– На случай, если Мадригал объявит его в угон или еще чего.
– Думаешь, он может нам угрожать? – спросил я.
– Не в открытую, – уверенно ответил Томас. – Он скорее шакал, а не волк.
– Мысли позитивнее, – посоветовал я. – Может, Пугало повернулось и догнало его.
Томас вздохнул:
– Мечты, мечты… Он скользкая мелкая крыса, но он выживет. – Мой братец поднял взгляд на церковь. – Я посторожу здесь. Как разберешься с делами там, выходи.
До меня дошло. Томас не хотел ступать на освященную территорию. Как вампир Белой Коллегии он был настолько близок к людям, насколько это вообще возможно для вампира. Я знал, что освященные объекты не оказывали на него особого действия. Так что дело тут не в сверхъестественной аллергии. Дело просто в восприимчивости.
Томас не хотел заходить в церковь потому, что не питал иллюзий относительно того, что Всевышний и его ведомства будут от него в восторге. Как и я, в делах мирских он предпочитал не высовываться. И уж если он вернулся к прежнему образу жизни, то и на экране теологического радара он явно старался не засвечиваться. Хуже того, вступи он в такое место, и это могло бы заставить его усомниться в избранном им пути – а значит, снова рваться на части.
В общем, я понимал, что он чувствует.
Я не бывал в церкви с тех пор, как коснулся рукой монеты Ласкиэли. Блин, да у меня в башке сидел гребаный падший ангел… ну по крайней мере факсимильная копия. Если это не оплеуха Богу, то уж и не знаю, как это назвать.
Однако мне нужно было делать свою работу.
– Будь осторожен, – вполголоса посоветовал я. – Позвони Мёрфи. Скажи ей, что происходит.
– Ты бы отдохнул, Гарри, – ответил Томас. – Вид у тебя паршивый.
– У меня всегда вид паршивый, – гордо заявил я и протянул ему руку. Он осторожно сжал мои пальцы своими, сел в Мадригалов фургон и уехал.
Я кивнул, подошел к служебному входу и постучал. Я снова был в своей кожаной куртке – для Дэниела нашлось одеяло. И плевать на жару. Мне нужна защита. Привычная тяжесть на плечах приятно успокаивала.
Фортхилл открыл дверь на мой стук полностью одетый – вплоть до стоячего воротничка, неестественно белевшего в ночи. Взгляд его голубых глаз скользнул мне за спину, на стоянку, и он без лишних слов поспешил к машине Черити. Я последовал за ним. Вместе мы разгрузили машину. Алисия отвела в дом младших братьев и сестер, Фортхилл с Черити перенесли туда же Дэниела, я старался не отставать от них с двумя так и не проснувшимися младшими под мышками.
Фортхилл проводил нас в кладовую, которая в экстренных ситуациях служит у него спальней для беженцев. С полдюжины сложенных раскладушек стояли у стены; еще одна стояла на полу, занятая кем-то, с головой укрытым одеялом. Фортхилл и Черити уложили сначала Дэниела, потом остальных.
– Что случилось? – спросил Фортхилл вполголоса, чтобы не разбудить спящих. Голос его звучал совершенно спокойно.
Мне не хотелось слушать, как Черити рассказывает об этом.
– Ноги затекли, – сказал я им. – Надо выйти, размять. Найдете меня, когда Дэниел придет в сознание?
– Очень хорошо, – кивнула Черити.
Фортхилл, нахмурившись, переводил взгляд с нее на меня и обратно.
Мыш не без усилия встал и, хромая, подошел ко мне.
– Нет, малыш, – сказал я ему. – Оставайся здесь и сторожи детей.
Мыш улегся обратно с почти благодарным вздохом.
Я повернулся и пошел. Мне было все равно, куда идти. Слишком много всякого вертелось в моей голове. Я просто шел. Само по себе движение не панацея, но я достаточно устал, чтобы оно не позволяло мыслям и эмоциям захлестнуть меня с головой. Я шел по коридорам и пустым помещениям.
Я оказался в зале. Мне приходилось бывать на стадионах меньшего размера. Сияющий полированный паркет покрывал весь пол здания. Поперек нефа тянулись ряды деревянных скамей, а с другой стороны от меня возвышался потрясающей красоты резной алтарь. Вместе с балконом и хорами зал вмещает больше тысячи человек, и по воскресеньям здесь проводится восемь служб на четырех разных языках.
Но помимо размеров и красоты, здесь имеется и еще кое-что, отличающее храм от обычного здания. Я ощущаю здесь негромкую энергию, глубокую, согревающую и ободряющую. Здесь спокойно. С минуту я постоял в пустом зале, закрыв глаза. Мне нужен был покой – столько, сколько возможно. Потом я медленно пересек помещение, невольно восхищаясь его красотой, и поднялся на балкон, в темный угол.
Я сел и прислонил голову к стене.
В голове моей зазвучал голос Ласкиэли – очень тихий и какой-то странный. Грустный.
