А за Соней присмотреть некому. Платная сиделка тут не поможет... Вы ее подруга, так будьте подругой до конца!
– До какого конца?! – пугалась я, на этом разговоры обычно завершались.
Несколько раз к Соне приходили посетители – коллеги по работе и даже директор их магазина. Соня вежливо выслушивала их пожелания скорейшего выздоровления, а потом несколько картинно падала в обморок. Коллеги пугались, я принималась хлопотать возле больной, визит комкался, разговоры смолкали... Черт знает что! Как-то, после очередного обморока, когда я отвела Соню в спальню и уложила там, дав успокоительных капель, со мной решила поговорить директриса магазина «Экзотика».
– Вы ведь единственная подруга Сони, верно? – спросила она меня.
– Я подруга, но не думаю, что единственная. Разве на работе у Сони не было подруг?
– Таких преданных – нет. Пожалуйста, не оставляйте ее. Она должна поправиться, но на это нужно время и близкий человек рядом. Думаю, у Сони нет никого ближе вас. А если вас смущают финансовые вопросы, то... – Директриса выложила на столик карточку «Виза». – Я завела эту карту на вас. Тратьте сколько пожелаете, только помогите Соне стать прежней!
– Спасибо за карту, – хмыкнула я. – Но подумайте сами: какая из меня сиделка?
– А вы наймите сиделку, – посоветовала директриса. – Она снимет с вас часть нагрузки. Но все равно в основном за Соней должны присматривать вы.
Я подумала и согласилась. Наняла сиделку-медсестру через частное агентство «Добрые руки», а сама... Сама пыталась хоть как-то помочь Соне возвратить ей интерес к жизни.
– Вы не волнуйтесь, – сказала мне сиделка. – У больных-сердечников такое бывает, особенно в первый год после приступа. Им кажется, будто они стали стеклянными, оттого их внешний мир только пугает. Она будет прежней.
Как выяснилось, все те, кто обещал Соне, что она станет прежней, глубоко ошибались. Соня не стала прежней.
А со временем я вообще перестала понимать, кем она стала.
И началось все с того, что Соне перестал нравиться интерьер ее прекрасного особняка.
– Эта мебель просто уродует здесь все, – сказала Соня. – Не понимаю, как она могла нравиться мне раньше.
– Твои вкусы изменились, – заметила я Соне. – Какой бы ты хотела видеть эту комнату?
– Всю мебель надо вынести, – заявила Соня, – стены обить панелью из темного дерева. Под потолком протянуть шнуры и на них навесить длинные полотна алого шелка. На пол кинуть ковры и большие подушки для сидения. Это будет комната для медитации, стихосложения и каллиграфии.
– Для чего? – изумленно переспросила я.
И это было только начало. Когда гостиная под четким руководством Сони обрела вид то ли китайской опиумокурильни, то ли персидского гарема, со мной пожелала приватно поговорить ночная сиделка Сони (я наняла и ночную сиделку, чтобы за Соней был безотлучный и беспрерывный присмотр).
– Что такое? – спросила я.
– Бредит она по ночам, мечется, – вздохнула сиделка – женщина с лицом обыденным и простым как молоко. – Говорит что-то, а не разобрать. И будить ее боюсь – вдруг хуже станет!
– Хорошо, – сказала я. – Я вместо вас посижу несколько ночей.
(Поначалу я не поверила сиделке и все ее разговоры сочла поводом для того, чтобы не явиться на дежурство).
Первые две ночи я дежурила у Сони в спальне. Спальня, кстати, тоже изменилась. Отсюда вынесли всю мебель, включая настенное зеркало. Вместо этого также были стены, обитые деревянными панелями, полотнища шелка от потолка до пола (на сей раз бледно-лилового цвета), ковры и нечто вроде ложа, сооруженного из огромного количества подушек и одеял. На этом ложе и спала Соня. Я заметила рядом с ложем маленький металлический столик, на котором могла уместиться только лампа для ароматических курений и деревянная расческа. Ни этой лампы, ни расчески я раньше у Сони не видела.
Так вот, две ночи из моего дежурства Соня спала спокойно. Замечу, кстати, что ночи эти были лунные, яркий свет полной луны заливал серебром и ртутью сад вокруг Сониного особняка. А на третью ночь небо внезапно затянуло плотными облаками, так что лунному свету не осталось ни малейшей щелки, чтоб пробиться и осветить землю. Тьма и тишина стояла за стенами дома. В десять вечера я позвонила Марку – просто так, чтобы не чувствовать гнетущей тишины дома и собственного одиночества. Соня сидела в «комнате для медитаций» и что-то выводила на большом листе бумаги обычной кисточкой для век.
– Марк, – сказала я. – Мне что-то жутко. Ты бы заехал к нам на днях.
– А что?
