ран была очень сильной, и старик словно уплыл с ней. Он чувствовал себя очень скверно. Его одолевала слабость.
Исида напоила его травяным настоем, и ему немного полегчало.
— Мне спокойнее, что он уехал, — сказала она. — Хотя он мне понравился.
Некоторое время они сидели в дружеском молчании, а потом в фургон залез Мередит.
— Подъезжают всадники, — сказал он. — Похожи на Крестоносцев.
— Приветствуйте их, а начальника приведите сюда, — распорядился Иеремия, и несколько минут спустя в фургон забрался высокий сутулый человек с кислым лицом.
— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Иеремия. Тот кивнул, снял широкополую шляпу и сел у кровати.
— Я капитан Сиф Уилер. Насколько мне известно, у вас тут есть человек, который назвался Йоном Шэнноу.
— А вы не спросите, сэр, почему тут совсем рядом свежие могилы и почему я лежу с пулей в груди?
— Я знаю почему, — буркнул Уилер, отводя глаза. — Только я тут ни при чем, менхир, и я не одобряю содеянного. Но убитые есть и с той, и с другой стороны, а тот, кто тому причиной, тоже мертв.
— Тогда зачем преследовать Шэнноу?
— Он богохульник и еретик. Взыскующий Иерусалима — блаженной памяти — покинул землю сию двадцать лет назад, вознесенный Богом, как некогда Илия в огненной колеснице, на Небеса.
— Если Бог мог вознести его, как он, разумеется, мог, — сказал Иеремия, тщательно выбирая слова, — то он может и вернуть его на землю.
— Я не оспариваю этого, менхир. А скажу вот что: если бы благой Господь и правда соизволил вернуть нам Взыскующего Иерусалима, не думаю, что он явился бы с опаленными волосами и в заплатанной одежде. Но довольно об этом. В каком направлении он уехал?
— Тут я не могу помочь вам, сэр. Я лежал у себя в фургоне, когда он уехал. Вам придется спросить моих людей.
Уилер встал, направился к двери, потом обернулся.
— Я уже сказал, что не одобряю содеянного здесь, — сказал он негромко. — Но заруби себе на носу, фургонщик, я разделяю мнение Крейна о таких, как вы. Вы — пятно на Господней земле. Как говорил Диакон, «среди нас нет места падальщику. Мы приветствуем только тех, кто строит города Господни». Завтра к вечеру чтобы духа вашего не было на землях Чистоты.
Шэнноу ехал на север в сторону плато. Под ним был гнедой мерин, молодой и сильный, но он устал за ночь и дышал тяжело. Шэнноу спешился и повел коня в деревья в поисках пещеры или хотя бы поляны, укрытой от ветра. Он замерз, и им овладело уныние.
Потеря памяти тяготила его, но он мог ее терпеть. Однако что-то другое грызло его в замкнутых глубинах его сознания. Этой ночью он убил многих, но для Иерусалимца в этом не было ничего нового. «Я не искал боя, — сказал он себе. — Они рыскали в поисках крови и нашли ее. Свою собственную кровь. Такова цена насилия». И все-таки мысль об убитых им его тяготила. Шэнноу споткнулся, силы оставляли его. Он понимал, что его раны еще слишком свежи для таких блужданий, но заставил себя идти дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86