Здесь красиво.
Я не стал утруждать себя ответом. Я даже не посоветовал ей убраться. Я подвинул голову так, чтобы она оказалась в самом углу, и закрыл глаза.
Проснулся я от шагов Фортхилла. Я не стал открывать глаза в надежде на то, что, увидев меня спящим, он уйдет.
Вместо этого он уселся в паре футов от меня и принялся терпеливо ждать.
Уловка не сработала. Я открыл глаза и посмотрел на него.
– Что случилось? – тихо спросил он.
Я сжал губы и отвернулся.
– Ничего страшного, – так же тихо произнес Фортхилл. – Если вы хотите рассказать мне, об этом не узнает больше никто.
– Может, мне не хочется говорить, – буркнул я.
– Разумеется, – кивнул он. – Но если вдруг захотите, мое предложение остается в силе. Порой единственный способ вынести тяжелое бремя – это поделиться им с кем-то. Выбор за вами.
Выбор.
Иногда мне кажется, что это было бы просто замечательно – не иметь выбора. Если бы у меня не было выбора, я не смог бы облажаться.
– Есть вещи, которыми я не стал бы делиться со священником, – сказал я не столько ему, сколько размышляя вслух.
Он кивнул. Потом снял воротничок и отложил в сторону. Он устроился на скамье поудобнее, полез в карман и извлек оттуда плоскую серебряную фляжку. Отвинтил крышку, сделал глоток и протянул фляжку мне.
– Тогда поделитесь ими с вашим барменом.
Я невольно усмехнулся в ответ. Потом тряхнул головой, взял фляжку и отхлебнул. Превосходный мягкий скотч. Я сделал еще глоток и рассказал Фортхиллу о том, что произошло на конвенте и как это выплеснулось в дом Карпентеров. Он слушал. Мы передавали фляжку из рук в руки, пока она не опустела.
– Это я послал этих тварей к ней в дом, – закончил я. – Я никак не думал, что выйдет вот так.
– Конечно, нет, – согласился он.
– Только мне от этого не очень-то легче.
– И не могло бы, – кивнул он. – Только вы должны понимать, что вы человек, обладающий властью.
– Как это?
– Власть, – произнес он, сделав рукой всеобъемлющий жест. – Вся власть одинакова. Магия. Физическая сила. Экономическая сила. Политическая. Любая власть служит единой цели – дает обладателю большую широту выбора. Порождает альтернативные образы действия.
– Ну да, – пробормотал я. – И что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Думаешь, он может нам угрожать? – спросил я.
– Не в открытую, – уверенно ответил Томас. – Он скорее шакал, а не волк.
– Мысли позитивнее, – посоветовал я. – Может, Пугало повернулось и догнало его.
Томас вздохнул:
– Мечты, мечты… Он скользкая мелкая крыса, но он выживет. – Мой братец поднял взгляд на церковь. – Я посторожу здесь. Как разберешься с делами там, выходи.
До меня дошло. Томас не хотел ступать на освященную территорию. Как вампир Белой Коллегии он был настолько близок к людям, насколько это вообще возможно для вампира. Я знал, что освященные объекты не оказывали на него особого действия. Так что дело тут не в сверхъестественной аллергии. Дело просто в восприимчивости.
Томас не хотел заходить в церковь потому, что не питал иллюзий относительно того, что Всевышний и его ведомства будут от него в восторге. Как и я, в делах мирских он предпочитал не высовываться. И уж если он вернулся к прежнему образу жизни, то и на экране теологического радара он явно старался не засвечиваться. Хуже того, вступи он в такое место, и это могло бы заставить его усомниться в избранном им пути – а значит, снова рваться на части.
В общем, я понимал, что он чувствует.
Я не бывал в церкви с тех пор, как коснулся рукой монеты Ласкиэли. Блин, да у меня в башке сидел гребаный падший ангел… ну по крайней мере факсимильная копия. Если это не оплеуха Богу, то уж и не знаю, как это назвать.
Однако мне нужно было делать свою работу.
– Будь осторожен, – вполголоса посоветовал я. – Позвони Мёрфи. Скажи ей, что происходит.
– Ты бы отдохнул, Гарри, – ответил Томас. – Вид у тебя паршивый.
– У меня всегда вид паршивый, – гордо заявил я и протянул ему руку. Он осторожно сжал мои пальцы своими, сел в Мадригалов фургон и уехал.
Я кивнул, подошел к служебному входу и постучал. Я снова был в своей кожаной куртке – для Дэниела нашлось одеяло. И плевать на жару. Мне нужна защита. Привычная тяжесть на плечах приятно успокаивала.
Фортхилл открыл дверь на мой стук полностью одетый – вплоть до стоячего воротничка, неестественно белевшего в ночи. Взгляд его голубых глаз скользнул мне за спину, на стоянку, и он без лишних слов поспешил к машине Черити. Я последовал за ним. Вместе мы разгрузили машину. Алисия отвела в дом младших братьев и сестер, Фортхилл с Черити перенесли туда же Дэниела, я старался не отставать от них с двумя так и не проснувшимися младшими под мышками.