– Соня... меняется, – произнесла я неопределенно. – И меняет дом.
– То есть как меняет?
– Меняет всю обстановку в доме, мебель выбрасывает...
– А с точки зрения фэн-шуй это хорошо или плохо?
– Что? – Я осеклась и вдруг поняла, насколько я глупа. За всеми этими проблемами я совершенно упустила из виду сверить Сонины перемены в интерьере с принципами фэн-шуй! – Марк, я просто идиотка! Я... Я потом тебе позвоню, ладно?
– Ладно, – озадаченно сказал Марк и отключил телефон.
Как же я раньше не догадалась оценить перемены в Сонином доме с точки зрения фэн-шуй!
– Я сделаю это завтра, – договорилась я сама с собой...
– Я иду спать, – послышался из гостиной лишенный всех эмоций Сонин голос.
Я немедленно оказалась рядом с нею:
– Я провожу тебя в спальню, Соня.
Она не противилась. Я взяла подругу под руку (какой безвольной, словно лишенной костей показалась мне эта рука!) и повела ее в спальню. Там помогла ей раздеться и возлечь на импровизированное ложе.
– Благодарю, – сказала мне Соня. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила я.
– Ты ступай, – сказала мне Соня. – Я скоро засну.
– Хорошо, – ответила я и вышла из комнаты. Полотнища бледно-лилового шелка мерно колыхались, словно гигантские водоросли в гигантском же аквариуме.
Я спустилась в гостиную, которую, впрочем, трудно было сейчас назвать гостиной. Здесь на полу были в беспорядке разбросаны листы бумаги, на которых Соня весь вечер что-то упорно чертила. Я подняла один лист, пригляделась...
Это был неумелый, но явно правильный иероглиф «колодец»!
На остальных листах предстал тот же иероглиф, только в разной степени правильности. Соня тренировалась, набивала руку, чтобы изобразить этот иероглиф совершенным. Но зачем? И потом...
Соня никогда не говорила мне, что знает иероглифическое письмо!
Тем более письмо примерно десятого-двенадцатого веков...
Я собрала листы в аккуратную стопку и подумала, что ради такого случая неплохо было бы приобрести для Сони каллиграфический набор. Кажется, в магазине «Экзотика» таковые имеются...
Ну, еще я подумала, конечно, что схожу с ума и листы с иероглифами мне просто мерещатся. Но эти неконструктивные мысли я просто опускаю.
На моих часах было без четверти двенадцать, когда я услышала из комнаты Сони голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– До какого конца?! – пугалась я, на этом разговоры обычно завершались.
Несколько раз к Соне приходили посетители – коллеги по работе и даже директор их магазина. Соня вежливо выслушивала их пожелания скорейшего выздоровления, а потом несколько картинно падала в обморок. Коллеги пугались, я принималась хлопотать возле больной, визит комкался, разговоры смолкали... Черт знает что! Как-то, после очередного обморока, когда я отвела Соню в спальню и уложила там, дав успокоительных капель, со мной решила поговорить директриса магазина «Экзотика».
– Вы ведь единственная подруга Сони, верно? – спросила она меня.
– Я подруга, но не думаю, что единственная. Разве на работе у Сони не было подруг?
– Таких преданных – нет. Пожалуйста, не оставляйте ее. Она должна поправиться, но на это нужно время и близкий человек рядом. Думаю, у Сони нет никого ближе вас. А если вас смущают финансовые вопросы, то... – Директриса выложила на столик карточку «Виза». – Я завела эту карту на вас. Тратьте сколько пожелаете, только помогите Соне стать прежней!
– Спасибо за карту, – хмыкнула я. – Но подумайте сами: какая из меня сиделка?
– А вы наймите сиделку, – посоветовала директриса. – Она снимет с вас часть нагрузки. Но все равно в основном за Соней должны присматривать вы.
Я подумала и согласилась. Наняла сиделку-медсестру через частное агентство «Добрые руки», а сама... Сама пыталась хоть как-то помочь Соне возвратить ей интерес к жизни.
– Вы не волнуйтесь, – сказала мне сиделка. – У больных-сердечников такое бывает, особенно в первый год после приступа. Им кажется, будто они стали стеклянными, оттого их внешний мир только пугает. Она будет прежней.
Как выяснилось, все те, кто обещал Соне, что она станет прежней, глубоко ошибались. Соня не стала прежней.
А со временем я вообще перестала понимать, кем она стала.
И началось все с того, что Соне перестал нравиться интерьер ее прекрасного особняка.
– Эта мебель просто уродует здесь все, – сказала Соня. – Не понимаю, как она могла нравиться мне раньше.
– Твои вкусы изменились, – заметила я Соне. – Какой бы ты хотела видеть эту комнату?
– Всю мебель надо вынести, – заявила Соня, – стены обить панелью из темного дерева. Под потолком протянуть шнуры и на них навесить длинные полотна алого шелка. На пол кинуть ковры и большие подушки для сидения. Это будет комната для медитации, стихосложения и каллиграфии.
– Для чего? – изумленно переспросила я.
И это было только начало. Когда гостиная под четким руководством Сони обрела вид то ли китайской опиумокурильни, то ли персидского гарема, со мной пожелала приватно поговорить ночная сиделка Сони (я наняла и ночную сиделку, чтобы за Соней был безотлучный и беспрерывный присмотр).
– Что такое? – спросила я.
– Бредит она по ночам, мечется, – вздохнула сиделка – женщина с лицом обыденным и простым как молоко. – Говорит что-то, а не разобрать. И будить ее боюсь – вдруг хуже станет!
– Хорошо, – сказала я. – Я вместо вас посижу несколько ночей.
(Поначалу я не поверила сиделке и все ее разговоры сочла поводом для того, чтобы не явиться на дежурство).
Первые две ночи я дежурила у Сони в спальне. Спальня, кстати, тоже изменилась. Отсюда вынесли всю мебель, включая настенное зеркало. Вместо этого также были стены, обитые деревянными панелями, полотнища шелка от потолка до пола (на сей раз бледно-лилового цвета), ковры и нечто вроде ложа, сооруженного из огромного количества подушек и одеял. На этом ложе и спала Соня. Я заметила рядом с ложем маленький металлический столик, на котором могла уместиться только лампа для ароматических курений и деревянная расческа. Ни этой лампы, ни расчески я раньше у Сони не видела.
Так вот, две ночи из моего дежурства Соня спала спокойно. Замечу, кстати, что ночи эти были лунные, яркий свет полной луны заливал серебром и ртутью сад вокруг Сониного особняка. А на третью ночь небо внезапно затянуло плотными облаками, так что лунному свету не осталось ни малейшей щелки, чтоб пробиться и осветить землю. Тьма и тишина стояла за стенами дома. В десять вечера я позвонила Марку – просто так, чтобы не чувствовать гнетущей тишины дома и собственного одиночества. Соня сидела в «комнате для медитаций» и что-то выводила на большом листе бумаги обычной кисточкой для век.
– Марк, – сказала я. – Мне что-то жутко. Ты бы заехал к нам на днях.
– А что?
– Соня... меняется, – произнесла я неопределенно. – И меняет дом.
– То есть как меняет?
– Меняет всю обстановку в доме, мебель выбрасывает...
– А с точки зрения фэн-шуй это хорошо или плохо?
– Что? – Я осеклась и вдруг поняла, насколько я глупа. За всеми этими проблемами я совершенно упустила из виду сверить Сонины перемены в интерьере с принципами фэн-шуй! – Марк, я просто идиотка! Я... Я потом тебе позвоню, ладно?
– Ладно, – озадаченно сказал Марк и отключил телефон.
Как же я раньше не догадалась оценить перемены в Сонином доме с точки зрения фэн-шуй!
– Я сделаю это завтра, – договорилась я сама с собой...
– Я иду спать, – послышался из гостиной лишенный всех эмоций Сонин голос.
Я немедленно оказалась рядом с нею:
– Я провожу тебя в спальню, Соня.
Она не противилась. Я взяла подругу под руку (какой безвольной, словно лишенной костей показалась мне эта рука!) и повела ее в спальню. Там помогла ей раздеться и возлечь на импровизированное ложе.
– Благодарю, – сказала мне Соня. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила я.
– Ты ступай, – сказала мне Соня. – Я скоро засну.
– Хорошо, – ответила я и вышла из комнаты. Полотнища бледно-лилового шелка мерно колыхались, словно гигантские водоросли в гигантском же аквариуме.
Я спустилась в гостиную, которую, впрочем, трудно было сейчас назвать гостиной. Здесь на полу были в беспорядке разбросаны листы бумаги, на которых Соня весь вечер что-то упорно чертила. Я подняла один лист, пригляделась...
Это был неумелый, но явно правильный иероглиф «колодец»!
На остальных листах предстал тот же иероглиф, только в разной степени правильности. Соня тренировалась, набивала руку, чтобы изобразить этот иероглиф совершенным. Но зачем? И потом...
Соня никогда не говорила мне, что знает иероглифическое письмо!
Тем более письмо примерно десятого-двенадцатого веков...
Я собрала листы в аккуратную стопку и подумала, что ради такого случая неплохо было бы приобрести для Сони каллиграфический набор. Кажется, в магазине «Экзотика» таковые имеются...
Ну, еще я подумала, конечно, что схожу с ума и листы с иероглифами мне просто мерещатся. Но эти неконструктивные мысли я просто опускаю.
На моих часах было без четверти двенадцать, когда я услышала из комнаты Сони голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63