Фортхилл проводил нас в кладовую, которая в экстренных ситуациях служит у него спальней для беженцев. С полдюжины сложенных раскладушек стояли у стены; еще одна стояла на полу, занятая кем-то, с головой укрытым одеялом. Фортхилл и Черити уложили сначала Дэниела, потом остальных.
– Что случилось? – спросил Фортхилл вполголоса, чтобы не разбудить спящих. Голос его звучал совершенно спокойно.
Мне не хотелось слушать, как Черити рассказывает об этом.
– Ноги затекли, – сказал я им. – Надо выйти, размять. Найдете меня, когда Дэниел придет в сознание?
– Очень хорошо, – кивнула Черити.
Фортхилл, нахмурившись, переводил взгляд с нее на меня и обратно.
Мыш не без усилия встал и, хромая, подошел ко мне.
– Нет, малыш, – сказал я ему. – Оставайся здесь и сторожи детей.
Мыш улегся обратно с почти благодарным вздохом.
Я повернулся и пошел. Мне было все равно, куда идти. Слишком много всякого вертелось в моей голове. Я просто шел. Само по себе движение не панацея, но я достаточно устал, чтобы оно не позволяло мыслям и эмоциям захлестнуть меня с головой. Я шел по коридорам и пустым помещениям.
Я оказался в зале. Мне приходилось бывать на стадионах меньшего размера. Сияющий полированный паркет покрывал весь пол здания. Поперек нефа тянулись ряды деревянных скамей, а с другой стороны от меня возвышался потрясающей красоты резной алтарь. Вместе с балконом и хорами зал вмещает больше тысячи человек, и по воскресеньям здесь проводится восемь служб на четырех разных языках.
Но помимо размеров и красоты, здесь имеется и еще кое-что, отличающее храм от обычного здания. Я ощущаю здесь негромкую энергию, глубокую, согревающую и ободряющую. Здесь спокойно. С минуту я постоял в пустом зале, закрыв глаза. Мне нужен был покой – столько, сколько возможно. Потом я медленно пересек помещение, невольно восхищаясь его красотой, и поднялся на балкон, в темный угол.
Я сел и прислонил голову к стене.
В голове моей зазвучал голос Ласкиэли – очень тихий и какой-то странный. Грустный.
Здесь красиво.
Я не стал утруждать себя ответом. Я даже не посоветовал ей убраться. Я подвинул голову так, чтобы она оказалась в самом углу, и закрыл глаза.
Проснулся я от шагов Фортхилла. Я не стал открывать глаза в надежде на то, что, увидев меня спящим, он уйдет.
Вместо этого он уселся в паре футов от меня и принялся терпеливо ждать.
Уловка не сработала. Я открыл глаза и посмотрел на него.
– Что случилось? – тихо спросил он.
Я сжал губы и отвернулся.
– Ничего страшного, – так же тихо произнес Фортхилл. – Если вы хотите рассказать мне, об этом не узнает больше никто.
– Может, мне не хочется говорить, – буркнул я.
– Разумеется, – кивнул он. – Но если вдруг захотите, мое предложение остается в силе. Порой единственный способ вынести тяжелое бремя – это поделиться им с кем-то. Выбор за вами.
Выбор.
Иногда мне кажется, что это было бы просто замечательно – не иметь выбора. Если бы у меня не было выбора, я не смог бы облажаться.
– Есть вещи, которыми я не стал бы делиться со священником, – сказал я не столько ему, сколько размышляя вслух.
Он кивнул. Потом снял воротничок и отложил в сторону. Он устроился на скамье поудобнее, полез в карман и извлек оттуда плоскую серебряную фляжку. Отвинтил крышку, сделал глоток и протянул фляжку мне.
– Тогда поделитесь ими с вашим барменом.
Я невольно усмехнулся в ответ. Потом тряхнул головой, взял фляжку и отхлебнул. Превосходный мягкий скотч. Я сделал еще глоток и рассказал Фортхиллу о том, что произошло на конвенте и как это выплеснулось в дом Карпентеров. Он слушал. Мы передавали фляжку из рук в руки, пока она не опустела.
– Это я послал этих тварей к ней в дом, – закончил я. – Я никак не думал, что выйдет вот так.
– Конечно, нет, – согласился он.
– Только мне от этого не очень-то легче.
– И не могло бы, – кивнул он. – Только вы должны понимать, что вы человек, обладающий властью.
– Как это?
– Власть, – произнес он, сделав рукой всеобъемлющий жест. – Вся власть одинакова. Магия. Физическая сила. Экономическая сила. Политическая. Любая власть служит единой цели – дает обладателю большую широту выбора. Порождает альтернативные образы действия.
– Ну да, – пробормотал я. – И что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126